Жюльетта Бенцони - Король нищих

Служба в соборе была величественной. Архиепископ Парижский монсеньер де Гонди и коадъютер, его племянник аббат де Гонди, провели торжественную церемонию с надлежащей торжественностью и пышностью. Проповедь с большим талантом произнес племянник, но Сильви не совсем поняла, ] почему он, вознося горячую хвалу Богу за то, что тот увенчал победой войска короля Франции, счел уместным предостеречь того же самого короля против излишнего самодовольства и напомнил ему, что народ, оплачивающий войны собственной кровью, несправедливо заставлять расплачиваться за них дважды.

После такой проповеди королева, покидая собор, была в ярости, а Мазарини, которому во время шествия доставалось больше негодующих возгласов, чем благословений, выглядел растерянно. Юный король был откровенно раздражен.

— Господин коадъютер, по-моему, слишком большой друг господ из парламента, чтобы когда-нибудь стать моим другом, — недовольно сказал он матери.

— Это опасный человек, которому нельзя, доверять, — ответила сыну Анна Австрийская.

Больше ничего не омрачило торжественный благодарственный молебен Господу, и в Пале-Рояль кортеж вернулся сопровождаемый все тем же немыслимым восторгом народа, хотя юный монарх выглядел рассеянным, даже мрачным. Сильви осведомилась о его здоровье.

— Не знаю почему, но я чувствую, что зреет какая-то неприятность, — ответил Людовик. — Вы обратили внимание, как угрожающе улыбался кардинал, вернувшись во дворец?

— Да, государь, хотя вашему величеству известно, что политика мне совершенно чужда.

— Вот и прекрасно. Женщины должны довольствоваться тем, чтобы быть красивыми, — прибавил он, изменив тон и взяв за руку молодую женщину, — а вы, мадам, сегодня настоящее чудо…

Под взглядом мальчика, в котором уже чувствовался взгляд будущего мужчины, Сильви покраснела. Людовик неожиданно вновь обрел хорошее настроение:

— Какое удовольствие заставить покраснеть красивую женщину! Со мной это случается впервые. Благодарю вас, дорогая моя Сильви. Теперь я позволю дать вам один совет: вы должны как можно скорее возвращаться в Конфлан к вашей маленькой Мари. Во время мессы я услышал слова, убедившие меня в том, что сегодня город может взволноваться…

— В праздничный день это вполне естественно.

— Я предпочел бы знать, что вы находитесь в безопасности в своем доме. Не волнуйтесь, я скажу матери, что нашел вас несколько утепленной — ведь вы болели в последнее время, не правда ли? — и я снова отправил вас на свежий воздух…

Сильви охотно согласилась, растроганная заботливостью этого поистине необыкновенного мальчика, который ко всему прочему обладал еще и превосходным слухом. Вокруг действительно поднимался какой-то необычный шум, крики, слышались даже выстрелы. А когда Сильви покидала Пале-Рояль, на парадный двор въехала карета коадъютера Поля де Гонди, которую сопровождали маршал де Ла Мейере и новый полицейский комиссар Шатле Дре д'Обре, выглядевший совершенно потерянным.

Гонди в короткой мантии и стихаре с узкими рукавами выскочил из кареты, улыбнулся, увидев Сильви, торопливо ее благословил и устремился во дворец со своими двумя попутчиками. Шум, казалось, становится все ближе, и Сильви в нерешительности остановилась.

— Ну, что мы делаем, госпожа герцогиня? — спросил Грегуар.

— Если вас не пугает эта небольшая суматоха, то мы едем, друг мой…

Вместо ответа старик щелкнул кнутом и тронул с места лошадей. Но далеко они не уехали: на подъезде к Круа-дю-Трауар они попали в скопление людей, одетых, разумеется, по-праздничному, но с жаром требовавших выдать им голову Мазарини. Грегуар пытался уговорить их пропустить карету, но ему приказали поворачивать обратно, сообщив при этом, что все ворота Парижа закрыты, и посоветовав побыстрее убираться отсюда, если он хочет остаться в живых. Тут из окна кареты выглянула Сильви и попросила:

— Дайте нам проехать, прошу вас! Я должна вернуться в Конфлан.

— Смотри-ка! Да она хорошенькая! — воскликнул какой-то растрепанный верзила.

Вдруг Грегуар рассердился и угрожающе поднял хлыст:

— Ты как разговариваешь с дамой! Ты обращаешься к госпоже герцогине де Фонсом, невежа!

— Я ничего плохого не сказал, — возразил парень. — Я только сказал, что она хорошенькая. Разве это оскорбление?

— Может быть, но ты лучше объяснил бы, из-за чего весь этот шум.

В разговор вмешалась дородная кумушка, румяная, как корзина с розами, и одетая в нарядное выходное платье торговки с Крытого рынка:

— Да это все из-за господина советника Брусселя, которого Мазарини приказал арестовать у него дома и посадить в тюрьму. Такого хорошего человека! Отца несчастного народа! А за что его в тюрьму? Нет, вы послушайте меня! Все из-за того, что господин Бруссель пытается не дать Мазарини вытянуть из нас эти налоги — последние гроши. Вот мы сами и займемся этим делом, а вам, госпожа герцогиня, лучше вернуться на улицу Кенкампуа.

— Вы знаете меня?

— Нет, но ваши люди берут у меня овощи, потому я и знаю, где вы живете, — объяснила торговка. — А меня зовут госпожа Пакетт, рада вам служить!

Очень польщена, — улыбнулась Сильви, — но летом я обычно живу в Конфлане, куда очень хотела бы поехать к моей маленькой дочери.

Госпожа Пакетт бесцеремонно оперлась на дверцу кареты.

— Сегодня вечером туда ехать и думать нечего, госпожа герцогиня. Тут заваривается каша, и через час в Париже будет жарко. Мы послали наших людей ко всем воротам, чтобы задержать кареты с арестованными. Ведь Брусселя везут в Сен-Жермен, а Блаемениля отправляют в Венсенн. Поэтому мы и займемся тем, чтобы Мазарини отдал нам их, да поскорее. Так что поверьте мне и спокойно поезжайте на улицу Кенкампуа! Если хотите, я вас провожу, чтобы ничего не случилось.

— Черт возьми! Да вы знатная особа! — усмехнулся Грегуар.

— Ну да, толстяк, и мои друзья сидят повыше, чем ты на своем насесте, будь уверен! Ты, верно, слышал о его светлости герцоге де Бофоре? Так знай, подчиняюсь я только ему! И надо признать, он красавец мужчина! — со вздохом прибавила она.

Парень, восхищавшийся красотой Сильви, ткнул рыночную торговку локтем в бок.

— Вы слишком много болтаете, госпожа Пакетт! Разве вам не известно, что никто не знает, где он? И потом, ни к чему выкрикивать его имя на всех перекрестках. Никогда не знаешь, кто вас услышит.

— Да ладно тебе, сопляк! Вздумал меня учить, а я сама кого хочешь обучу такому!.

Сильви сгорала от желания побольше узнать о том, какие отношения связывают Франсуа с торговкой овощами, но молодой верзила решительно взял все в свои руки. — Ну что, значит, едем на улицу Кенкампуа?

— Нет. Мы едем на улицу Турнель, если не возражаете.

— Нисколько!

И встав между первой парой лошадей, он взял их под уздцы и повел карету сквозь толпу. Выйдя на свободное место, он отвесил Сильви такой низкий поклон, что почти уткнулся носом в ее колени; потом, выпрямившись, послал воздушный поцелуй.

— Вот вы и свободны, госпожа герцогиня! До скорого свидания, надеюсь, я в жизни не видел такой милой герцогини, как вы!

Сказав это, он побежал назад, тогда как польщенная Сильви звонко засмеялась. К сожалению, у дома крестного Сильви пришлось ждать довольно долго, пока ей открыли, и она узнала, что в доме осталась только Николь Ардуэн. Утром сам шевалье и Корантен уехали в Ане по просьбе госпожи де Вандом. Поэтому Ннколь воспользовалась этим, чтобы устроить большую уборку. Несмотря на радушный прием, Сильви сразу поняла, что будет в доме помехой.

— Когда крестный вернется, скажите ему, что я жду его в Конфлане, — сказала она. — Он давно мне обещает, но так и не едет.

Эти слова вовсе не были упреком. Сильви понимала, что после заключения в тюрьму Франсуа Персеваль отдавал всего себя гонимому семейству Ван-Домов. Кроме того, время и обстоятельства теснее Укрепили узы дружбы, которые связывали шевалье с его другом Теофрастом Ренодо. Он переживал сейчас не лучшие времена: Ренодо преследовали и новый режим, и его собственные сыновья, грозившие отобрать у него руководство «Газетт де Франс»…

— Он приедет… Обещаю вам, непременно приедет! — заверила ее Николь с поклоном.

Задерживаться дольше не было необходимости, и Сильви пришлось вернуться на улицу Кенкампуа.

Возвратившись домой, Сильви почувствовала себя вполне успокоенной. Дом казался тихой гаванью, островом, на котором не ощущалась начинавшаяся на море буря. Правда, среди прислуги чувствовалось какое-то волнение, но строгий дворецкий Беркен и его супруга экономка Жавотт вполне справлялись с лакеями и горничными, поддерживая порядок. Они отрядили лакея и поваренка, чтобы не быть захваченными врасплох в случае возможного мятежа.

Весь день было жарко, но с наступлением сумерек над городом поползли грозовые облака. Сильви, с удовольствием освежившись в ванне, сменила парадное платье на белый, украшенный кружевами батистовый халат. Есть она не хотела, поэтому, слегка перекусив, отослала горничных, сказав, что больше не нуждается в их услугах и ко сну приготовится сама. После этого Сильви спустилась в сад, намереваясь пробыть там как можно дольше, если только ее не выгонит оттуда гроза…

Но гроза никак не желала разражаться, а необычный шум, как оказалось, шел отнюдь не с небес: казалось, он доносился из-под земли, как будто все жители Парижа одновременно занялись строительством, что и создавало в ночи какие-то странные звуки. Сегодня вечером танцев не устраивали, и Сильви, углубившись в заросли, увидела безмолвный соседний дом. От вида темных окон ей стало даже легче: она уже не столь сильно ощущала какую-то вину и, укрывшись в увитой розами беседке, могла без угрызений совести наслаждаться прохладой сада, заботливо политого слугами перед заходом солнца. Это одиночество вдали от домашней суеты — в доме готовились ко сну — очень ее успокаивало. Это одиночество было так приятно, что Сильви даже задремала, когда на соседней церкви святого Жиля часы пробили десять…

Внезапные звуки шагов вернули ее к реальности.

По ту сторону стены кто-то осторожно шел — шаги были едва слышны.

Сначала Сильви замерла на месте, потом бесшумно встала, прислушиваясь, и подумала о госпоже Де Монбазон, но шелест шелкового платья не сопровождал звуки шагов, которые вдруг ненадолго замерли. Тут Сильви поняла, что это мужчина и что он остановился у самой стены, — Сильви услышала характерные звуки, сменившиеся запахом табака: незнакомец остановился раскурить трубку. Сильви подумала, что это мог быть сторож особняка, который решил осмотреть сад, и снова опустилась на скамью.

Но ненадолго; теперь мужчина перелезал через осыпавшуюся стену, после чего невозмутимо пошел дальше, словно и не находился в чужом владении. Визитер вел себя странно — Сильви услышала, как он принялся насвистывать. Это уже было слишком, и Сильви вышла из беседки в ту секунду, когда незнакомец намеревался туда зайти. Сильви едва сдержала крик: перед ней стоял Франсуа!

Первым заговорил Франсуа: от волнения, что она видит перед собой Бофора, у молодой женщины перехватило горло.

— Сильви?! Но что вы здесь делаете? Неуместность этого вопроса сразу привела Сильви в чувство.

— Более уместного вопроса у вас нет? Каждый раз, когда мы встречаемся, вы спрашиваете, что я делаю? Не кажется ли вам, что этой ночью я должна спрашивать вас, что вы делаете у меня в доме?

В ответ Франсуа улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:

— Вы правы. Простите меня! Мое оправдание в том, что я не знал о вашем присутствии. Я считал, что лето вы проводите в Конфлане.

— Это не оправдание. По-моему, у вас здесь собственный сад. Почему же вы не гуляете там?

— Ваш сад намного красивее! Мой напоминает саванну, а если учесть, что я скрываюсь, то едва ли могу призвать садовников, чтобы привести его в порядок. Поэтому у меня вошло в привычку проводить здесь каждую ночь какое-то время, чтобы подышать ароматом ваших роз. Неужели это столь серьезная провинность?

Сильви почувствовала себя обиженной. Значит, он искал у нее только еще одно удовольствие, дополнительное удобство? В ее голосе прозвучали более жесткие нотки:

— Нет, при условии, что так ведут себя с друзьями, но я не заметила, чтобы мы ими были. В нашу последнюю встречу…

— Давайте поговорим о ней! Вы бросили мне в лицо, что выходите замуж, более того, обвенчались в тот самый день, когда меня арестовали…

— Нет, накануне, — уточнила Сильви. — Но я же не могла знать, что вы попадете в западню.

— Разве это что-либо изменило в вашей жизни?!

— Нет. Но свое слово не берут назад, если дают такому человеку, как мой муж…

— И вы, разумеется, счастливы? — саркастически бросил Франсуа. — Вы составляете идеальную пару… И, кажется, у вас дочка?

— Вы упрекаете меня за это?

Он опустился на скамью и молча смотрел на Сильви.