– Как насчет сейчас?

Сейчас? Нет. Слишком рано.

– У меня завтра шоу в Лос-Анджелесе. Мне надо вернуться в аэропорт.

– О, конечно, – Гевин наклонился, чтобы поднять портфель, но прежде я увидел складку разочарования на лбу.

Я сделал шаг к двери, но передумал.

– На самом деле, самолет зафрахтован, так что я могу остаться на некоторое время. Ну, знаешь, если ты свободен, – прижимая руки к карманам темных джинсов, я покачивался на каблуках, задержав дыхание.

Знакомая улыбка Гевина согрела меня изнутри. Он махнул рукой в направлении лифта.

– После вас.

Через несколько минут я рухнул в ближайшее кресло в просторной гостиной Гевина и оглядел его квартиру.

– Хорошее место. Ты проделал долгий путь, да?

Он приподнял свою бровь.

– Не такой длинный, как ты.

Победой в этом конкурсе был холодный комфорт. Наедине с ним спустя много лет, я решил не терять время.

– Ты бросил меня, – мой голос был разбит волнением и болью.

Гевин поморщился, как будто мое обвинение ударило его как удар по почкам.

– Мне пришлось. Я не мог там оставаться, даже ради тебя. Не все из нас рождаются с талантом, как у тебя. Я знал, что это только вопрос времени, прежде чем ты многого достигнешь. Если я хотел чего-то добиться в жизни, мне нужно было уйти из дома.

Я фыркнул. Мой успех был далеко не гарантирован. Я мог с таким же успехом петь за мелочь в переходе, а не собирать стадионы.

– Так вот как ты успокаивал себя все эти годы?

Гевин недоверчиво откинулся назад.

– Боже, Шейн. Ты был почти подростком, когда я ушел. К тому времени отец редко был рядом, и даже когда был, ты отлично знал, как его избегать.

Челюсть отвисла.

– Думаешь, меня волнует наш дерьмовый отец? Что меня беспокоит, так это то, что ты знал об аварии. Ты был моим ближайшим родственником, я дал больнице твой номер, прежде чем меня отпустили. А ты так и не появился.

– Мне сказали, что ты в порядке. И я вернулся домой в следующие выходные.

Я взорвался.

– Да, со мной все было прекрасно. Да я долбаный счастливчик! Но они сказали тебе, что я убил кого-то той ночью? Они сказали тебе, что моему лучшему другу повезло меньше, чем мне? – мне стало плохо. – Калеб умер, Гев. Он, мать твою, умер, а ты даже не вернулся домой. Где тебя черти носили?

Гевин сглотнул.

– Я учился в юридической школе, работал на трех работах, чтобы оплатить обучение. Я едва мог позволить себе аренду, не говоря уже о билете на самолет домой и выходных. И нет, они мне не сказали. Сообщили только, что ты попал в аварию, но все в порядке. Тебя не пригласили к телефону, поэтому я не мог с тобой поговорить. Ничего не знал о случившемся, пока не приехал через несколько дней, но к тому времени ты уже свалил.

Я настороженно посмотрел на Гевина.

– Ты заходил к Калебу домой?

Он кивнул.

– Его родители не помогли.

– Как можно их обвинить? Это моя вина, что мы гуляли той ночью, моя вина, что мы попали в аварию. Но я здесь, а их сын зарыт в двух метрах под землей, – мой голос надломился. Я все еще пытался смириться со смертью Калеба и жить с чувством вины. Это было непросто.

Он опустил голову, вытаскивая старые воспоминания.

– В те выходные я ездил к каждому из твоих друзей. Твоим коллегам по группе, твоим учителям, в музыкальный магазин, в котором ты практически жил. Я даже наскреб достаточно денег, чтобы нанять частного детектива после того, как вернулся в Нью-Йорк, но толку от этого было немного.

Печальная тень улыбки натянула уголки моего рта.

– Путешествие автостопом не оставляло много зацепок.

– У меня был парень, который искал тебя годами. Конечно, он искал не Шейна Хоторна, – Гевин выждал минуту, выжидательно поглядывая на меня, но я промолчал. – Пять лет назад я был в Сан-Франциско на мальчишнике. Вечером мы все пошли в клуб, и вот ты там, в качестве хэдлайнера. Не то чтобы я узнал тебя поначалу. Пропал тощий ребенок с «ежиком». Ты вырос почти на пятнадцать сантиметров, набрал не меньше двадцати килограмм. Я не мог в это поверить. Мой младший брат был на сцене, распевал песни, как будто делал это всю свою жизнь, цыпочки выкрикивали твое имя. Я чертовски тобой гордился.

У меня свело желудок. Было время, когда я бы отдал все, чтобы услышать эти слова из уст Гевина. Но то время давно прошло.

– Гордился, да? Так гордился, что даже не попытался увидеться со мной после шоу?

– Ты издеваешься? – Гевин взвыл, как возмущенный кабан, оскорбленный взглядом охотничьей стрелы. – Я дал вышибале пятьсот баксов, чтобы он пустил меня за кулисы, там я наткнулся на какую-то цыпочку, отсасывающую у тебя в гримерке. Ты просто взглянул на меня и сказал: «Это не часть шоу, брат. Проваливай и не возвращайся».

Покачав головой, я попытался раскопать какое-то подобие памяти. Я так много пил в те дни, что было удивительно, что я мог встать, не говоря уже о том, чтобы вспомнить любой из моих текстов.

– Ты думал, что я узнал тебя, потому что назвал «братом»?

– Ну конечно! Разве нет?

Резкий смех вырвался из моего горла.

– Я не помню многого из тех дней, но поверь мне, я бы не узнал веселого старого Святого Ника, если бы он встал на колени и занял место девушки.

Гевин растерянно посмотрел на него.

– Почему?

– Гев, в то время я накачивался наркотиками, выпивкой, девочками... Похоже, ты застукал меня, когда я был под кайфом. Не могу сказать точно, но сомневаюсь, что узнал тебя тогда, и уж точно не помню этого сейчас.

Упав на стул, Гевин осунулся.

– Ты ушел из дома, никогда не делал никаких усилий, чтобы сообщить мне, где ты оказался, или даже что хотя бы жив. Когда я, наконец, нашел тебя, то услышал прямо из твоих уст, что ты не хочешь, чтобы я был рядом... – правда давила на слова Гевина. – Прости меня. Мне стоило догадаться. Мне очень жаль.

Я дернулся вперед, хватаясь за плечи брата.

– Нет, ты прости. Ты всегда был моим героем, чувак. Мне было шестнадцать во время аварии, а тебе сколько, двадцать три? Мы были детьми. Мне не стоило ожидать, что как только ты узнаешь, что происходит, то просто появишься из ниоткуда и спасешь меня от катастрофы, которую я сотворил.

Лицо Гевина искривилось, длинные пальцы обвились вокруг коленей.

– Да, хорошо. Я не герой. Ни тогда, ни сейчас. Но если бы я мог сделать это снова, я был бы рядом с тобой. Был там для всего.

Я проглотил комок, который мешался более десяти лет.

– Спасибо, Гев.

*************

Я провел большую часть полета домой, борясь с желанием испить всю бутылку «Джека Дэниелса», которая, уверен, имелась на борту. Встреча с братом, всколыхнуло осиное гнездо эмоций, и мне показалось, что мой мозг горит. Но мне нужно прочувствовать их, пройти через каждую. В противном случае я буду готов провести следующие десять лет так же, как я провел последние – в окружении людей и все же совершенно один. Одинокий.

Я больше не хотел быть одиноким. Может, мне и не обязательно таким быть.

Я вернулся в Малибу трезвым, сбросил с себя одежду, пробираясь наверх. Было поздно, Делэни спала в моей кровати. Обнаженный, я проскользнул между простынями и притянул ее к своей груди, ее хлипкий медвежонок стал скудным барьером между нами. Она тихо застонала, и я поцеловал ее в ухо. Я думал о том, чтобы сделать больше, но мой разум был слишком беспокойным, чтобы сосредоточиться на чем-либо, даже на сексе с Делэни.

Встреча с братом вызвала приливную волну воспоминаний, не все из которых хорошие. Будучи на семь лет старше меня, Гевин всегда был золотым ребенком. Умный, спортивный, добрый. Если кто и мог предотвратить приступы ярости нашего отца, так это Гевин. Мне пришла в голову запоздалая мысль. Неожиданные дети получились у двух человек, которые никогда не должны были иметь детей в принципе. Наша мать была робкой, избитой годами жестокого обращения со стороны мужа и освобожденной, чтобы переложить бремя заботы о младшем сыне на своего первенца. Взрослея, я следовал за Гевином повсюду, а Гевин понимал, что жаловаться не приходится. Если бы он оставил меня в покое, даже будучи ребенком, я был бы либо пренебреженным нашей матерью, либо боксерской грушей для нашего отца.

Бессознательно, глубоко из горла вырвался звук. Вроде рычания, стона. Делэни перевернулась, сонно моргая.

– Ты вернулся.

– Прости. Засыпай. Спи дальше.

Лампа была выключена, но различные электронные устройства по всей комнате светили мягким светом, давая возможность Делэни разглядеть мое лицо.

– В чем дело? – спросила она сразу.– Что случилось?

Я раздумывал отмахнуться от нее или солгать. Действительно ли я хотел поговорить о своей семье?

Не хотел, но также мне не хотелось лгать. Мне так надоело врать.

– Я летал повидаться с братом. В Нью-Йорк.

Делэни подняла руку, подперев ее под виском.

– Не знала, что у тебя есть брат.

– Мы не виделись больше десяти лет.

Она вдохнула полной грудью.

– О.

Я убрал волосы с ее лба, но они проскользнули сквозь мои пальцы, как шелковые пряди.

– Ты спрашивала о моей семье на днях. Уверена, что хочешь это услышать? Они далеко не пример для подражания.

Ее лицо было открытым, восприимчивым.

– Если ты готов поговорить о них, я готова выслушать.

Мягкое ворчание покинуло меня.

– Я даже не знаю, с чего начать.

Она дала мне толчок, который мне был нужен.

– Приятно было снова увидеть брата после стольких лет?

– Да. На самом деле. Ну, кроме осознания того, что эти годы были потрачены впустую. Хотя этого можно было избежать, и я злюсь на себя за то, что думал о нем худшее. Из всех людей в мире, на которых стоило рассчитывать, это был Гевин, – я вздохнул, покачав головой о подушку. – Я поступил глупо.

– Когда ты видел его в последний раз? – подтолкнула осторожно Делэни.

– Ему удалось вернуться ко мне на мое шестнадцатилетние. Наша мать умерла двумя годами ранее. Рак. Гевин тогда учился на юриста. Он был только на частичной стипендии и не имел достаточно денег, так что это было большим делом, что он приехал.

– Ты был близок с ними? С родителями, имею в виду, – она уточнила.

Болезненный хохот вырвался из моей груди.

– Нет. Даже рядом не стояли, вот как я бы описал свои отношения с родителями. Черт, я провел большую часть своего детства, пытаясь спрятаться от кулаков отца, – я посмотрел вниз на милое лицо Делэни, теперь зажатое между плечом и рукой. – Ты действительно уверена, что хочешь это услышать? История не сказочная.

Она кивнула.

– Я не тот нежный цветок, каким ты меня считаешь, Шейн.

Улыбаясь, я наклонился, чтобы поцеловать кончик ее носа, а затем поддался соблазнительному притяжению ее полных розовых губ. Задержался там на минуту.

– Хорошо, вот тебе полная сага. Шейн Хоторн не мое настоящее имя. Эта хрень с Шейном вышла случайно. Я нервничал из-за того, что люди узнают об аварии, поэтому на вечере с открытым микрофоном, когда я сказал, что меня зовут Шон, а парень с блокнотом записал «Шейн», то не стал его поправлять. К моменту, когда я начал чего-то достигать, мне нужна была фамилия, и я выплюнул имя своего школьного учителя.

Она едва моргнула, поняв мой обман.

– Так твое настоящее имя Шон...?

– Саттер, – заполнил пробел в анкете.

Делэни попробовала это имя на своем языке.

– Шон Саттер, – она улыбнулась. – Мило.

Я хмыкнул.

– Звучит будто я – метеоролог.

– Не прикалывайся. Эл Рокер сделал карьеру, рассказывая людям, что происходит прямо за их дверью.

Еще один поцелуй. Делэни была неотразимой. Я бы с удовольствием забыл семейную историю, но она толкнула меня под ребра.

– Хватит, время истории.

Больше похоже на ночной кошмар.

– Мой отец был дальнобойщиком, поэтому его часто не было дома, а когда он был рядом, мы с Гевом знали, что лучше не возвращаться домой. Но нам приходилось, так как дома была мама. И каждый раз, когда он уезжал, мы умоляли ее собрать сумку и отвезти нас куда-нибудь, где он нас не найдет. Но она не хотела. Кроме одного раза.

В темноте я прищурился, вспоминая прошлое.

– Гевин был старше, и я думаю, он нервничал по поводу того, чтобы пойти в колледж и оставить нас одних, поэтому он одолжил машину у одного из своих друзей и отвез нас в какой-то приют. Никто из нас не был у врача в течение многих лет из-за отсутствия страховки, но приют предложил бесплатную медицинскую помощь. Когда пришла очередь моей мамы проверяться, они нашли у нее рак. Я даже не знаю, что это был за рак, за исключением того, что к тому времени он уже был в нескольких местах. Ничего нельзя было сделать, по крайней мере, так нам сказали. В любом случае, моя мама не была бойцом. Поэтому мы поехали домой. Мы вернулись до того, как мой отец возвратился из поездки, – я прочистил себе горло. – Этот ублюдок даже не понял, что мы, наконец, убедили ее оставить его.