Страна нуждалась в сильном короле и сильных министрах. А Генрих думал лишь о том, как угодить своей жене и ее родственникам.

Дороги стали настолько опасны, что однажды, когда король и королева проезжали через Гемпшир, на них напала шайка разбойников. Обоз был разграблен, а Генрих и Элеанора чуть не лишились жизни. В последний миг бандиты поняли, кто перед ними, и устрашились.

Авторитет королевской власти упал ниже всяких границ. Однажды некий ответчик, которого вызывали на королевский суд, заставил пристава съесть повестку, и нарушителю за это ничего не было.

В стране зрело недовольство, бароны ездили друг к другу в гости, злобясь на короля и его «чужеземную свору». Конфликт давно уже перерос бы в открытое противостояние, если б не женитьба Ричарда Корнуэлльского на сестре королевы. Теперь лорды лишились своего предводителя, который под влиянием жены перекинулся на сторону короля.

Однако терпение баронов было на исходе. Они уже готовы были выступить и без поддержки Ричарда.

Еще более возмущались верховной властью жители Лондона. Они все не могли забыть королеве пресловутый «Квинхайз». Всякая новая подать, которой король облагал свою столицу – а случалось это нередко – еще более озлобляла лондонцев.

Генрих и Элеанора почти перестали ездить в Вестминстер, ибо по дороге им приходилось выслушивать брань и поношение в свой адрес.

В это время из Франции пришла весть о смерти Изабеллы Ангулемской, матери Генриха. Ее бурная жизнь закончилась в монастыре Фонтевро. Многие вздохнули с облегчением.

У Генриха не было времени предаваться скорби, так как в Уэльсе начался мятеж. Денег на карательную экспедицию в казне не было, и король вновь обратился к лондонцам. Принц Ричард, отлично понимавший, что горожане и без того разъярены, предложил предоставить необходимую сумму из собственных средств. Для оснащения армии принц заложил свои драгоценности.

Поход оказался безрезультатным. Так и не добившись победы, королевские войска сожгли в Уэльсе все поля, тем самым поставив местных жителей на грань голодной смерти и еще более усилив их ненависть к англичанам. Ситуация стала еще хуже, чем до карательной экспедиции.

– Король таков же, как его отец, – в один голос повторяла вся страна.

Да, Генрих – хороший семьянин и чтит Всевышнего, но государь из него скверный. Всякий мало-мальски разумный человек в Англии говорил, что стране нужен правитель более мудрый.

В разгар всех этих неприятностей Элеанора родила еще одного сына. Мальчика назвали Ричардом в честь дяди и великого короля Львиное Сердце. Но ребенок был слаб и через несколько месяцев скончался.

Элеанора погрузилась в траур, а Генрих старался изо всех сил ее утешить. Почти все время супруги проводили с детьми. Слава Богу, оба сына и обе дочери были в добром здравии. И все же Элеанора не переставала плакать по умершему ребенку. Она с еще большим исступлением следила за здоровьем Эдуарда, любое, даже самое незначительное недомогание принца приводило ее в панику.

Через год после памятного происшествия в Боль у Эдуарда вновь приключился приступ лихорадки, на сей раз серьезный. Элеанора чуть с ума не сошла от страха, да и Генрих тоже. Днем и ночью они сидели у постели мальчика, ничего не пили, не ели, не спали. Часами король и королева простаивали на коленях, умоляя Господа пощадить сына, свет их очей.

Во всех церквях и монастырях монахи молились об исцелении наследника. Господу давались всевозможные обещания и обеты – построить новые монастыри, возвести новые храмы. Пусть Бог назовет свою цену – Англия не поскупится.

И Господь сменил гнев на милость. Кризис миновал, и врачи объявили, что Эдуард вне опасности.

Генрих и Элеанора, обнявшись, плакали от облегчения. Их ненаглядный сын спасен! О большем счастье родители не смели и мечтать.

Через пару недель Эдуард как ни в чем не бывало носился по дворцу. Тяжелую лихорадку он пережил так же легко, как обычную простуду. Однако еще целый месяц королева по утрам наведывалась к принцу в комнату, чтобы убедиться – не стало ли ему хуже.

Стоит ли удивляться, что Эдуард, и без того избалованный, окончательно уверился – важнее него нет персоны на всем белом свете.

Мальчик был умен, ловок, силен. Он не только свободно говорил на французском и латыни, но и неплохо знал английский. Говорил Эдуард с легким заиканием, но даже этот физический изъян казался матери очаровательным. Мальчик не очень любил учебу, хоть и имел способности к наукам. Куда приятней принцу были физические упражнения. Эдуард обожал скакать верхом, фехтовать, танцевать, изучать рыцарскую науку. Его сразу можно было выделить среди сверстников из-за золотых волос и большого, не по возрасту, роста. Родители любовно прозвали его Эдуардом Долговязым, и все не могли нарадоваться на красоту своего первенца. Прошел целый год, а лихорадка так и не возобновилась. Роберт Бернелл был прав: то была болезнь возраста, принц повзрослел, и она миновала.

* * *

Мать королевы, вдовствующая графиня Прованская, вновь приехала с визитом в Англию.

Санча и Элеанора были рады встрече с матерью, которая рассказала массу любопытных подробностей о свадьбе Беатрисы. Итак, все устроилось самым наилучшим образом. Беатриса жила при Маргарите, а Санча при Элеаноре.

Какое счастье для сплоченной и дружной семьи!

Королева хотела, чтобы графиню встретили не менее торжественно, чем в прошлый раз, а ее мать принимала все как должное. Элеанора давно уже убедила Генриха, а Санча – Ричарда, что английская корона должна содержать и провансальское, и савойское семейства за свой счет.

Элеанора считала, что она совершенно права: ведь она осчастливила своим приездом Англию, облагодетельствовала короля, подарила народу прекрасного наследника. Так неужто англичане пожалеют денег для ее родственников?

Однако августейших родственников прибывало все больше и больше. После смерти Изабеллы Ангулемской ее дети от второго брака решили, что под покровительством единоутробного брата им будет житься гораздо лучше. Ангулемцы были наслышаны, что родственники королевы прекрасно устроились в Англии. Почему бы и родственникам Генриха не попытать счастья?

После смерти Изабеллы не прошло и года, а к Генриху пожаловали его ангулемские братья: Ги де Лузиньян, Гийом Валансский (этот титул достался сыну Изабеллы после смерти достопамятного епископа) и Эмер де Валанс. Вскоре пожаловала и их сестра Алиса. Ей нужен был богатый муж, а ее братьям – богатые невесты.

Генрих обрадовался, что у него столько новых родственников, и постарался каждому угодить. А ведь ангулемская родня привезла с собой целую ораву друзей, приближенных и слуг, и каждый надеялся поживиться за счет королевской казны.

Генрих выдал Алису замуж за богатого графа Уоррена, который был не прочь породниться с семейством Лузиньянов, в чьих жилах текла королевская кровь.

Гийома король столь же быстро женил на Джоанне де Мунчензи, единственной дочери богатого лорда, к тому же ее мать была пятой дочерью Вильяма Маршала и унаследовала от своего отца несметные богатства. Остальным Лузиньянам Генрих пообещал не менее выгодные браки, а Эмеру, носителю духовного сана, – хорошую карьеру в церкви.

Весь этот поток милостей, обрушившийся на иноземцев, вызывал у коренных англичан глухое раздражение.

Дела в стране шли все хуже и хуже. По дорогам было ни пройти, ни проехать из-за обилия разбойников. Симон де Монфор, назначенный губернатором Гаскони, одной из последних заморских провинций английской короны, все время просил солдат и денег. Его ходатайства неизменно оставались без последствий. А между тем многие в Англии понимали, что, если Монфору не удастся навести порядок в Гаскони, с этой провинцией тоже придется распрощаться.

Однако все средства из казны уходили на подарки многочисленным родственникам короля и королевы.

Генрих не знал, где раздобыть столько денег. Единственным источником, из которого он не уставал черпать деньги, была еврейская община, и на несчастных иудеев вновь обрушились гонения.

Заступиться за иноверцев было некому. Ведь евреи не станут бунтовать против короля, как прочие лондонцы. Англичане взирали на притеснения, которым подвергали иудеев, безо всякого сочувствия. Поразительнее же всего было то, что, несмотря на все поборы, еврейская община продолжала процветать. Самый богатый из еврейских купцов, некий Аарон, за каких-то два года внес в королевскую казну три тысячи марок серебра и двести марок золота.

Король становился все более и более непопулярен. Из-за приспущенного века лондонцы прозвали его «Прищуренной Рысью».

Бароны же выжидали, когда ненависть простолюдинов к королю и королеве достигнет критической точки.

Чувствуя, что податями из народа ничего больше не выжмешь, Генрих придумал новый, весьма неприятный обычай: теперь каждый, кто являлся к королю на аудиенцию, должен был приносить с собой подарок, и если подношение, с точки зрения короля, оказывалось недостаточно дорогим, нужно было заменять подарок на более внушительный.

Генрих говорил, что лучше уж давать деньги и подарки своему монарху, чем бродягам и нищим, клянчащим подаяние у церковных врат.

Тем временем Элеанора вновь забеременела и родила сына. Мальчика окрестили Джоном, но это несчастливое имя не пошло ему на пользу, и вскоре малютка оказался в могиле, рядом со своим братом Ричардом.

Два мальчика, и оба мертвы! Королева была в глубокой скорби, и, чтобы утешить ее, Генрих сбивался с ног, выискивая все новые и новые драгоценные подарки. Королева очень любила дорогие ткани и самоцветы, и ей ни в чем не было отказа.

Ричард пытался вразумить брата, но уже не столь рьяно, как прежде. Принц все больше и больше попадал под влияние жены, которая всегда и во всем была согласна с королевой. Элеанора и Санча почти все время проводили в обществе своей матери, гостившей при дворе с многочисленной свитой. Возглавляла эту провансальскую партию сама королева.

Лорды чувствовали, что вскоре наступит их время и вновь повторится история предыдущего царствования.

В конце концов Ричарду удалось убедить короля, что он чересчур щедр с иноземцами и до добра это не доведет. Генрих объявил, что отныне будет экономить. Он урезал жалованье своим слугам и перестал держать дома стол. Вместо этого король теперь трапезничал в гостях у своих подданных. В сопровождении королевы, наследника и огромной свиты Генрих переезжал из замка в замок, и повсюду в его честь устраивали пиры и празднества.

Такая «экономия» не очень-то понравилась вельможам, у которых гостил королевский двор. Каждый из таких дворян, вынужденных оказывать королю гостеприимство поневоле, присоединялся к стану врагов Генриха.

– Будь проклят тот день, когда отец подписал «Хартию Вольностей», – часто повторял Генрих.

Вся страна тоже беспрестанно поминала «Хартию». Люди на улицах Лондона горячо спорили из-за статей этого документа, хотя мало кто видел его собственными глазами. В народе знали лишь, что «Хартия» защищает права простых людей и ограничивает власть короля.

В это время в папском дворце, где хранились государственные акты, произошел пожар, и подлинная «Хартия Вольностей» сгорела.

– Благодарение Господу! – воскликнула Элеанора. – Этот злосчастный документ уничтожен. Теперь можно о нем забыть.

Король тут же под надуманным предлогом обложил лондонцев новой податью, считая, что теперь у него развязаны руки.

В Вестминстер поспешно явился принц Ричард.

– Так нельзя, – сказал он. – У всех на устах «Хартия Вольностей».

– Хартия сгорела! – воскликнула Элеанора. – Ее больше нет. Поистине промысел Божий!

– Вы ошибаетесь, – ответил Ричард. – Сгорел лишь оригинал, но по всей стране хранится немало копий. Если король подписывает грамоту, ограничивающую его права, поступок этот необратим. Пожар ничего не исправил. «Хартия» остается в силе.

– Пора преподать черни урок, – заявила Элеанора.

Принц нахмурился. В прежние времена он непременно переметнулся бы на сторону баронов. С ужасом Ричард осознал, что скоро наступит момент, когда придется выбирать тот или иной лагерь.

– Генрих, – взмолился он, – умоляю вас, объясните королеве. Я никогда еще не видел, чтобы наши подданные были в таком раздражении. Вы ведете себя неразумно, подвергаете всех нас опасности.

Королева выслушала принца и лишь пожала плечами. Народ Англии неблагодарен, заявила она. У англичан такой славный, добрый король, а они все куксятся. А королева! Каких чудесных детей подарила она стране!

– Пускай смотрят на Эдуарда и радуются, – сказала Элеанора. – Он растет не по дням, а по часам. Наш милый Долговязый на голову выше своих сверстников. Бернелл все время говорит, что Эдуард снова вырос из своего платья. Старик ворчит, поругивает принца, но я знаю, что в глубине души он любит мальчика, как собственного сына.

– Если вы хотите, чтобы Эдуард унаследовал корону (надеюсь, это произойдет еще не скоро), будьте осторожны, – мрачно произнес Ричард.