Виктория Холт - Королева Кастильская

Вот об этом и размышлял Хименес, не заметив, что слуга-мавр ушел, а возле его кровати стоит женщина.

– Что тебе, женщина? Что случилось? – спросил он.

– О, монсеньор архиепископ, вы смертельно больны. Я много раз видела такую лихорадку и слабость, следующую за ней. С каждым днем, с каждой ночью лихорадка становится все сильнее, а слабость растет.

– Если это так, – молвил Хименес, – значит, такова воля Господа, и я буду только рад этому.

– О, монсеньор архиепископ, какой-то голос подсказал мне прийти к вам и поведать, что есть один человек, который мог бы излечить вас от этого недуга.

– Один из вашего народа? Она кивнула и проговорила:

– Да, это женщина, монсеньор архиепископ. Это очень-очень старая женщина. Она прожила в Гранаде уже восемьдесят лет. И я часто видела, как она излечивала тех, кого не смогли вылечить самые сведущие доктора. У нее всякие травы и медицинские средства, известные только нашему народу.

– Почему ты хочешь спасти меня? Большинство людей вашего народа обрадовались бы, узнав, что я умер.

– Я служила вам, монсеньор архиепископ. И знаю, что вы хороший, благочестивый человек, который верит – что бы ни делалось, все на благо Господа.

– Ты христианка?

Глаза женщины затуманились.

– Я крестилась, монсеньор.

Хименес подумал: «И несомненно, ты втайне привержена к мусульманству». Однако вслух он своих мыслей не высказал. Ему хотелось жить. Теперь он знал, что отчаянно хочет жить. Совсем незадолго до прихода женщины он молился о чуде. Каков же ответ Господа? Бог часто поступает загадочно и непонятно. Неужели он позволит Хименесу лечиться с помощью мавров, которых он с таким трудом приводил к Богу?

Мавры очень искусны в медицине. Хименес лично сохранил их медицинские книги, отправив всю остальную литературу в огонь.

– Ты хочешь привести эту мудрую женщину ко мне? – спросил он.

– Да, монсеньор архиепископ. Но она может прийти только в полночь и под большим секретом.

– Почему?

– Потому что, монсеньор, очень многие желают вам смерти за все содеянное вами после приезда в Гранаду, и им бы очень не понравилось, если эта мудрая женщина вас вылечит.

– Понятно, – произнес Хименес. – И какое вознаграждение захочет получить мудрая женщина, если она меня вылечит?

– Она лечит людей из любви к лечению, монсеньор. Вы смертельно больны, говорит она, а королевские доктора не могут вас вылечить. Ей хотелось бы доказать вам, что у нас, мавров, медицина намного лучше вашей. Вот и все.

Несколько секунд Хименес молчал. А может, эта женщина пытается отомстить за свой народ и подсыплет ему какого-нибудь яду?

Он снова вспомнил о своем брате Бернардине, который ненавидел его до такой степени, что попытался убить.

В мире многие люди ненавидят праведников.

Нужно безотлагательно принимать решение. Его состояние с каждым днем становится все хуже и хуже. И если не произойдет какого-нибудь чуда, он в любом случае умрет. Он доверится Господу, и если Господу будет угодно, чтобы он жил, управляя Испанией – с помощью суверенов, – он будет только рад этому. Если же ему суждено умереть, он с покорностью и смирением должен принять смерть.

Он верит, что это – ответ на все его молитвы.

– Я встречусь с этой женщиной, – молвил он.

* * *

Посетившая его женщина пришла к нему в полночь и тайно провела в покои старуху-мавританку, черные глаза которой были видны среди складок и морщин, покрывающих ее лицо.

Старуха дотронулась до него и почувствовала, как его лихорадит. Она внимательно осмотрела его язык, глаза и изможденное тело.

– Я могу вылечить тебя за восемь дней, – сказала она Хименесу. – Ты веришь мне?

– Да, верю, – отозвался архиепископ.

– Ты будешь жить. Но ты никому не должен рассказывать, как я тебя лечила, и будешь принимать только те лекарства, которые я тебе дам. Ни одна живая душа не должна знать, что я была у тебя. Восемь раз я буду тайком приходить к тебе в полночь. В конце этого срока лихорадка оставит тебя. Ты начнешь выздоравливать. Потом ты должен будешь отказаться от своей строгой диеты до тех пор, пока не поправишься. Тебе придется питаться сытной пищей и мясными бульонами. Я смогу вылечить тебя, только если ты будешь соблюдать мои условия.

– Обязательно буду. Какую награду ты хочешь, если вылечишь меня?

Она подошла еще ближе, и Хименес смог заглянуть в ее черные глаза. Он встретил взгляд, очень похожий на его собственный. Она верила, что справится со своей работой так же, как он верил, что справится со своей. Для нее Хименес не был человеком, принесшим в Гранаду несчастье и беды. Для нее он являл собой злокачественную лихорадку, с которой никак не могли справиться доктора его национальности.

– Ты пытаешься спасти души, – сказала она. – Я же пытаюсь спасти тела. Если мой народ узнает, что я спасла твое тело, меня не поймут.

– Жаль, что ты с таким же рвением не спасаешь души, с каким спасаешь плоть.

– Тогда, монсеньор архиепископ, через восемь дней, начиная с сегодняшнего, ты бы умер.

Она дала ему порцию отвара и оставила еще лекарства у женщины, которая привела ее, затем тайком ушла.

Когда она удалилась, Хименес лежал на кровати и думал о ней. Он размышлял о том, не отравлены ли травы, которые она дала, но вскоре отбросил эти мысли. Разве он не видел ее глаза?

Почему она, мавританка, наверняка рискуя жизнью, пришла к нему? Он знал, что она рисковала, ибо в Альбайсине у него было несметное количество врагов, и каждый, кто становился его другом, делался их врагом. А может, она надеялась, что вернув его к жизни, добьется смягчения для мавров, Хименес не будет столь суров к народу Гранады и в обмен за свою жизнь отменит свой старый приказ? Если она думала так, она глубоко ошибалась.

Он лежал в полузабытьи, то пробуждаясь, то снова проваливаясь в беспокойный сон, а утром узнал от докторов, что лихорадка несколько уменьшилась.

Он отказался принимать их лекарства и лежал, обдумывая эту странную ситуацию до полуночи, когда старуха снова явилась к нему. Она принесла с собой мази и втерла их в тело. Дала ему еще выпить отвара и ушла, пообещав снова прийти следующей ночью.

Перед четвертой ночью он окончательно понял, что лечение старухи действует. И, как она говорила, достаточно успешно. А на восьмые сутки он впервые заметил, что его лихорадка полностью исчезла. Изабелле с Фердинандом было послано хорошее известие: архиепископ на пути к выздоровлению.

Хименес был уже способен прогуливаться по восхитительным дворикам Хенералифе. Солнце прогревало его кости, и он не забывал указаний старухи – принимать только обильную сытную пищу.

Часто ему хотелось встретиться с ней и потребовать, чтобы она приняла плату за свои услуги. Но она так и не явилась.

«Это – чудо Господне, – наконец сказал он себе. – Возможно, под маской мавританки с неба сошел посланец небесный. Должен ли я смягчиться по отношению к безбожникам, если один из них излечил меня? – думал он. – Как я смогу отплатить Богу за его чудо?»

Хименес говорил себе, что это – проверка. Его жизнь была спасена, но он должен доказать Богу, что его жизнь – ничто в сравнении с великим делом, которое он обязан совершить, чтобы сделать всю Испанию христианской.

Поэтому, окончательно выздоровев, он продолжал действовать по отношению к землякам женщины, спасшей ему жизнь, столь свирепо, как и прежде, а когда почувствовал, что силы полностью возвратились к нему, снова облачился во власяницу, перешел на изнуряющую голодную диету и стал спать, положив голову на полено.

Наконец Филипп с Хуаной отправились в Испанию.

Когда Фердинанд получил от Филиппа письмо, он пришел в ярость.

– Они начали свое путешествие, – сказал он Изабелле.

– Значит, надо радоваться, – заметила королева.

– Они проедут через Францию.

– Но они не могут так поступить.

– Могут и поступят. Неужели этот юный фат и понятия не имеет о весьма деликатных отношениях между нами и французами? В настоящее время это, по всей вероятности, может вызвать… не знаю что.

– А Карл?

– Карл! Они не взяли его с собой. Он слишком мал. – Фердинанд злобно рассмеялся. – Понимаете, что это означает? Они не захотели взять его с собой, чтобы его воспитали как испанца. Они собираются сделать из него фламандца! Но проедут через Францию! Это намек на то, что может свершиться обручение Карла с дочерью Людовика, инфантой, принцессой Клод.

– Они не сделают этого без нашего согласия. Фердинанд в бешенстве сжал кулаки.

– Я предчувствую, что впереди очень много неприятностей. Я опасаюсь габсбургских союзов, это не то, на что я рассчитывал.

– Но все же мы увидимся с нашей дочерью, – сказала Изабелла. – Я очень хочу с ней встретиться. Уверена, что когда мы с ней поговорим, она прислушается к нашим словам. Ведь единственное, что нас в ней беспокоит, – это то, что она во всем слушается своего мужа.

– Я выполню свою задачу! А она заключается в том, чтобы поставить молодого Филиппа на место! – рявкнул Фердинанд.

После этого неприятного разговора Изабелла с нетерпением ожидала известий о передвижении дочери. Она получала письма и послания, где подробно описывались празднества и пиры, которые им устраивал французский король.

В Блуа состоялась особая церемония. Там Филипп утвердил Трентский договор между его отцом, императором Максимилианом и королем Франции – один из пунктов этого договора гласил, что старшая дочь короля, Клод, должна быть помолвлена с юным Карлом.

Это было, как считал Фердинанд, прямым оскорблением Испании. Филипп, видно, забыл, что Карл является наследником Испании. Как же он осмелился на эту помолвку, даже не посоветовавшись с испанскими суверенами!

Очевидно, поездка по Франции проходила столь весело и приятно, что Филипп с Хуаной, похоже, не спешили ее завершить.

Фердинанд догадывался, что коварный и хитрый Людовик намеренно задерживал их во Франции, чтобы как можно сильнее оскорбить его и Изабеллу. Одновременно назревала распря по поводу раздела Неаполя, и оба монарха ожидали, что в самое ближайшее время разразится скандал. Так что Людовик забавлялся, задерживая во Франции дочь Фердинанда, связывал ему руки Трентским договором и предполагаемым обручением Карла с Клод.

Однако в самом конце марта пришло известие, что Хуана и Филипп со своим кортежем приближаются к испанской границе.

«Скоро я увижу мою Хуану! – уверяла себя королева. – Скоро смогу проверить, насколько безумна моя дочь!»

* * *

Изабелла уже готовилась отправиться в Толедо, где она должна была встретиться с Хуаной, как вдруг из Англии пришли весьма печальные новости.

Катарина часто писала матери, и хотя в ее письмах не было никаких жалоб, Изабелла знала свою дочь слишком хорошо, чтобы понять, как страстно Катарина стремится обратно домой. Согласно этикету запрещалось сравнивать новую страну со страной, где она родилась, или рассказывать о своем недовольстве, однако Изабелла понимала, что чувствовала Катарина.

Артур, супруг Катарины, судя по всему, был добр и любезен. Так что со временем все будет хорошо. Пройдет год-другой, уверяла себя Изабелла, и Катарина перестанет думать об Испании и начнет считать Англию своим домом.

И вот пришло известие, которое настолько встревожило ее, что королева даже забыла о своем постоянном беспокойстве относительно безумия Хуаны.

Катарина со своим молодым мужем прибыли в Лудлоу, откуда они управляли княжеством Уэльс. Там обосновался королевский двор, организованный по образцу королевского двора в Вестминстере. Изабелле было приятно представлять свою шестнадцатилетнюю дочь с ее пятнадцатилетним супругом, повелевающих таким королевским двором. «Это неплохая практика для них, – говорила она Фердинанду, – прежде чем они станут править Англией».

Катарина написала отчет о поездке из Лондона в Лудлоу – как она восседала на дамском седле за спиной своего учителя верховой езды, а когда устала ехать верхом, ее перенесли в паланкин. Ей очень понравился Лудлоу, его жители, писала она, казалось, навсегда запечатлели ее в своих сердцах, поскольку радостно приветствовали их с Артуром, когда бы те ни появлялись среди них.

– Моя малышка Катарина, – нежно прошептала Изабелла. Она подумала: удачен ли этот брак, или английский король все же считает, что его сын еще слишком молод. Все-таки было бы лучше, если б Артур был на год старше Катарины, а не наоборот.

Фердинанд находился в покоях жены, когда пришли новости. Она читала послание, и слова плясали перед ее глазами.

– Принц Артур после долгого пребывания в Лудлоу заболел чумой. Болезнь быстро прогрессировала, и увы, теперь инфанта Испании – вдова.

– Вдова! Катарина – вдова! Ну почему, ведь они так недолго были вместе?!