Вернуться к Гизу? Но чувство к нему тоже остыло… Маргарита оказалась в странном для себя состоянии — она не была влюблена и у нее не было любовника.


— Мадам, королева-мать желает вас видеть у себя в кабинете.

Вокруг Маргариты тут же принялись хлопотать служанки, поправляя платье и волосы. Но особенных усилий не понадобилось, королева Наварры выглядела, как всегда, прекрасно. Она спешила в покои матери, на ходу кивая и улыбаясь приветствовавшим ее придворным. Медлить нельзя, если Екатерина Медичи желала кого-то видеть, все, кроме короля, опрометью бросались на ее зов. Нет, пожалуй, только ее обожаемый сын Генрих не спешил, да вот еще зять Генрих Наваррский и де Гизы. Маргарита спешила…

В ответ на низкий реверанс королева строго оглядела дочь, с удовольствием отметив, что та выглядит прекрасно, кивнула:

— Присядьте, дочь моя, я хочу с вами поговорить.

Екатерина Медичи жестом отпустила фрейлин и, только когда за ними закрылась дверь, продолжила:

— Я хочу поговорить о вашем браке.

— Браке?

— Вы довольны своим мужем?

— О да, мадам.

Не жаловаться же матери, что супруг куда больше времени проводит в постели Шарлотты де Сов, чем в их супружеской, что, кстати, Маргариту вполне устраивало, она так и не научилась переносить запах Генриха Наваррского. Но мать не обманешь, уж от Шарлотты де Сов она имела новейшие сведения и прекрасно понимала, каковы настоящие отношения у дочери с мужем.

— Мне кажется, ваш брак неудачен.

Маргарита едва сдержала возглас изумления: не королева-мать ли этот брак и организовала? Екатерина внимательно наблюдала за дочерью, нет, та еще слишком неопытна, чтобы по-настоящему скрыть свои мысли и чувства, хотя старалась. Ничего, такое умение приходит с опытом. Хуже, если бы Маргарита не позволяла матери читать на своем лице то, что она думает. Екатерину и так беспокоила скрытность дочери.

— Я помню, что вы жаждали видеть своим супругом Генриха де Гиза, но он вас бросил и женился на другой…

— Мадам, — не выдержала-таки Маргарита, — он меня не бросал, я сама попросила герцога жениться, чтобы у вас не было повода волноваться из-за наших с ним отношений.

— Хорошо, — Екатерина с трудом поднялась из кресла, сделав рукой знак дочери, чтобы та сидела, прошла к шкафчику, достала какую-то соль, понюхала, потерла виски. Все это время Маргарита молча наблюдала. Перебивать королеву-мать не следовало. — Столько забот, головная боль замучила. Вернемся к вашему замужеству. Пожалуй, мы допустили ошибку, выдав вас замуж за короля Наварры. Грубый мужлан, от которого вечно пахнет, словно от крестьянина, не имеющий ни приятных манер, ни даже желания им обучиться… фи!

Эта тирада звучала так, словно Маргарита сама выбрала столь непривлекательного супруга и упорно добивалась права стать его женой. Но снова дочь промолчала, понимая, что эти слова — прелюдия к чему-то куда более важному. Так и есть…

— Но все можно исправить.

— Как?

— Мы выдадим вас замуж за Генриха де Гиза.

— Что?! Но я замужем, а он женат!

— Чтобы получить руку принцессы Маргариты, а сердце вы ему уже отдали, Генрих де Гиз разведется со своей женой. Его супругу мы найдем чем соблазнить. А ваш развод и вовсе дело двух месяцев, ведь брак между католичкой и гугенотом без разрешения…

— Так разрешения не было?!

— Успокойтесь, оно было… но только позже… позже…

— Но Генрих Наварра католик.

— Новообращенный. По правилам нужно бы заключить новый брак или, наоборот, развести вас. Думаю, второе предпочтительней.

В душе Маргариты схлестнулись два чувства — радость от возможности освободиться от Наварры и стать супругой любимого человека и ярость от того, что она снова становится игрушкой в какой-то политической игре. Снова с ее мыслями и чувствами, с ее желаниями не считались, мать могла бы вообще не спрашивать, если бы от нее не требовалось написать письма папе римскому с просьбой о разводе, вернее, о признании брака недействительным.

Победило второе чувство, нельзя так с ней, во всяком случае, сама Маргарита не могла сразу решиться на подобное.

— Я хотела бы подумать…

Мать изумилась: давно ли ее избили из-за связи с Гизом, а теперь вдруг кочевряжится? Но возражать не стала, усмехнулась:

— Сегодня на балу присмотритесь к обоим и решите, кто же вам дорог. Мы учтем ваши пожелания.

Хотелось фыркнуть: вы бы раньше учитывали!

Королева-мать дала понять, что разговор окончен, Маргарита с удовольствием откланялась и отправилась к себе. Фрейлины встретили тревожными расспросами:

— Что? О чем шла речь?

— Интересовалась, насколько я счастлива в браке.


В этот вечер она одевалась почему-то с особым тщанием, словно невеста на выданье.

Войдя в зал в сопровождении своей подруги — Генриетты, герцогини Невер, Маргарита привычно оглядела придворных, кивнула тем, кто заметил ее появление, но, сделав несколько шагов, остановилась. Проследив за ее взглядом, Генриетта поняла, что заставило королеву Наварры замереть. Подле Генриха де Гиза, не заметить которого было просто невозможно, сладко улыбаясь, стояла Шарлотта де Сов.

Конечно, это могло быть простым совпадением, мало ли кто с кем рядом окажется, но герцогиня решила понаблюдать. Маргарита уже взяла себя в руки и снова кивала налево и направо, спокойно сделала реверанс перед братом, еще ниже присела перед королевой-матерью и отошла в сторону.

Генриетта повторила все за ней, также присела, также приветствовала, только ее поклоны были гораздо ниже. А из головы не шла обольстительная улыбка Шарлотты де Сов. Маргарита права в своих подозрениях, де Сов никогда не задерживается надолго подле тех, кто ей неинтересен, вернее, тех, с кем ей не приказано переспать. Герцогиня Невер задумалась: что в этой де Сов такого, что ни один мужчина не может устоять? Хороша? Но есть куда более красивые. Умна, но та же Маргарита куда умней. Умеет ластиться? Этому дам двора и обучать не нужно… Нет, в обаянии Шарлотты де Сов и ее воздействии на мужчин было что-то таинственное, потому что красотой, обаянием и умением очаровывать обладали в куда большей степени с десяток придворных дам.

А Маргариту куда больше занимал вопрос, какую новую игру затеяла мать. К чему королеве-матери еще и герцог де Гиз в коллекции Шарлотты де Сов? К тому же подсовывать ему Шарлотту и одновременно вести разговор о разводе и замужестве с Гизом собственной дочери?

Улучив момент, Маргарита оказалась рядом с мирно беседующей парочкой. Разговор шел ни о чем, но она прекрасно знала, чем заканчиваются такие беседы.

— Мадам, поторопитесь к моим брату и мужу, зря вы оставили их одних, они могут просто подраться…

Шарлотта одарила королеву Наварры лучезарной улыбкой и съехидничала:

— Я привыкла к тому, что из-за меня ссорятся мужчины. Что поделать…

Маргарита оглядела ее с ног до головы и согласилась:

— Да, вы весьма похожи на сучку, у которой течка. Кобели готовы перегрызть глотки друг дружке, только чтобы поскорей подошла их очередь.

Шарлотта усмехнулась, она тоже прекрасно умела язвить:

— О вас тоже ходит немало слухов, мадам…

— Знаете, в чем разница между мной и вами? Я сплю только с теми, кого люблю и выбираю сама, а вы со всеми, с кем вам прикажут!

Де Сов, бешено стрельнув глазами, поторопилась отойти, а герцог сделал вид, что не слышал выпада своей бывшей любовницы. И только когда Шарлотта отошла подальше, усмехнулся:

— Вы излишне язвительны, мадам.

Красивая бровь королевской сестры приподнялась:

— Разве вы не знаете, что мадам де Сов спит с каждым, на кого ей укажет королева-мать, начиная от принца и до конюха?

Это был явный намек на него самого, герцог в свою очередь съязвил:

— И до короля Наварры?

— Да, и с ним тоже.

— Но вы не против?

— Я даже счастлива, поскольку мадам де Сов спокойно переносит запах чеснока в постели, а я нет. Это неудивительно, ей не привыкать, истопники и конюхи, вероятно, пахнут не лучше… Теперь она нацелилась на вас, месье?

— Неужели вы ревнуете?

— Знаете, час назад королева-мать сокрушалась о том, что не выдала меня за вас замуж, но утверждала, что это поправимо.

Генрих явно обомлел:

— А… вы?

Глаза Маргариты насмешливо блеснули:

— Час назад я готова была с ней согласиться.

— А сейчас нет?

Легкий кивок в сторону уже щебетавшей с Франсуа Алансонским и Генрихом Наваррским Шарлотты:

— У меня уже есть один, чье любовное умение оттачивается в постели мадам де Сов. К чему еще? Делить мужчину с той, у которой побывала половина Франции…

Маргарита повернулась и направилась к своей подруге Генриетте.

— О чем у вас шла речь: сначала мадам де Сов метнулась прочь так, будто вы ей прижали хвост, теперь герцог де Гиз стоит бледный, словно выпил уксус?

Королева Наварры вдруг рассмеялась:

— Знаете, Генриетта, а ведь так и есть, одной прижала хвост, а второму надолго испортила аппетит.

Они обе смеялись так заразительно, что привлекли внимание королевы. Екатерина Медичи знаком подозвала дочь к себе, внимательно глядя в лицо, поинтересовалась:

— Чему вы так рады, мадам?

— Герцогиня Невер рассказала о шалости своей болонки, мадам.

— Какой же? — глаза матери просто буравили.

— Ее хитрая собачка забралась под юбку и ни за что не желала оттуда вылезать. А когда Генриетта стала приподнимать юбку, чтобы болонку вытащили, та уцепилась зубами за ткань и приподнималась вместе с ней…

— О чем вы беседовали с герцогом де Гизом?

— Посоветовала ему не проводить слишком много времени в постели мадам де Сов, чтобы у нее дошла очередь и до короля Наварры с монсеньором. Да и другие тоже ждут… Мадам де Сов действительно нужно составить список, чтобы никто из оделенных ее любовью не остался в обиде.

Взгляд выпуклых глаз королевы-матери стал металлическим, она сухо посоветовала:

— Идите танцевать.

— Да, мадам.


Но как ни разыгрывала Маргарита веселье и беспечность, в действительности ей очень хотелось взвыть волком. Она вдруг отчетливо поняла, что становиться второй после Шарлотты де Сов еще и у Генриха де Гиза действительно не желает! Как хорошо, что не успела дать согласие матери!

Помогавшие раздеться королеве фрейлины с удивлением заметили ее задумчивость и даже грусть. Такое с королевой Наварры бывало редко. А она боялась только одного — чтобы, получив отказ от Шарлотты, Генрих не вздумал навестить супругу.

— Если придет король, скажите, что я больна, сразу легла и просила не беспокоить.

Генрих действительно пришел, выслушал мадам де Френ и фыркнул:

— Не очень-то надо!

А Маргарита лежала, против обыкновения свернувшись калачиком, и размышляла над тем, зачем матери понадобилось подсовывать Шарлотту еще и де Гизу. Хотела совсем унизить собственную дочь? Поняла только одно: она действительно согласна пожертвовать Генрихом де Гизом, только чтобы не ревновать его к де Сов, так легче.

Маргарита не знала, что королева-мать вовсе не приказывала Шарлотте завлекать Гиза. Просто та так устала от соперничества монсеньора и короля Наварры, что сама потянулась к красавцу Гизу. От тех двоих не убудет, если она ради собственного удовольствия уступит еще и этому… Шарлотта была женщиной выносливой.

А уж когда бывшего любовника приревновала Маргарита де Валуа… Шарлотта получила истинное удовольствие, жаль только, что у этой стервы столь острый язык, да еще и королева-мать недовольна. Мадам де Сов понимала, что завтра будет выволочка от Екатерины Медичи, но решила сделать вид, что флирт с де Гизом всего лишь способ вызвать ревность у Наварры. Разве плохо, если она будет поставлять сведения еще и от де Гиза?

Но на следующий день королева-мать вызвала к себе Шарлотту де Сов не скоро, сначала она предпочла поговорить с дочерью. На вопрос, обдумала ли та вчерашние слова, Маргарита усмехнулась:

— Не думаю, что мне стоит менять одного любовника прекрасной мадам де Сов на другого. По крайней мере, этот не сильно мне допекает.

— Я полагала, что вы умней.

— Будь я умней, мадам, я бы сразу не согласилась на этот брак.

— Будь вы умней, ваш муж не валялся бы в постели у Шарлотты, да и любовник тоже! Идите к себе.


Теперь Маргарита не сомневалась, что всеобщая любовница заигрывала с Гизом по заданию королевы-матери!

На мужа ей наплевать, но вот за Генриха де Гиза было очень обидно, Маргарита действительно любила его, и такое двойное предательство — сначала женился, теперь вот с Шарлоттой — едва не заставило ее разреветься. Она шла, стараясь ни на кого не глядеть, только вымученно улыбаясь и кивая по сторонам в знак приветствия. Никто не удивился, из кабинета королевы-матери мало кто выходил в лучшем состоянии.