Легкие шелковистые прикосновения языка к головке его члена вызвали напряжение плоти, словно невидимая нить соединяла одну часть его тела с другой. Джеймс стонал, каждый мускул дрожал под этой бешеной атакой. Словно прочтя его мысли, Роуз осторожно убрала руку с его бархатистого жезла, чтобы уделить внимание и другим частям его мужской плоти. Ее хватка была совершенная — мягкая, легкая и достаточно уверенная, чтобы удовлетворить и эту часть жаждущей плоти.

Из ее уст вырвался грубый, резкий звук, отчего его вожделение стало еще сильнее. Вверх и вниз, следуя за толстой жилкой на внутренней стороне, она медленно проводила губами по всей длине его члена. Ее язык ласкал, дразнил… Затем, снова поймав его взгляд, она захватила губами его головку, взяв ее в рот.

Но на этот раз ее решительные действия не могли лишить его способности думать. Когда он лежал на ней, целовал ее глубоко и проникновенно, он не давал ей шанса подумать. Но сейчас, когда она…

Роуз сосредоточилась на том, чтобы доставить ему удовольствие. Но слишком сосредоточилась. Эти прикосновения пальцев слишком умелые. Каждое ее движение… слишком продуманно. Его пальцы разжались. Джеймс поднял руки, чтобы потянуться к ней, но в этот момент она втянула его член особенно сильно и маленькой ручкой сжала его мужскую плоть в том месте, о котором он не подозревал, и он задрожал в оргазме, который был не в силах остановить, даже если бы захотел.

Джеймс резко перекинул ноги на край постели и встал. Чуть покачиваясь и испытывая странное раздражение, подошел к умывальнику и опустил полотенце в фаянсовый таз с водой.

Конечно, он не был ее первым мужчиной. И это не должно беспокоить его, да еще так сильно, но почему-то беспокоило. И ему не нравилась мысль о том, как она приобрела такой опыт. Это царапало его нутро, болезненно и резко, как зазубрины скалы.

— Джеймс, я сделала что-то не так?

Джеймс выжал полотенце и вытерся.

— О, конечно, нет. Хотя… старая поговорка о том, что только благодаря практике можно достичь совершенства, права.

Бросив полотенце, он повернулся от умывальника и взглянул на Роуз. Она на коленях стояла посреди кровати. Подбородок опущен, плечи поникли, она натянула одеяло, стараясь прикрыть обнаженную грудь.

Повисло молчание, глухое и тяжелое, пока он быстро одевался. Натянул брюки и рубашку. Завязал простым узлом галстук. Надел жилет и сюртук. И все это время чувствовал на себе ее взгляд. Этот вопрошающий, полный боли и недоумения взгляд красивых голубых глаз. Но он не мог заставить себя извиниться за свою грубость.

— Куда ты идешь? — спросила Роуз, взвешивая каждое слово.

Опухшие губы были краснее, чем обычно. Темные пряди спутанных волос покрывали плечи. Женщина, обиженная до глубины души… сирена, которой ничего не стоит заставить даже самого строгого мужчину вернуться назад, желая большего.

— Мне казалось, ты сегодня хотел оставаться в постели…

Пуговицы на его сюртуке были уже застегнуты.

Джеймс на минуту задержался перед зеркалом, причесывая волосы.

— Мне нужно просмотреть утреннюю почту.

— Днем?

Его скулы потемнели от щетины, но бритье подождет. Сейчас главное — выйти из этой комнаты.

— И тем не менее почта ждет меня на моем столе.

Резко захлопнув дверь, Джеймс вышел в коридор. И эхо долго звучало в ее ушах.

Прошло два часа, а стопка бумаг на его столе так и осталась нетронутой. Ему следовало ощущать блаженное оцепенение внутри и полностью сфокусироваться на бумагах, лежащих перед ним. Но Джеймс не мог преодолеть растущее раздражение и сожаление, его губы сложились в твердую линию, и, взяв перо, он так сильно сжал его, что переломил надвое.

На легкий стук в дверь он резко откликнулся:

— Да?

Затем, глубоко вздохнув, заставил себя смягчить тон и произнес:

— Войдите.

Держа кофейник в руках, миссис Уэбб вошла в кабинет.

— Добрый день, мистер Арчер. — Она налила кофе в чашку, поставила кофейник на стол и взяла пустой. — Я только что отнесла чай мисс Роуз.

Морщинки собрались вокруг ее рта, когда она отвернулась к окну.

Капли дождя стекали по стеклу, затмевая вид за окном.

Дождь, на время затихший, припустил с новой силой, барабаня в спокойном ритме, который должен был бы успокаивать при любых обстоятельствах. Погода ужасающая. Совсем не хочется вылезать из постели.

Он оставил свою постель, так же как и Роуз, если миссис Уэбб отнесла чай в ее комнату. Когда она ушла? Сразу после него, или ждала, думая, что он вернется?

Миссис Уэбб повернулась к нему спиной.

— Принести вам что-нибудь? Булочки только что из печи…

Тяжелый узел, завязавшийся внутри его, лишил Джеймса всякого аппетита.

— Нет, благодарю.

— Вам подать ужин в обычное время?

Не придумав другого ответа, Джеймс кивнул.

— Как хорошо изменить привычке и поужинать вдвоем. Компания делает еду приятней. — Миссис Уэбб улыбнулась, как будто ничто не могло сделать ее счастливее, чем мысль о том, что у него появится компания за ужином.

— Да, конечно, — ответил он ровным голосом.

Подвинулся на стуле, кожаная обивка заскрипела от его движения. Хотя у него возникло стойкое подозрение, что этим вечером он будет ужинать один. Собственно, он привык к этому, но сейчас остро ощущал отсутствие Роуз. И все это он устроил своими собственными руками.

— Не буду мешать вам, — вздохнула миссис Уэбб, кивая на бумаги на столе.

И, сказав это, вышла из комнаты.

Дверэ со скрипом закрылась.

Глубокое и тягостное чувство стыда охватило его. Он считал себя джентльменом. Он просил ее доверия. И что в итоге сделал?

Никогда прежде он не доходил до жестокости. Бросить такие слова другому человеку? Если кто-то и заслуживал такого обращения, то это Амелия. Но с ней он молчал, прикусив язык, сдерживал желание ответить на ее оскорбления. А с Роуз, единственной женщиной которую обожал, которая заставила его снова почувствовать себя мужчиной, которая приняла его таким, какой он есть, позволил себе такое. Как он посмел?

Он оскорбил ее. Задел за живое. Унизил несколькими словами. Ударил в самое сердце, напомнив, кто она есть, используя это против нее как причину собственного гнева.

Джеймс уронил голову на руки, и перо упало на стол. Как он мог так поступить с ней? Он хорошо знал, что значит быть униженным. Знал, что чувствует человек, когда почва уходит из-под ног. Ему знакомо было инстинктивное желание уйти в себя, когда ты не в состоянии сделать ничего, кроме как спрятать боль внутри.

Он не имел права расстраивать ее. Разве он не знал о ее профессии? Ведь познакомился с ней в соответствующем заведении. И конечно, Роуз имела дело с другими мужчинами… и будет с ними и после него.

Эта мысль не понравилась ему.

Нет, он ничего не мог поделать с этим, разве что смириться. Если он не в состоянии принять это, принять ее такой, какая она есть, то нет смысла продлевать это путешествие. А он так мечтал провести с ней эти дни! Погулять по полям… разумеется, когда погода наладится. Посмотреть направо и увидеть ее рядом с собой за обеденным столом. Засыпать, держа ее в объятиях. И первым делом, просыпаясь утром, видеть ее красивое лицо.

Неужели несколькими словами он разрушил все? Что ж, это хороший урок для него. Когда это касалось Роуз, темное чувство ревности ослепляло его. И сколько бы он ни уверял себя, что все напрасно, он не мог отделаться от этого чувства и погрузиться в спокойный сон.

Невозможно было сладить с собой и сегодня. Никто не овладевает таким искусством без соответствующей практики. Роуз обладала теми знаниями в области чувственности, которые он только начал постигать. Но в глубине души он хотел быть ее первым, ее единственным. Это желание никогда прежде не посещало его. Господи, он не был первым у своей жены и не имел никаких иллюзий на этот счет. Что, если бы Амелия сделала ему такой подарок? Но его душа молила о таком подарке от Роуз, подарке, который, увы, уже никогда не будет принадлежать ему…

Итак, он может допустить, чтобы это разрушило их планы, или может продолжить поездку, временно изгнав жестокую реальность из жизни. И чтобы сделать это, ему нужно полностью смириться с ее прошлым.

Жесткая складка пролегла между бровями.

Но что более важно? То, как она проводила свои ночи прежде, до того как он впервые вошел в ее гостиную, или то, что она сейчас рядом и он может бытье ней?

Ответ не требовал долгого обдумывания.

Роуз поставила чашку на столик рядом с постелью и снова легла, натянув желтое одеяло на плечи. Подброшенные в камин поленья разгорелись, согревая комнату, но все равно ее била дрожь. Даже горячий чай не мог прогнать холод, который, казалось, проникал до костей.

Что бы она сделала, если бы Джеймс не предложил ей эту комнату? Она, конечно, не могла бы остаться в его спальне. Большая кровать, которая еще хранила тепло его тела, была пуста. А Роуз чувствовала себя так, словно ее окунули в грязь.

Ее использовали. Как проститутку, которой она и была.

Отвращение, разочарование, которое он был не в состоянии скрыть… Странно, как ей удалось сдержать слезы.

После его ухода, накинув тонкий шелковый халат, Роуз прошла через коридор в свою комнату и больше не выходила. Ее единственный посетитель? Не Джеймс, миссис Уэбб, она пришла спросить, не нужно ли чего. Пожилая женщина, разумеется, знала, что Роуз провела ночь не в своей спальне. Простое зеленое платье, которое она надевала к ужину, не висело на стуле, а снова обнаружилось в шкафу, чистое и выглаженное. Но на лице экономки не было ни намека на ее осведомленность. Ничего, кроме доброты. Миссис Уэбб семенила по комнате, подкладывая дрова в камин, меняя воду в большом фаянсовом газу, и старалась соблазнить гостью чем-нибудь вкусным.

Сейчас, когда она опять осталась одна, Роуз чувствовала себя нежеланным гостем, который почему-то не торопится уехать. Конечно, если бы Джеймс хотел, чтобы она уехала, то сказал бы ей об этом. Или он ждет, что она проявит такт и уедет сама? Пока она размышляла, как поступить, мысль о том, что она должна оставить его, вызвала новые слезы.

В любом случае никто не отменял заход солнца. Серые сумерки окутали окрестности и, заглядывая в окна, рождали причудливые тени на стенах комнаты. Уже слишком поздно, чтобы вызывать карету. Завтра, если Джеймс снова будет смотреть на нее холодными глазами, она уедет.

Но это означает, что ей придется увидеть его… Она уверена, что не вынесет больше его отвращения. Эта мысль заставила ее вздрогнуть.

Джеймс не был жесток. Нет, он не ударил ее. Он не давал обещаний, которые не выполнил. Он просто указал на очевидный факт. И тем самым напомнил ей о том, что она всегда старалась забыть.

Роуз поправила одеяло. Беспокойство Тимоти, как оказалось, не было беспочвенным. Не беспокойство о ее безопасности рядом с Джеймсом, а беспокойство, касающееся лично ее. Его отвращение не оскорбило бы ее так сильно, если бы она держалась от него на расстоянии. Соблюдая дистанцию. Дистанция и хорошо защищенное сердце. Смотреть на него так, как она смотрела на других мужчин — как на нечто, что скоро закончится и не возобновится снова.

Вместо этого она обманывала себя, думая, что у их отношений есть будущее. Черт, она даже придумала кучу извинений, объясняющих его первоначальную сдержанность, пока сама не поверила в это.

С самого начала Джеймс отличался от всех остальных, так что защита, выстроенная ею в течение предыдущих лет, оказалась полностью бесполезной. Такая же зыбкая, как дуновение ветра.

Можно сколько угодно проклинать себя за глупость, но этим не исправишь ситуацию. Ей ничего не остается, как уехать завтра. Но…

Боль прокралась в грудь, мешая дышать. Роуз крепко зажмурила глаза, борясь изо всех сил. Напряжение забрало последние силы, и прежде чем она поняла это, монотонный звук дождя успокоил расстроенные нервы, и она незаметно погрузилась в сон.

Легкий шепот разбудил ее. Чья-то рука убрала волосы с ее лба. И Роуз догадалась, что это Джеймс. Никто не прикасался к ней так, как он, нежно и легко, скорее прося, чем забирая. Она подождала пару секунд, стараясь насладиться этим прикосновением — сердце ускорило свой бег, моля о большем, — затем неохотно открыла глаза.

В комнате было совсем темно. Только свет от камина освещал силуэт Джеймса, стоявшего рядом с постелью.

— Ты поужинаешь со мной сегодня?

Стоило ему откинуть одеяло, и холодный воздух сразу окутал ее, пробираясь сквозь тонкий шелк халата. Сильные руки обняли ее, без усилий подняли с кровати. Обняв его за шею, она прижалась щекой к его плечу, ища тепла. Джеймс открыл дверь ногой, та протяжно заскрипела, и только тогда Роуз поняла, что происходит.