Имена заморгала от удивления:

— Как это… изобретательно.

— Они в трюме под присмотром Норис. Заявляют, что могли бы помогать нашему хирургу.

— Что-то они слишком деятельны для пленников, — заметила женщина.

— Но они могут оказаться полезными для нас, — смущенно ответил Четри.

— Я сама поговорю с ними и сообщу о том, какое наказание их ждет, если они осмелятся подорвать наше доверие к себе. Именно так, наше доверие. Ты не станешь говорить им, что я не причастна к их пленению, чтобы они могли извлечь из этого знания какие-то выводы. — Она сверлила Четри командным взором. — Я удивлена и раздосадована, что ты совершил подобное без моего разрешения.

Он медленно поклонился ей, признавая свою вину, и надолго задержался в таком положении, прежде чем выпрямился снова.

— Готов понести любое наказание, капитан.

Имена понимала, что нужно применить к нему какие-то санкции, чтобы показать, кто на судне главный. Зачастую именно дисциплина являлась той тонкой гранью, что отделяла жизнь от смерти.

— Когда мы в следующий раз окажемся в сухом доке, ты станешь стоять вместо меня на вахте, а я отправлюсь вместо тебя развлекаться на берег.

— Да, капитан, — ответил Четри, снова отвешивая поклон.

— Ты не ранен? — спросила она.

Он покачал головой:

— Я позабочусь о «Морском цветке» вместо тебя, капитан, если ты захочешь немного поспать.

— Я могу перенести тебя вниз, — тут же предложил Максим.

— Еще не время, — отказалась Имена. — Приведи ко мне пленниц. Хочу с ними поговорить.

Набхи и Малим вывели женщин на палубу. Они не были связаны, но Имена с одобрением заметила, что у каждой на поясе имеется веревка, на всякий случай. Анна, пиратская наложница, все еще была одета в свое облегающее платье, лиф которого теперь был обильно залит кровью, а подол разорван до самого бедра. Она заслоняла собой вторую женщину, Сюзелу, облаченную в бесформенную тунику длиной до колен, которая тем не менее не скрывала ее женственные формы. Ее блестящие вьющиеся волосы закрывали лицо, коричневая кожа рук и ног была гладкой и чистой.

Имена не стала вставать со стула, дожидаясь, когда пленницы поклонятся ей.

— Препоручаю вас Четри, — сказала она, — до дальнейшего решения вашей судьбы. — Ни одна из женщин не произнесла ни слова, что пришлось Имене по душе. Она продолжила: — Вас не убьют и не выбросят за борт. Но пребывание свое на судне вам придется отрабатывать. Это понятно?

Анна и Сюзела поклонились.

— Хорошо, — сказала Имена. — Уведите пленниц.


Минуло три дня. Пиратские суда оставались в зоне видимости, но находились на расстоянии примерно шести корабельных длин позади.

Находясь в каюте и держа мозолистую руку Йедона, находящегося на последнем издыхании, Имена чувствовала пульсацию в висках, что свидетельствовало о приближении шторма. Когда моряк испустил дух, она положила ему на грудь заработанные им монеты и поспешила обратно на палубу. В дующем все сильнее ветре чувствовался запах озона, и волны с силой разбивались о борта судна, раскачивая его. На горизонте появились фиолетово-черные тучи.

Четри возник подле Имены прежде, чем она успела его позвать. Долгие дни и ночи погони сказывались на нем: глаза покраснели от усталости и соли, из кос во все стороны торчали волосы, а складки вокруг губ обозначились четче, чем обычно.

— Привяжи все, что только возможно, даже ценой сокращения расстояния между нами и преследователями. Протяни спасательные тросы вдоль всего судна и поперек тоже. Спустить все паруса, какие возможно. — Она назвала имена матросов, которых следовало задействовать, понимая, что кораблю грозит опасность, но все же не такая страшная, как опасность от безрассудного поведения. — И направь больше людей к насосам.

Освещение постепенно менялось, небо приобрело оттенок латуни, раскаты грома походили на удары огромных невидимых дубин.

— Ветер скверный, — согласился Четри, — но он может сослужить нам хорошую службу. Во время шторма пиратам станет сложнее преследовать нас.

— Нам и самим придется нелегко, если собьемся с курса, — возразила Имена, глядя на своего первого помощника. — Как только оторвемся от них, нужно зайти в безопасный порт. — Она умела ориентироваться по звездам и намеревалась извлечь из этого пользу.

Мгновение Четри безмолвно взирал на нее, затем кивнул:

— Да, капитан.

Шторм ударил завывающим ветром и стеной воды. Несколько парусов, которые не удалось вовремя опустить, за считаные секунды превратились в лохмотья, канаты неистово и опасно хлестали, и никто не отваживался приблизиться к ним, чтобы перерезать. Лучшие впередсмотрящие «Морского цветка» обвязались веревками за пояса, чтобы не упасть на палубу с огромной высоты и не разбиться в лепешку. Имена нахлобучила на голову клеенчатую шляпу и привязала себя к грот-мачте. Она отдавала приказы команде с помощью горна, потому что крик ее был совершенно неслышим в порывах ветра и скрипе древесины. С неба обрушилась сплошная белая пелена дождя со снегом. Вскоре даже звуки горна перестали быть различимыми, вода переливалась через поручни на палубу, захлестывая лодыжки Имены и через малейшие отверстия просачиваясь на нижние палубы.

Женщина вздохнула с облегчением, когда последний член экипажа спустился с мачты. Небо прорезала вспышка молнии, и все вокруг погрузилось во тьму.

Имена понимала, что корабль в любой момент может пойти ко дну, но все же не могла не наслаждаться бьющими ей в лицо струями дождя и порывами ветра, чуть не поднимающими ее в воздух. По такелажу заплясала шаровая молния, очаровавшая Имену своей опасной красотой, затем, не причинив вреда, исчезла в море.

Следом возник водяной смерч, ревущий, точно легендарное чудовище морских глубин, высотой он превосходил грот-мачту. Завидев его, Имена забыла, что нужно дышать. Сделав вдох, она ощутила вместо воздуха соляной туман, затем стена воды обрушилась вниз, отбросив ее к поручню. Палуба была настолько затоплена водой, что не было различий между ней и морской пучиной, у ног Имены трепыхались оглушенные рыбы. Наконец она подтянулась с помощью спасательного троса и вновь приняла вертикальное положение. С одежды ее стекала вода. Шляпы она лишилась, и струи дождя больно хлестали ее по голове. «Что ж, — подумала Имена, — наши преследователи не могли предвидеть подобного». Если повезет, то пираты, возможно, погибнут или их корабли получат такие сильные повреждения, что не смогут продолжать преследование.

Имена отыскала Четри и отдала ему еще несколько приказаний, крича и отчаянно жестикулируя в надежде, что тогда слова ее достигнут первого помощника, невзирая на рев ветра, шум ливня и гром. На палубе появилась миниатюрная Гналам, она привязала себя веревкой к грот-мачте, готовясь срочно выполнять плотницкие работы. Она и главный плотник Серетсе могут работать по очереди. Помахав женщине, Имена стала пробираться к рулевой рубке. Небо прорезала очередная вспышка молнии.

Рулевой Бонневи закрепил ступни в двух железных скобах, вмонтированных в палубу, и обвязался двумя веревками — одной вокруг талии, а второй привязал руку к штурвалу. Имена нырнула под крышу рубки, чтобы перевести дух и глотнуть воздуха без примеси морской соли.

— Отвяжи руку от руля, если не хочешь потерять ее! — скомандовала она.

Не успела она произнести эти слова, как на румпель обрушилась волна, и штурвал пополз в сторону. Вымученно улыбнувшись, Бонневи высвободил руку и отпустил штурвал, но схватил его снова, как только волна схлынула.

— Мне застопорить руль? — спросил он.

Имена взглянула на тросы штурвала. Регулярное поддержание их в порядке гарантировало, что они вряд ли могут лопнуть.

— Да, так и сделай, а потом отправляйся в трюм и немного отдохни, — сказала Имена. — Тебе это необходимо.

Когда Бонневи спустился по лестнице, из люка показалась крупная фигура. Это был Максим. Он протянул Имене кружку с деревянной крышкой.

— Осторожно, горячо, — произнес он низким голосом, легко перекрывающим шум непогоды.

Клеенчатый плащ Имены промок насквозь, поэтому она с благодарностью приняла кружку и стала согревать о ее теплые бока заледеневшие ладони.

— Благодарю. А теперь возвращайся вниз.

— Нож направила меня сюда присматривать за тобой. — Опершись одной рукой о перегородку, герцог склонился к Имене и произнес: — Пей чай.

Она сдвинула крышку в сторону и сделала глоток. Мятный чай не обжигал, но приятно согревал ее замерзшее тело, воспламеняя его. Опустошив кружку, она вернула ее Максиму.

— Быстро вниз, — приказала она. — Не хочу, чтобы вас смыло за борт.

За пределами рулевой рубки шум становился просто нестерпимым. Имена поморщилась и стала осматриваться, пытаясь определить его источник. Раздался пронзительный скрип дерева, потом грохот падения. Свист ветра в парусах изменился. Судно лишилось стеньги.

— Сгнившие рыбьи потроха! — в сердцах выругалась Имена, ныряя в пелену ливня.

* * *

При первой атаке шторма Максим принялся расспрашивать двух пленниц с пиратского судна, притворяясь, однако, что сам отвечает на их вопросы касательно порядков на «Морском цветке». Особенно Анну и Сюзелу интересовало отношение к наложницам и узникам. Они отказывались верить, что на судне нет наложниц, и считали, что будут принадлежать Четри, так как сама капитан Люнг предпочитает мужчин. Сюзела вообще не произносила ни слова, но взгляд ее был очень красноречив. Было ясно, что она не верит тому, что говорит Максим. Она сидела подле Анны, подогнув под себя ноги и с силой прижимая к себе корабельного кота.

Максим предпочел не углубляться в подробности, потому что считал, что Имена должна принять решение о дальнейшей судьбе этих женщин. Лучшим убеждением для них станет то, что к ним никто не станет приставать. Он познакомил Анну и Сюзелу с Норис и Диной, в чьи обязанности входило приносить пленницам воду и еду, а сам вернулся в каюту Имены.

Шторм бушевал пять дней, в течение которых судно бросало из стороны в сторону, как игральные кости в стакане. Затем наконец наступило желанное затишье. Возможно, «Морской цветок» оказался за пределами бури. Пиратских кораблей видно не было, но никто не брался утверждать, пошли ли они ко дну или просто остались далеко позади.

В предрассветные часы на шестые сутки Имена приказала убрать спасательные тросы. Весь день до вечера команда откачивала воду из трюма, подбадривая себя песнями. Максим подменял кого-то из членов команды, когда в этом возникала необходимость, затем вернулся в каюту капитана, устало потирая глаза. Сняв с себя рубашку, насквозь пропитанную солью, он обтерся губкой и переоделся. Ему хотелось помыться как следует, но за последнее время он и без того слишком часто окунался в холодную воду, к тому же должно пройти еще некоторое время, прежде чем на камбузе удастся нагреть достаточное количество воды. Он распорядился, чтобы после удовлетворения нужд пациентов хирурга следующую партию горячей воды доставили капитану.

Герцог знал, что Имена не спала уже двое суток, за исключением кратких моментов забытья, будучи привязанной к мачте, или нескольких моментов между выполнением различных дел. Сам же Максим большую часть времени проводил в ее каюте, чтобы не пропустить там ее появление, но она вообще не спускалась вниз. Каждые несколько часов он выбирался на палубу, где бушевал шторм, свистел ветер и лил дождь, чтобы принести Имене горячего чая или вяленого мяса с хлебом. Иногда вместо него ходила Норис, которой чаще удавалось уговорить капитана поесть.

Максим удивлялся, насколько иными стали его заботы. Он мечтал лишь о том, чтобы пережить непогоду, если только Имена сумеет выкарабкаться тоже. Для этого он заставлял ее пить чай, с таким трудом подогреваемый на спиртовке, немного есть и хоть на несколько минут уходить с пронзительного ветра. Ему хотелось просто быть рядом с ней, пусть и не долгое время.

Дверь настежь распахнулась, и в каюту с трудом вошла Имена. Ее насквозь мокрая одежда была покрыта белыми пятнами соли и черными — смолы. Хотя раны, полученные в схватке с пиратами, постепенно затягивались, на щеке ее появился свежий синяк, губы растрескались, а глаза были красными, как у заядлого курильщика.

— Выглядишь восхитительно, — заметил Максим, действительно так считая.

— Не стойте на моем пути к кровати, — ответила Имена, делая неверный шаг вперед.

Герцог взял ее под руку и обнял за талию.

— Я помогу тебе, — предложил он.

— А где Норис?

— Занята. — Уложив Имену поверх одеяла, он взял ее босые ступни и также поднял их на койку. — Засыпай, а я пока сниму с тебя одежду.

— Это угроза или обещание? — с лукавой улыбкой спросила женщина. Глаза ее закрылись, и, когда Максим принялся развязывать мокрый узел, удерживающий ее брюки на талии, она уже спала крепким сном.