Получасовое чаепитие возобновило общение бывших подруг. Теперь они часто встречались за чашечкой кофе. Алина не бросала слов на ветер – съездила пару раз в город и уговорила Вадика не противиться разводу. В качестве утешительного приза предложила ему помощь в борьбе за обладание жилплощадью. Алина заранее испытывала радость от того, что Ксения лишится родового гнезда – квартиры, все юные годы вызывавшей у Алины дикую зависть. Потом она подробно пересказывала какие сложности ей пришлось преодолеть для достижения успеха в этом деле. Притворно ругала Вадика за корысть, за то, что пытается выгнать из родного дома жену с ребенком.

Однажды подруги сидели в креслах в номере Алины, дымя сигаретами. После пережитого стресса – побега от мужа, – Ксения вернулась к институтскому баловству: стала покуривать. В студенческие годы она дымила за компанию, теперь же курение становилось для нее насущной потребностью. Алина завершила рассказ об очередном этапе бракоразводного процесса и осмелилась, наконец, потребовать у Ксении плату за услугу. Она попросила ее снять копию с документа о предоставлении аренды хозяевам сауны и передать ей:

– Найди момент, пошурши в бумажках дружка.

Ксения ошарашено смотрела на подругу – неужели та не понимает, что толкает ее на подлость? Как бы она не относилась к Жарковскому, она никогда, ни за что… Алина впервые видела Ксению в таком гневе.

– Разве ты сама не жаловалась мне, что главврач спустя рукава относится к своим прямым обязанностям, не обеспечивает санаторий необходимым для лечения?

– Да, но… А зачем тебе этот документ?

Алина не зря была опытном юристом, она умела повернуть любое дело так, чтобы оно выглядело благородным. Она таинственно помолчала, скосила глаза к носу, оглянулась на дверь и тихо прошептала:

– Я тут по поручению общественной комиссии ветеранов. Это безобразие, что малоимущие пациенты не имеют возможности пройти полноценное лечение. Я считала, что это твой профессиональный долг, помочь в разоблачении главврача.

– Значит, твой аптечный киоск, это всего лишь прикрытие? Недаром я говорила, что ты хоронишь свои способности на торговле биодобавками. Но то, чему ты посвятила себя, вполне достойное дело. Я уважаю твой выбор.

– Да, Ксюша. Я на стороне бедных и обездоленных. Надеюсь, теперь ты поможешь мне?

– Даже не знаю. Мне, действительно, не хватает смелости восстать открыто против злоупотреблений в санатории, но и действовать за спиной Жарковского мне претит.


Иногда к Алине и Ксении присоединялась Мария. Обычно это случалось, когда женщины сидели в кафе при корпусе платных услуг. О чем бы не заходила речь, Мария сворачивала разговор к своему кабинету и модифицированному ею методу доктора Фолля. Она была полна неиссякаемого энтузиазма и все пыталась затащить на исследование Алину. Но та, как и в день своего приезда, не соглашалась на тестирование, отговариваясь занятостью.

– Алиночка! Неужели тебе не интересно знать, подвергалась ли ты психическим атакам в своей жизни? Вон Ксюша прошла тест, я ей назначила лечение – и все у нее пошло на лад.

– Лечение? – удивилась Алина. – Маша, так ты не только выявляешь так называемую порчу, но и снимаешь ее? Ксюша, ты же врач! Как ты можешь всерьез принимать эту игру?

– Мне как физиотерапевту, полезно ознакомиться с альтернативными методами, основанными на электромагнитных процессах. Поэтому, ради эксперимента, согласилась на несколько сеансов адаптивной биорезонансной терапии.

– А от чего ты, собственно, лечишься? – спросила Алина, демонстрируя свое здравомыслие.

– У меня общий вегетативный синдром, нервное истощение, утомляемость, – бегло обрисовала свое состояние Ксения и отчего-то покраснела.


Почти месяц Ксения встречалась в кабинете Марии с Родионом Стрельцовым. Вначале Стрельцов приехал, чтобы отладить работу новой программы, и сообщил о своем приезде Ксении. Он был уверен, что после работы Ксения пригласит его к себе домой. Но Ксения отговорилась тем, что не хочет травмировать мальчика посещением незнакомого дяди. Она знала: стоит ей только раз показаться на своем элитном этаже вместе с Родионом, как это тотчас станет известно Жарковскому. О последствиях она боялась думать. В первый приезд Родиона они втроем, включая Марию, пообедали в кафе и мирно расстались. На следующий раз Родион был решительнее. Не делая из отношений с Ксенией тайны, Родион попросил у Марии разрешения воспользоваться ее кабинетом для свиданий. Мария с энтузиазмом добровольной сводницы оказала содействие влюбленной паре.


Эти сумасшедшие свидания Ксения не забудет никогда. Иногда они проходили прямо в кабинете Марии, иногда в теплой сауне по соседству или в комнате для массажа, ключ от которых тоже приносила Мария. Ксения понимала, что находится в зависимости от подруги, но иначе она не смогла бы сохранить в тайне от главврача свои встречи с Родионом: слишком много любопытных глаз было вокруг. Витающая над головой Ксении опасность тревожила ее. Родион недоумевал, отчего она все время озирается, вздрагивает, прислушивается к шагам в коридоре – взрослая, свободная женщина, а ведет себя как пугливый подросток.

Ксения понимала, что дальше так продолжаться не может, у нее просто не хватит физических и нравственных сил разрываться надвое. Она готовилась дать отставку Виктору Эдуардовичу, какими бы последствиями это ей ни грозило. Но самым трудным и мучительным для нее было открыться перед Родионом. Если опасение перед Жарковским было связано с житейскими сложностями, с поиском нового места работы и сменой жилья, с Родионом дело обстояло иначе. Она могла упасть в его глазах так низко, что все их дальнейшие отношения потеряли бы смысл. А им было так хорошо вместе. Так легко и возвышенно переплетались их души и тела.

Весна уже вошла в полную силу. Снег лежал в низинах, а на пригорках зеленела трава. Родион теперь часто приезжал по воскресеньям, и вездесущая молва связывала его приезды с именем Марии. Именно в ее кабинет он заходил в первую очередь. То, что там порой мелькал и халатик Ксении Игоревны, никого ни настораживало. Ее фигура так прочно увязывалась с фигурой главврача, что сотрудникам не приходили в голову иные варианты. Тем более, что все знали: Мария Петровна и Ксения Игоревна приятельствуют.

Вечером, накануне очередного приезда, Родион позвонил Ксении – узнать, будет ли она свободна завтра в такое-то время. Ей часто приходилось задерживаться на работе: конференции, дежурства, санитарные дни в отделении, инструктаж младшего медперсонала. Да и няню надо было заранее предупреждать, что той придется подольше побыть с мальчиком. На этот раз голос Родиона был торжественно загадочен:

– Будешь свободна? Вот и славно. А я готовлю тебе сюрприз!

– Какой сюрприз?

– А это тебе задачка, думай!

Ксения улыбнулась, Родион был мастер на разные выдумки, и угадать заранее, что он учудит в очередной раз, было невозможно. Она готовилась к предстоящему свиданию с особенным настроением. Перебирая шкатулку с украшениями, долго думала, что надеть. Сережки? Кулончик? Перстенек? На глаза попалась массивная серебряная цепочка вульгарного вида. Это был подарок Жарковского. Ксения ухватила пальцами блестящую холодом змейку и вытащила ее на божий свет. Как некстати было это напоминание о принудительной связи! Сердце Ксении заколотилось в предчувствии бунта. Она намотала цепочку на палец и быстро заходила по комнате, набираясь храбрости для решительного объяснения с Жарковским. Давно пора! Она не будет больше откладывать пугающий ее разговор. Вернуть эту цепочку Жарковскому и объявить о разрыве. А там – пусть будет, что будет. Убедившись, что сын заснул, Ксения отправилась на другой конец коридора, в апартаменты главврача. Из-под его двери белела узкая полоска света. Значит, хозяин еще не спал. Ксения постучала и, не дождавшись ответа, решительно толкнула дверь.

– Виктор Эдуардович, – Ксения обратилась по отчеству, будто находилась на служебной конференции, а не дома у человека, с которым несколько месяцев была близка, – я пришла вам сказать, что… Вот. – Она положила цепочку на журнальный столик.

Только тут Ксения заметила, что Жарковский сидит в кресле абсолютно не шевелясь и уставившись взглядом в одну точку. Руки его то ли держались за сердце, то ли просто были сложены над животом.

– Тебе плохо?

Ксения подскочила и деловитым врачебным движением охватила запястье. Пульс был слабый, но ровного наполнения.

– Присядь, Ксюша. Я в порядке, хотя мне, действительно, плохо.

Она присела в кресло напротив. Жарковский слабым голосом продолжал:

– Я справлюсь, я обязательно должен с этим справиться.

– Что случилось, Витя? – ты невозможно бледен.

– Я – бледная поганка. Я убил свою жену.

– Как убил? Что ты такое говоришь?

– Мне только что сообщили, что она скоропостижно умерла от разрыва аорты.

– Как умерла? Ты же на днях навещал ее и говорил, что ее состояние стабильно.

– Да, было стабильно. Но каждый раз она отпускала меня со слезами, умоляла остаться или перевезти ее сюда, в санаторий.

Жарковский еще долго каялся, как он плохо обошелся с женой. По сути, бросил ее, только обеспечил уход, приставив к жене сиделку. Потом стал вспоминать, как дружно они жили когда-то, какой красавицей та была в молодости. Ксения чувствовала себя неуютно. Будто была и ее доля вины в смерти знакомой ей лишь по рассказам женщины. Хотя обе они, и умершая жена, и Ксения, были заложницами в руках всесильного хозяина. Но сейчас хозяин был слаб и беспомощен. И Ксения не посмела добивать его окончательно.

– Ну, я пойду, – сказала она вставая.

– Да, да. Иди, Ксения. Я завтра должен буду уехать в город, организовать похороны. За себя оставляю, как всегда, Марию Петровну Дмитрук. Я справлюсь, дорогая. Я должен справиться.

Ксении показалось, что несчастный старик сейчас разрыдается, и она, незаметно забрав цепочку назад, поспешно ушла от Жарковского.


На следующий день, как и обещал, в санаторий приехал Родион. Мария оставила любовникам ключ от кабинета и удалилась. Но Ксения не захотела в этот солнечный день таиться в темном сумраке кабинета Марии, ее тянуло на свет. Сегодня она могла не опасаться встречи с Жарковским, а быть увиденной другими уже не боялась. Хотя накануне ей не удалось поговорить с Жарковским, она была готова к разрыву с ним. Ксения потащила Родиона на залив, но в противоположную от санатория сторону. Там не было отдыхающих. День был безветренный и ясный. Зайчиками скакали по поверхности воды солнечные лучи. На берегу они натыкались на разбросанные там и сям валуны и отдавали им свое тепло. Родион и Ксения ступали по влажному, впитавшему зиму песку, оставляя легкие отпечатки. Чистая, прохладная вода подстерегала у кромки берега, не решалась выплеснуться им под ноги, но притягивала к себе взор. Несколько раз влюбленные останавливались и смотрели на воду: мелкие камешки на пологом дне виднелись четко, как под микроскопом. Не сговариваясь, Ксения и Родион поворачивались друг к другу, целовались и брели дальше – вокруг не было видно ни души.

Родион не спешил со своим сюрпризом. Дразня Ксению, разжигая ее любопытство, он распространялся о дымке над заливом, о яркости солнца, о происхождении камней, разбросанных на побережье. Один из них, красновато-серый валун размером с копну сена, был особенно красив:

– Этот точно с ледникового периода здесь стоит, – заметил, останавливаясь перед камнем, Родион. – Ишь, какая громадина.

– А я не люблю камни, они холодные.

– Вовсе нет. Потрогай, – Родион взял руку Ксении и приложил ее к нагретому боку валуна, а потом к своей щеке. – Никакой разницы!

Пальцы Ксении укололись о жесткую щетину:

– Тебе не жарко? Отчего ты не побреешься? – задала Ксения давно интересующий ее вопрос. – Боишься сходство с Николаем II потерять?

– Меня все уже достали этим сходством. Но бороду я отрастил по другой причине: с детства аллергиком был, а когда возмужал и начал бриться, пошли мучения: от каждого прикосновения бритвы – раздражение. С бородой меньше проблем. Она что, тебе не нравится?

– Мне все в тебе нравится. Просто я не люблю, когда мужчины чрезмерно озабочены своей внешностью. Вот и спросила. А где же твой сюрприз? – Ксения переменила тему. Нетерпеливые огоньки зажглись в ее глазах.


С другой стороны камня, сидя на чурбаке, подставляла первому весеннему солнцу свои обнаженные, кривые ноги Алина. Услышав знакомые голоса, она хотела вскочить и поздороваться, но следующие слова Родиона заставили ее затаиться.


– Знаешь, Ксюша, моя жена… спятила.

– Вот это новость! Ты говорил о ее странностях, но неужели…