Но у Марии тоже пропал аппетит, что было для нее большой редкостью.

– Ты, Маша, удивлена, зачем я тебя сюда пригласил. Здесь, сама видишь, тоска, как в склепе. Мне и вправду неохота жить. Без санатория я – никто. Вот ты меня добивалась последний месяц, скажи, зачем я тебе нужен? Надеялась стать хозяйкой санатория? Но теперь карты перемешались.

– Не говори так, Виктор. Мы же с тобой уже несколько лет знакомы. Ты всегда был мне симпатичен.

– Но когда-то, когда я был на коне, да и моложе, ты отклонила мои ухаживания.

– Ты был женат. Я же выросла в патриархальной семье, у нас был строгий уклад. Устои закладываются в детстве.

– Ты мне не казалась монашенкой. Сдается мне, что с массажистом вас связывала отнюдь не пионерская дружба.

Мария недоуменно передернула плечами, колыхнула своим главным женским богатством. Опустила глаза:

– Виктор Эдуардович, неужели ты не понимаешь, что я могла бы стать тебе надежной спутницей и опорой на долгие годы?

Марии уже было тридцать восемь лет, шансов устроить свою жизнь, встретить холостого и обеспеченного мужчину у нее было немного. Жарковский хоть и проиграл битву за санаторий, был отнюдь не беден. За время хозяйствования в подведомственном ему учреждении он успел обрасти жирком в прямом и переносном смысле. Одна квартира в Петербурге, другая где-то в курортном районе, машина, пакеты акций, счета в банке. Мария прикинула: даже овдовев, она не останется нищей – Жарковский был значительно старше ее. Мария просчитала положение на много лет вперед.

Впервые за этот трудный день в глазах Жарковского промелькнула искорка жизни. В нем проснулся мужчина и борец. Он посмотрел на Марию. Да, чуть-чуть не в его вкусе. Слишком ярка и напориста. Хотя, когда-то он не брезговал брюнетками и даже приударял за Марией, но после знакомства с Ксенией пристрастия его радикально поменялись. Все же пышные формы Марии вдохновили Жарковского. Он полушутя ответил:

– Если милая Маша избавится от этого ужасного сооружения на своей голове, сделает короткую стрижку, а заодно и цвет волос поменяет на что-нибудь рыженькое, то у нее появятся шансы стать моей супругой. Ты готова, Мария, следовать моим указаниям?

Мария придерживалась консервативных взглядов относительно своего внешнего вида и подсознательно чувствовала, что длинные волосы, сложенные в своеобразную чалму, придают ей уверенности в себе, как борода сказочному волшебнику. Но, чтобы стать женой этого человека, она была готова поступиться принципами. Жарковский уже загорелся новой игрой. Она сейчас отвлекала его от тяжких мыслей о поражении. Как некоторые женщины успокаивают свои нервы шопингом, Жарковский надеялся забыться, ваяя свою Галатею. И еще, конечно, существовал традиционный для мужчин способ разрядки.

Жарковский пригласил Марию в другую комнату. Тут стояла широкая тахта, накрытая светлым покрывалом, и ничто не напоминало о покойной жене хозяина дома. Радушным жестом Жарковский предложил гостье сесть, затем привлек к себе и приласкал. Мария податливо повернулась ему навстречу. Но опытный соблазнитель вдруг понял, что не испытывает привычного подъема. Неужели его мужской век на исходе?

Мария уловила его затруднения, постаралась помочь партнеру, прибегнув к особому массажу, но вскоре отказалась от бесплодных попыток: плоть любовника спала. Оба откинулись навзничь и уставились в потолок.

– Ты все еще хочешь стать моей супругой, милая ласточка? – Жарковский старался иронией скрыть свое смущение. – Лучше давай займемся арифметикой. Пятьдесят шесть моих лет минус твои тридцать восемь. Сколько получается? Вроде бы немного, да? Но, если принять, что я нуль, нуль без палочки, – он скабрезно усмехнулся. – Так вот, без палочки, меня можно считать столетним стариком. Нужен тебе, женщине в полном соку, такой муж?

– Ну, какое значение имеет случайная неудача, Виктор! В наше время медицина решает эти проблемы одним махом: и виагра, и разные игрушки.

– Так, так. Я буду игрушками тебя услаждать, а ты мне с очередным массажистом рога наставлять? Я хоть и старый, но не дурак. Я понимаю, что без санатория я – никто и ничто.

Но Мария не желала отступаться от этой обессиленной, но вполне еще мясистой рыбины. Она стала осыпать поцелуями свою добычу, целовать плечи и оплывшую жирком грудь Жарковского.

– Я люблю тебя, Витя. Люблю как человека, а не сексуальное орудие, – проникновенно лгала Мария и сама почти верила в эту ложь.

Жарковский, полностью обнаженный, отдавался скромному наслаждению. Его обрюзгшее тело ощущало тихую радость от нежных, умелых поглаживаний, от мягких рук Марии.


После окончания эротического массажа Жарковский и Мария оделись, сели. Хозяин включил музыку, но сам был тих и задумчив, а вскоре с деланной бодростью произнес:

– А не хлопнуть ли нам с тобой, Машка, еще по рюмашке?

Когда бутылка наполовину опустела, Жарковский навинтил на нее пробку и встал:

– А теперь едем, Машера!

– Куда, Витюша?

– В салон красоты, срежем твою чалму, осветлим волосы. Затем запишем тебя в фитнес-клуб. Надо, девочка, избавляться от целлюлита. Потом – бутик. Поменяем тебе гардероб, ну и прочее… Запомни только одно: со мной шалить не надо, я баловства не потерплю. Но, если будешь хорошей девочкой, будут тебе и деньги, и моя забота. У меня кое-что припрятано на черный день: есть активы за границей.

Жарковский снова был решителен и активен. Пока его голова работает, он сумеет вить из этой женщины веревки, но когда одряхлеет… Да, что загадывать…

4

После того, как Ксения прогнала его, Стрельцову стало все равно, что будет с ним дальше. За себя он больше не боялся, болезнь его не пугала, даже наихудший ее исход. Было горько, что пострадала Ксения, но в его извинениях и покаяниях она не нуждалась, иначе не дала бы ему от ворот поворот. Он опять с головой ушел в работу: будь что будет. По выходным бессмысленно валялся на диване, пил пиво или блуждал по интернету.

Родители нагрянули неожиданно. Они не смогли дозвониться сыну – он как раз выходил в магазин, а потому взяли на вокзале такси и добрались самостоятельно. В первый момент, когда Родион услышал звонок в дверь, он подумал о Ксении, но тут же понял, что ошибся.

Мама, Галина Николаевна, и отец, Алексей Иванович – оба постаревшие и располневшие, – уже стояли на пороге. У их ног громоздились сумки и картонные коробки с яблоками. Родион обнялся с мамой и отцом, быстро втащил вещи родителей в квартиру, незаметно подобрал разбросанную одежду и носки. Отец, такой же высокий как и сын, кинул быстрый взгляд на новые обои и пожал Родиону руку:

– Молодец. С ремонтом хорошо управился.

Мама уже разгружала на кухне привезенные сумки с провизией: маринованные огурчики, связки сушеных грибов, банки с вареньем.

– А что ж холодильник у тебя не включен, сынок?

– Он, кажется, сдох, все недосуг вызвать мастера. Да он мне и не нужен, я дома почти не бываю.

– А пиво пить успеваешь! – с легкой укоризной заметила мать и ткнула в угол, где стояла батарея пустых бутылок из-под пива.

– Ма! Это же за два месяца накопилось, – Родион слегка преувеличил срок своего проживания в квартире.

– Ладно, сынок. Я понимаю. После такого стресса. После развода… Когда мужчина остается один…

– С Ладой мне тоже стрессов хватало.

Галина Николаевна оставила скользкую тему и принялась обследовать кухню. Полки шкафчиков тоже были бедноваты: ни круп, ни макарон, только банка кофе да несколько пакетиков чая. Даже сахар в сахарнице закончился.

– Занавесок у тебя нет, сынок. Как я в прошлом году сняла их для стирки, так никто и не повесил.

– А я, честно говоря, и не замечал, что их нету.

– Значит, ты оставил бывшей женушке все, и квартиру тоже?

– Так получилось, ма. Но я здесь долго не задержусь. Возьму кредит, присмотрю себе недорогую квартирку.

– Живи, Родя, сколько хочешь, – встрял молчавший до сих пор отец. – Мы ведь снова уедем, разберемся тут с пенсионными делами – и укатим.

– А я, честно тебе скажу, мой мальчик, что рада, что ты от этой помешанной избавился. Никогда нам с отцом эта особа не нравилась. Всю жизнь твою загубила, ребенка не уберегла.

– Не надо, мама. Все, забудем о ней.

– Действительно, отметим начало новой жизни! – Алексей Иванович вытащил из сумки последний гостинец: бутылку рябиновой настойки, приготовленной им собственноручно. – А, может, другая дамочка у нас есть на примете?

Родион слегка порозовел, что под его бородой было почти незаметно, но промолчал. Что он мог сказать родителям, когда в отношениях с Ксенией была сплошная неясность? Да что говорить… теперь были неясны даже сроки его жизни… Если худшие его мысли найдут подтверждение… Врач так озадаченно смотрела на него, когда разговаривала…

– Не морочь сыну голову, Леша. Пусть мальчик немного отдохнет. Хомут на его шею еще отыщется. Из этой истории с одними потерями вышел: и квартира, и обстановка, – затем Галина Николаевна внимательно посмотрела на Родиона и своим материнским чутьем поняла, что сын чем-то взволнован. – А что, Родик, может отец прав? Может, на освободившееся место уже имеется кандидатура?

– Да, мама. Я люблю одну женщину.

– Из огня да в полымя! Кто же она? Молоденькая? Приезжая или наша, с пропиской?

– Она постарше Лады, ей тридцать три года. Работает врачом. Есть сын шести лет.

– Сын – это неплохо, – подал голос Алексей Иванович.

Он тоже тяжело переживал гибель внука и не надеялся, что дождется нового. Известие о приемном внуке воодушевило его. Но Галина Николаевна была иного мнения:

– Чужого ребенка воспитывать – большая ответственность. Как звать эту женщину?

– Ее зовут Ксения.

– Пригласи ее, Родя, познакомь с нами, пока мы не уехали.

– Да, мама, я постараюсь.

Сейчас Родиону важно было уйти от конкретных обещаний и усыпить бдительность родителей. Впрочем, у них было достаточно своих новостей, которыми им хотелось поделиться. Они рассказали о своем житье-бытье. В прошлом году Родион установил котел для обогрева, и теперь они не мерзли даже в холода. И горячая вода перестала быть проблемой. В общем, жилось старикам на даче неплохо. И чувствовали себя здоровей, и новыми знакомыми успели обзавестись. Поговорив о своей жизни, родители снова вернулись к разговору о новой, потенциальной невестке:

– А фотокарточка этой Ксении у тебя есть?

– Да, несколько, но они в цифре.

– Где-где?

– В цифровой камере и в компе. Хотите, покажу?

Родион включил ноутбук и вывел на экран фото, где Ксения была запечатлена на своем рабочем месте, во врачебном халате.

– Что ж, вид интеллигентный. Но не слишком ли строга? – поинтересовалась Галина Николаевна. – Взгляд какой-то надменный.

– Что ты, мама. Взгляд как раз беззащитный. Это у нее подбородок чуть-чуть вперед выдвинут, оттого общее впечатление суровости.

– Ладно, – подытожил Алексей Иванович, – привезешь к нам. – Тогда и определим, беззащитна или строга.


…У Стрельцова не было уверенности, что ему удастся быстро примириться с Ксенией. Он понимал, что надо тщательно подготовиться к новой встрече с ней, продумать, что и как говорить. Зазвонил телефон. Родион взял трубку и не сразу понял, с кем разговаривает. Звонили из регистратуры платного медицинского центра, сообщали, что анализы крови готовы и их можно получить у врача.

– Это кто? – полюбопытствовала Галина Николаевна. Застывшее выражение лица сына вызвало ее беспокойство. – Случаем, не Ксения?

– Нет, мама, это с работы, – солгал Родион.


В кабинет врача Стрельцов вошел как декабрист, готовый к вынесению приговора. Сейчас он узнает, к какому сроку его приговорят, а, может, назначат смертельную казнь? Но сердце его билось на удивление ровно, он был готов к любому исходу. Он примет самый суровый вердикт как наказание за то, что принес боль Ксении.

Родион был бледен. Но спокойствие больного поразило доктора. Она привыкла к тому, что в ее кабинете многие молодые люди теряли прыть. Этот же, этот респектабельного вида мужчина вел себя вполне достойно. Он вежливо поздоровался, протянул коробку конфет и спросил разрешения присесть на стул. Врач улыбнулась:

– На сегодняшний день, Родион Алексеевич, все у вас очень прилично. Полагаю, что вам пришлось поволноваться, но мне с самого начала было ясно, что сыпь не специфична для льюиса. Однако надо было уточнить диагноз: слишком уж вы усиленно занимались самолечением, смазали всю картину. Анализы подтвердили мою догадку – к счастью, у вас не выявлен и вирус иммунодефицита – вы практически здоровы. Беспокоящие вас моменты мы легко устраним.