— Более подходящая партия для него! — со значением сказала Кристиана. — Обручения, которые за нас совершают в юности, часто ни к чему не приводят. Но я находилась под его опекой и была наследницей состояния. Он не стремился к браку со мной, видя еще более перспективную партию. В то же время ему не хотелось терять мое состояние. Думаю, он весьма сожалел, что не мог сослать меня в какой-нибудь монастырь. Поэтому он отправил меня к своим родственникам, и, ваше величество, в этом Лохлевенском замке я была такой же узницей, как вы теперь.

— Моя бедная Кристиана! Боюсь, я настолько погрузилась в собственные беды, что мало думаю о чужих горестях.

— Ваше величество, все знают, что вы великодушны. А мое положение стало менее тяжелым благодаря симпатии леди Дуглас, которая, несмотря на стремление услужить своему незаконнорожденному сыну, всегда готова быть доброй к тем, кто оказывается в беде, конечно, при условии, что она не слишком далеко заходит против желаний Морэя. И даже в этом случае она готова пойти на некоторый риск… как, например, со мной. Когда мы с Робертом полюбили друг друга, она помогла нам пожениться и не позволила, чтобы Морэй узнал о случившемся, пока не состоялась церемония бракосочетания.

— Чтобы он ничего не мог уже поделать!

— О да, ваше величество, он всегда очень изобретателен. Именно поэтому ему удалось добиться теперешнего положения. Он продолжал держать меня узницей в Лохлевене и отобрал у меня состояние. Вот я и осталась здесь, зависящая от щедрости Дугласов, потому что я — жена Роберта.

Мария задумчиво произнесла:

— Удивительно, что я всегда твердо верила в доброту моего сводного брата. И только теперь, когда у меня появилось время для размышлений, я увидела его в истинном свете. Он вновь и вновь выступал против меня; затем, когда он приходил ко мне, его спокойствие с выражением твердой приверженности долгу обманывало меня. Больше этого не будет: одним из моих злейших врагов в Шотландии на сегодняшний день является мой сводный брат, регент Морэй.

— Но у вашего величества есть хорошие друзья. Здесь вас поддерживают Сетоны и Флеминги, а на севере — Хантли.

— Сетоны и Флеминги всегда были моими добрыми друзьями. Мэри Сетон и Мэри Флеминг воспитывались как мои сестры. Потом есть еще лорд Семфил, женившийся на Мэри Ливингстоун, и он тоже на моей стороне.

— Как я понимаю, ваше величество, лорд Семфил и лорд Сетон сейчас находятся неподалеку. Не сомневаюсь, что они частенько поглядывают на вашу тюрьму с материка.

— Эта мысль успокаивает.

— Кроме того, у вас есть друзья за границей.

— Король Франции очень хочет жениться на мне, — подтвердила Мария. — Я уверена, что он помог бы, если бы это было в его силах; но им руководит его мать, Екатерина Медичи, а она никогда не любила меня.

— И все же ни одну королеву не радует видеть другую в плену. Это как удар по королевскому достоинству.

— Если бы я могла написать им… если бы я могла заставить их понять мое унижение и оскорбительность моего положения…

— Я уверена, что красноречие вашего величества вызовет у них сочувствие.

— Но я не могу написать. У меня нет никаких письменных принадлежностей. У меня все отобрали. И у меня нет возможности пересылать письма моим друзьям.

Кристиана молчала. Мария взяла свое вышивание и в сосредоточенном отчании принялась за работу.

На следующий день, когда Кристиана зашла навестить ее, она принесла все для письма.

— Ваше величество, только будьте осторожны, чтобы никто их у вас не увидел, — предупредила она. — Но если вы напишете письма, я могу проследить, чтобы их доставил надежный посыльный. За мной не следят, как вы понимаете. Они не боятся, что я убегу. Здесь мой дом и моя семья… а мое состояние уже принадлежит Морэю.

Как быстро возродилась надежда. Королева сидела у окна, глядя на озеро. Она потеряла Джорджа и Вилли, а теперь судьба послала ей Кристиану.

Шарль, король Франции, мог бы помочь ей. Она знала, что он поможет, потому что он страстно любил ее всей своей странной, взвинченной натурой. Хотя он был намного моложе ее, когда она вышла замуж за его брата Фрасуа, его злобная ревность вызывала тревогу.

Но им полностью управляла его мать, которой он боялся, и Мария знала, что любое письмо, посланное Шарлю, сначала попадет в руки его матери. Так что ей оставалось только одно. Она должна написать Екатерине Медичи и постараться вызвать в ней возмущение, которое должны испытывать все королевы от удара, нанесенного королевскому достоинству. Она должна надеяться, что королева покажет ее письмо своему сыну; и тогда король Франции устремится к ней на помощь.

Редко выдавались моменты, когда можно было, не опасаясь, достать письменные принадлежности, и ей приходилось задать подходящего случая. Но наконец момент настал. Сетон и Джейн караулили, пока она сидела за столом и писала. Ее послание получилось весьма трогательным.

«…Меня столь усердно охраняют, что не дают мне покоя. Их надзирательницы располагаются в моей комнате, и лишь когда они обедают или спят, я встаю украдкой. Этот посыльный расскажет Вам обо всем. Я прошу вас принять его и вознаградить, если вы любите меня. Я умоляю вас обоих пожалеть меня, поскольку если вы не вызволите меня отсюда силой, то я уверена, что никогда не выберусь. Но если вы искренне возьметесь за дело и пошлете войска, вся Шотландия отвернется от Морэя и Мортона…»

Мария запечатала письмо. На следующий день Кристиана забрала его и заверила королеву, что оно будет отправлено во Францию при первой же возможности.


Каким долгим казалось ожидание! Сколько времени прошло, прежде чем она поняла, какой глупой была! Написать Екатерине Медичи и ждать от нее помощи — вот уж действительно наивность. Эта женщина ненавидела ее с того момента, как они впервые встретились. Мария была тогда еще ребенком, а Медичи, отвергнутая жена Генри Второго, довольствовалась второй ролью после блистательной Дианы Пуатье.

Почему же теперь Мария ждала от нее помощи, будучи одинокой и беспомощной? Но ей было свойственно мечтать о невозможном, и если мечта оказывалась приятной, воображать, что она осуществиться.

Она могла представить чуть заметную улыбку на плоском, невыразительном лице Екатерины Медичи, читавшей ее мольбу. Она почти слышала внезапный громкий смех, который ей всегда казался таким неприятным.

Юный Шарль никогда не увидит этого письма.

Как глупо было надеяться на помощь оттуда! Но на что еще она могла надеяться? Ей было только за двадцать. Неужели ей придется провести остаток жизни в этой ужасной крепости на острове Лохлевен?

Водная гладь озера блестела под апрельским солнцем и завораживающе притягивала ее взгляд. Наступила весна, но как мало надежды она сулила. Джордж был потерян для нее. Она не осознавала, как много он делал, чтобы жизнь казалась ей терпимой, пока не лишилась его.

Сидя у окна и глядя вниз на озеро, она начала представлять себя идущей к берегу: вот она вошла в воду до щиколоток (тех щиколоток, которые выдали, что она не прачка, тем наблюдательным и распутным лодочникам), вот она, не останавливаясь, вдет, вдет, идет, вот ее всю поглощают воды озера.

Она не станет бороться за жизнь. Что эта жизнь может предложить ей? Она с радостью примет смерть, потому что устала и надежда улетучилась.

Но это было глупо и грешно. Что бы ни случилось, она должна жить; надежда вернется и успокоит ее; она никогда не оставляла ее надолго.


Сэр Вильям и леди Дуглас сидели вдвоем в ее апартаментах, а на столе перед ними лежало письмо от Джорджа, которое они внимательно изучали.

Джордж осознал, что ему больше нечего делать в Шотландии, где он разрушил свои мечты преуспеть в жизни, и поэтому планирует уехать во Францию, надеясь устроить там свою судьбу. Но перед отъездом ему хотелось бы повидать семью. Готов ли сэр Вильям принять его в Лохлевене? Он просто зайдет попрощаться и уедет через час. Он не может не увидеть свою матушку, поскольку не знает, когда они встретятся вновь.

— Конечно, он должен приехать! — воскликнула леди Дуглас. — Вильям, я не могу позволить ему уехать во Францию, не попрощавшись.

— Все это время, — пробормотал сэр Вильям, — он был в окрестностях Кинросса. Он явно общался там с Сетоном, Флемингом, Семфилом и прочими. Откуда нам знать, что это не очередной заговор?

— Ерунда! — выпалила леди Дуглас. — Он уезжает во Францию. Как он может готовить заговоры оттуда? Он пишет, что пробудет здесь не больше часа. Я настаиваю на его приезде. Он — мой сын, Вильям, в такой же степени, как и ты.

— А вы подумали, что может сказать другой ваш сын, если узнает, что Джордж вернулся после того, как он изгнал его?

— Джемми не должен знать об этом, — благодушно отпарировала леди Дуглас. — Но если он и узнает, то уже будет поздно возражать, поскольку к тому времени Джордж будет во Францию. Очень грустно, когда мать должна умолять разрешить ей попрощаться с сыном.

Через некоторое время Вильям сдался и ответил на письмо Джорджа, что они примут его в замке.

Джордж приехал за полчаса до ужина. Мать встретила его слезами и объятиями, так что даже Вильям не остался равнодушным. Дугласы всегда отличались глубокими родственными чувствами; а Вильям, действительно любивший младшего брата, искренне сожалел о том, что тот, как он выражался, выставил себя дураком из-за женщины.

— Входи же, мой дорогой сынок! — воскликнула леди Дуглас. — Проходи в мой кабинет. Мне так много надо сказать тебе. Ты тоже заходи, Вильям.

Когда они остались втроем, леди Дуглас пристально посмотрела на младшего сына и заявила, что он похудел. Как он жил после того, как покинул замок? Она провела множество бессонных ночей, думая о нем.

Джордж ответил, что ей не стоило волноваться. Он вполне способен позаботиться о себе, ведь он уже не мальчик.

— Полагаю, — полуутвердительно спросил Вильям, — на материке ты был с Сетоном и Семфилом?

Джордж кивнул.

— И уверен, ты был недалеко от острова.

— А где еще, по-твоему, я мог находиться?

— И, определенно, ты участвовал в заговоре, пытаясь увезти ее под видом прачки.

— Не стоит так расстраиваться по этому поводу, брат. Побег ведь не удался.

— Но он так легко мог осуществиться, — прорычал Вильям.

— Разве ты не видишь, — сказал Джордж, — что все бесполезно. Поэтому я и хочу уехать во Францию.

Вильям задумался. Он размышлял: с глаз долой, из сердца вон. Он уже не так влюблен в свою королеву. Он устал от этих заговоров и уловок. Ведь он был просто мальчишкой, страдающим от приступов ребяческой влюбленности.

— Послушай, — обратился он, — твоя мать не хочет, чтобы ты уезжал из Шотландии.

— О, Джордж, — воскликнула леди Дуглас, — останься в Шотландии. Я уверена, что Джемми возьмет тебя к себе на службу, если только ты сможешь заверить его, что будешь верно служить ему.

— В конце концов, он — твой брат, — добавил сэр Вильям.

— Не думаю, что Морэй когда-нибудь вновь станет моим другом, — отрезал Джордж. — Нет, мне лучше сразу же уехать. Возможно, через год или несколько позже я вернусь, и, может быть, к тому времени Морэй простит меня. Но сейчас я думаю, что мне лучше удалиться во Францию.

Леди Дуглас продолжала уговаривать, и сэр Вильям присоединился к ней; но Джордж покачал головой, и вскоре они поняли, что он уже принял решение.

Поскольку наступило время ужина, леди Дуглас настояла, чтобы Джордж поужинал с ними. Джордж сказал, что с удовольствием присоединится к ним, и занял место за столом.

Он заметил ключи возле тарелки брата, но Вильям уловил его взгляд.

— Мы стали вдвое осторожнее после той попытки бегства, — сказал он брату. — Поскольку на время еды стражники покидают свои посты, то я закрываю ворота замка и апартаменты королевы и никогда не выпускаю ключи из виду.

— Да, — сказал Джордж, — ты получил хороший урок, брат. Однажды ты чуть не сплоховал. Я уверен, что теперь тебя будет нелегко провести.

Сэр Вильям охотно пил вино, которое паж наливал в его бокал. Ему было грустно, отчасти из-за того, что он устал от обязанности тюремщика королевы, а отчасти из-за прощания с младшим братом.

— Нет, — твердо заявил он, — такое больше не произойдет. Мы убеждены в этом. Мы стережем ее днем и ночью. Ей уже больше не улизнуть из замка под видом прачки. Каждый уезжающий подвергается строгому досмотру.

— Вильям, — обратился Джордж, — перед отъездом у меня к тебе есть одна просьба. Надеюсь, ты выполнишь ее.