Наслышавшись столько об обаянии и красоте королевы Шотландии, ему хотелось выяснить, не были ли эти слухи преувеличенными. Он тотчас понял, что это не так, и был очарован.

Мария предложила герцогу сесть рядом с ней, говоря ему, с каким нетерпением она ждет послания от королевы.

— Оно придет, — заверил он ее. — Всему свое время. Королева всегда выражала большую заинтересованность в делах вашего величества и, несомненно, очень ждет встречи с вами.

— Я надеялась к сему времени вовсю продвигаться на юг. Я не могу понять, почему считается необходимым для меня так долго оставаться в замке Карлайл.

— Ваше величество, а вы говорили о вашем желании ехать на юг?

— Ну, конечно же, — подтвердила королева. — Сэр Ричард Лоутер очень обходителен, но в этом он непреклонен. Он просит меня набраться терпения, пока не получит указания от своей королевы.

— Он хорошо поступает, выжидая.

— Конечно же, он не хочет вызвать гнев у своей госпожи, но… раз она так жаждет встретиться со мной, а уж я тем более, то трудно выносить эту задержку.

— Да, у нашей королевы вспыльчивый характер. Лоутеру следовало бы помнить об этом. Он, несомненно, получит выговор за то, что не поторопился отправить вас к английскому двору.

— Мне надо не забыть сказать моей кузине, насколько он был добр во всех отношениях. Я уверена, что задержка вызвана только его желанием беспрекословно подчиняться ее приказам.

Мозг Норфолка усиленно работал. Какая она великодушная! Какая всепрощающая! А какая красавица! Он был честолюбив; он являлся первым пэром и самым богатым человеком в Англии. Говарды были знатным и богатым семейством; к тому же его браки всегда оказывались разумными. Хотя сейчас герцогу было всего тридцать два года, за последние десять с небольшим лет он успел трижды овдоветь. Его первая жена, леди Мэри Фитзалан, была наследницей графа Арандела. Она умерла, когда ей исполнилось всего шестнадцать, оставив ему сына Филиппа, унаследовавшего графский титул своего деда. Его второй женой стала Маргарет, дочь лорда Одли и его единственная наследница. Их брак длился пять лет и закончился смертью Маргарет. Спустя немногим более трех лет, в начале 1567 года, он снова женился, на сей раз на вдове Дакра, которая скончалась в том же году. Все эти наследницы внесли свой вклад в его и так значительное состояние. Но при вступлении в брак с ним у Елизаветы Дакр уже был сын и три дочери; а так как ему хотелось сохранить в семье состояние Дакров, он прилагал все усилия, чтобы устроить браки между своими собственными и приемными детьми.

Он не пользовался большим почетом при дворе Елизаветы, так как выступал против ее дружбы с графом, но даже королева не могла пренебрегать первым пэром, к тому же самым богатым человеком в стране.

Во время приятного разговора с Марией ему пришла в голову заманчивая идея. Несомненно, она может вступить в брак. Правда, ее муж, Ботуэлл, еще жив. Что с ним стало? Ходило множество слухов. Этот тип никогда не осмелится вернуться в Шотландию, если ему дорога жизнь. Вполне возможен развод. Можно получить разрешение на развод у папы римского.

Три его жены были наследницами состояний. Сейчас перед ним наследница иного рода — величайшая наследница в мире, если ей удастся вернуть то, что у нее отняли. От этих мыслей глаза у Норфолка заблестели и с уст потекли изысканно любезные речи. Марии они доставляли удовольствие, особенно потому, что могли означать, что этот могущественный англичанин готов стать ее другом.

Визит был очень кратким, но перед уходом Норфолк поцеловал ей руку весьма эмоционально. В Марию влюблялось множество мужчин. Ей еще не было и двадцати шести, но в последние недели она чувствовала себя постаревшей, так как на нее свалилось столько забот. Герцог Норфолк заставил ее вновь ощутить свою молодость, и она была благодарна ему за это.


В замке царило возбуждение в связи с прибытием новых гостей из Шотландии. Королева сидела у окна и заметила их приближение. Она подозвала Джейн Кеннеди и леди Ливингстоун. Всматриваясь, они постепенно узнавали знакомые лица.

— О да! — прошептала Мария. — Я уверена, что это они.

Джейн воскликнула:

— Это Бастиан и его жена Маргарет Кавуд. Я помню тот вечер, когда они поженились…

Она умолкла. Бастиан, камердинер, женился на Маргарет, горничной, в тот вечер, когда убили Дарнли. Мария произнесла, как будто и не слышала:

— Там лорд и леди Флеминг… и, да… Мари Курсель, и моя дорогая… милая Сетон.

Мария больше не могла ждать и спустилась во двор, чтобы приветствовать вновь прибывших. Она чуть не плакала от радости. Тут было не до церемоний; она по очереди обнимала и целовала этих дорогих ей людей.

— Ваше величество, вы не более рады видеть нас, чем мы счастливы тем, что приехали, — сказала Сетон.

— Моя самая дорогая Сетон! — воскликнула Мария. — Не могу выразить, как я тебя люблю!

Теперь, кажется, у нее была свита, подобающая королеве. Ее окружение составляло двадцать восемь человек, поскольку вновь прибывшие привезли с собой повара, буфетчика и кондитера.

— Несомненно, приедут и еще, — сказала ей Мари Курсель. — Когда стало известно, что мы решили последовать за вами в Англию, то многие захотели присоединиться.

— Если бы мы находились сейчас в одном из моих дворцов, то я устроила бы такой пир, как никогда прежде, — сказала им Мария.

— Та встреча, которую вы нам оказали, доставила большее удовольствие, чем что-либо другое, — от имени всех ответил лорд Флеминг.

Как чудесно было сидеть с Сетон и Мари Курсель и слушать новости о Шотландии. Прежде всего они заговорили о Лохлевене и о том, что произошло, когда обнаружили, что Мария сбежала. Сетон рассказала о ярости и отчаянии сэра Вильяма и о том, как леди Дуглас не могла скрыть свою гордость Джорджем, приложившим к этому руку; и, сокрушаясь вместе с Вильямом, она явно надеялась, что Джордж не пострадает из-за того, что помог королеве.

— С ним ничего не случится, — горячо пообещала Мария, — если только я смогу предотвратить это.

Прошло некоторое время, прежде чем сэр Вильям обнаружил пропажу ключей и поднял тревогу; к тому времени Мария уже была за озером. В замке поднялся ужасный переполох. Сэра Вильяма больше всего волновало, как выбраться из замка, объявить тревогу и послать стражников на поиски беглецов.

— Что касается Уилла Драйсдэйла, — продолжала Сетон, — то он, вернувшись, поклялся, что, если когда-нибудь Джордж и Вилли Дугласы попадут к нему в руки, он разрежет их на куски и обагрит руки кровью их сердец.

Мария вздрогнула.

— Я должна позаботиться, чтобы этого не произошло, — отозвалась она.

У Сетон было мало приятных новостей, поэтому она сменила тему и вместо рассказа о том, что происходит в Шотландии, выразила недовольство внешним видом королевы.

— Что у вас с волосами, ваше величество!

— Да, — согласилась Мария, — они страдали без тебя. Я знаю, что ты — самый лучший цирюльник в Шотландии, и не сомневаюсь, что и в Англии тоже. Сетон, когда мы приедем к двору в Гемптон, ты не должна позволить Елизавете переманить тебя от меня.

— Как будто кто-либо может переманить меня от вас, ваше величество!

Говорят, она очень тщеславная, Сетон. Она, несомненно, начнет завидовать, что у меня такой мастер по прическам.

Тогда пусть завидует сколько ей угодно. Мне бы хотелось сейчас же заняться вашими волосами.

— Всему свое время, Сетон. Тебе следует проявлять свое мастерство так, чтобы Джейн Кеннеди этого не заметила. Она считает себя очень хорошей парикмахершей. Нам надо учитывать это. — Мария вздохнула. — Почему я болтаю о всяких пустяках, когда у меня так тяжело на сердце? Но мне нужно продолжать это делать, а то я зарыдаю. Итак, Сетон, как ты собираешься уложить мне волосы? И что ты скажешь, когда увидишь, что у меня всего одно платье из красной парчи, подаренное мне леди Курвен из сострадания к моей бедности? И пятнадцать метров красного бархата… тоже подаренного из жалости. Что мы сделаем из этих пятнадцати метров, а, Сетон?

Мария обняла свою ближайшую подругу, и они стали вместе смеяться и плакать.


На следующий день, сидя наедине с королевой, Сетон заговорила о Ботуэлле.

— Есть новости о нем, — сказала она Марии, — и я не знаю, не опечалят ли они вас.

— Они могут огорчить меня, но я должна их узнать, — ответила Мария.

— Он жив…

Мария молчала. Разговор о нем живо всколыхнул воспоминания; но все же она не была уверена, что хочет видеть его. Она так изменилась из-за всего, что случилось после Карберри Хилла. Она не знала, что может чувствовать по отношению к дерзкому Ботуэллу та женщина, какой она стала.

— …И, — продолжала Сетон, — является узником датского короля.

— Узником! Это явно не по его буйному нраву.

— Морэй пытался добиться его высылки обратно в Шотландию.

— Чтобы убить его, — бесстрастно констатировала Мария.

— Я слышала, что король Дании немного симпатизирует ему. Когда Ботуэлла схватили, он написал королю, что направлялся к нему, чтобы изложить ему и королю Франции все несправедливости, которые он претерпел, и попросить о помощи. Он заверил короля Дании, что его несправедливо обвиняют в убийстве Дарнли. Поэтому король не отправил его обратно в Шотландию, а удовлетворился содержанием в тюрьме.

Он будет страдать в тюрьме, — прошептала Мария — Я уверена, что он предпочел бы смерть.

— Я также слышала, что он пообещал датскому королю острова Оркни и Шетланд в обмен на свободу.

— Ах! Я уверена, он рискнул бы жизнью за свободу, так стоит ли удивляться, что он предлагает острова. И что ответил король Дании?

— Он понимает, что будет трудно удержать эти острова. Поэтому Ботуэлл остается узником. Говорят, сейчас его перевели в новую тюрьму в Мальме, побег из которой практически невозможен.

Мария подумала: «Сегодня он мне приснится. Как будто он рядом со мной, и мы снова вместе, как в те времена до Карберри Хилла».

Так случалось всегда, когда с ней говорили о нем, и она уверовала, что ей до конца своих дней не избавиться от воспоминаний. Но в ту ночь Ботуэлл не явился ей во сне. Ей снилось, как она прибывает в Гемптон к королевскому двору и как Елизавета обнимает ее и говорит: «Отдай мне Мэри Сетон, чтобы она делала мне прически, и я верну тебе твое королевство». Мария, проснувшись, не смогла удержаться от смеха. Тут она поняла, что действительно изменилась. Она избавилась от чар Джеймса Хепберна, графа Ботуэлльского.


До замка Карлайл дошел слух, что королева Елизавета посылает двух верных аристократов к королеве Шотландии, чтобы удостовериться, удобно ли устроилась ее дорогая сестра. Это были лорд Скроуп и сэр Френсис Ноллис.

Услышав о предстоящем их приезде, лорд Геррис, Ливингстоун и Флеминг стали обсуждать ситуацию.

— Мне это не нравится, — сказал Геррис. Ливингстоун и Флеминг согласились с ним.

— Задержка слишком затянулась, — добавил Флеминг. — Что-то не так. Хотелось бы выяснить, что именно.

— По крайней мере мы знаем, — вставил Ливингстоун, — что если теперь королева попытается вернуться в Шотландию, то ей этого не позволят.

— И таким образом, — продолжил Флеминг, — она вновь стала узницей. Карлайл немного приятнее Лохлевена, но все равно это тюрьма, хотя королева и не подозревает об этом.

— Мы можем только предполагать, что она стала узницей, — сказал Геррис. — Давайте не будем сообщать ей о наших подозрениях, пока не узнаем точно, что они справедливы. Она уже и так много выстрадала и возлагает такие большие надежды на разговор с королевой Англии.

— Как вы думаете, зачем присылают Скроупа и Ноллиса? — спросил Флеминг.

— Чтобы сменить Лоутера, который не угодил королеве, позволив Норфолку навестить ее величество.

— Елизавета ужасно завидует нашей королеве, — констатировал Ливингстоун. — Она не желает, чтобы Мария принимала английских джентльменов в своих апартаментах. Возможно, Норфолк восторженно отозвался о ее красоте. Это могло больше всего расстроить Елизавету.

— Я почти уверен, что именно это является причиной устранения Лоутера с должности тюремщика, — отозвался Геррис. — Предлагаю послать меня навстречу Скроупу и Ноллису. Если я спокойно поговорю с ними до их приезда сюда, вполне возможно, мне удастся выяснить истинные чувства Елизаветы к нашей королеве.

Остальные согласились, что это великолепная идея. Пусть он отправится немедленно и встретится с новыми тюремщиками до их прибытия в замок Карлайл.