— Я успокоюсь, только когда вы скажете мне, что принимаете мой совет.

Скроуп смотрел на Ноллиса, и Маргарет Скроуп была достаточно умной, чтобы понять ход их мыслей.

— Мы подумаем об этом, — сказал ей Скроуп.

А учтивый Ноллис добавил:

— Мы всегда должны прислушиваться к вашим советам, которые, как мы знаем, весьма полезны.

— Тогда мне следует вернуться в постель, удовлетворившись по крайней мере тем, что вы обсудите это дело.

Маргарет поднялась, и Скроуп проводил ее к двери. Она оглянулась на Ноллиса, которому было немного неловко оттого, что он лежит в постели.

— Благодарю вас обоих, — произнесла она. — Я испытываю облегчение, поскольку знаю, что, подумав хорошенько, вы увидите, что я права.

Вернувшись в свою комнату, Маргарет Скроуп, довольная собой, легла в постель. Они поняли, что следует скрыть попытку бегства из замка Болтон. Это хорошо. Если бы Елизавета решила перевести Марию в Татбери и снять со Скроупа и Ноллиса обязанность охранять ее, то разве смогла бы леди Скроуп и дальше содействовать союзу между Норфолком и королевой Скоттов?

А леди Скроуп решила во что бы то ни стало добиться этого. И она была уверена, что ее визит к Ноллису и мужу предотвратит разрушение взлелеянного ею плана.

Теперь и днем, и ночью в замке была усиленная охрана. Попытка Марии сбежать никогда не упоминалась открыто, хотя об этом шептались охранники, слуги и служанки, а то место, где ее перехватил лорд Скроуп, стали называть «Ущельем королевы».

Дружба между Марией и леди Скроуп быстро укреплялась, и однажды, когда они вместе занимались вышиванием, леди Скроуп спросила Марию, рассматривала ли она когда-либо серьезно протестантскую веру.

Мария ответила, что родилась в католической семье и что детство и юные годы провела во Франции, где воспитывалась среди католиков, поэтому ей всегда внушали, что это и есть истинная вера.

— И все же многие хорошие люди являются протестантами, ваше величество, — напомнила ей леди Скроуп.

Мария согласилась, что это так.

— Даже мой верный лорд Геррис является протестантом, и Джордж Дуглас тоже. Я за многое должна быть благодарна протестантам.

Глаза леди Скроуп засияли. Ее брат, герцог Норфолкский, был протестантом, а его наставником считался Джон Фокс; и если бы речь шла о свадьбе между ними, было бы лучше, если бы они исповедовали одну и ту же религию. Норфолк написал своей сестре, что если бы можно было убедить Марию сменить свою религиозную принадлежность, то ей было бы легче восстановиться на троне, потому что главная причина недовольства ею многих ее подданных-протестантов заключалась в том, что она — католичка.

— Я отвечу на ваши вопросы относительно этой веры, если смогу, ваше величество, — продолжала леди Скроуп — У меня также есть книги, которые могут заинтересовать вас.

Марию вдохновил этот проект. К тому же это займет ее ум и заставит хотя бы временно забыть о том, в какую трясину она попала. С тех пор, как сорвалась ее попытка бегства, уже не могло оставаться сомнений насчет того, что она стала узницей Елизаветы.

Теперь те часы, когда женщины сидели за вышиванием, были оживлены дискуссией между Марией и Маргарет Скроуп; другие дамы тоже включались в разговор; и вскоре всем в замке Болтон стало известно, что королева собирается принять протестантскую веру.


Когда до сэра Френсиса Ноллиса дошли эти слухи, он пришел в восторг. Как верный протестант, он обрадовался, что королева обдумывает возможность обращения в ту веру, которую он считал истинной.

Он предложил давать ей разъяснения, и вскоре Мария уже читала английский молитвенник вместе с ним. Ноллис говорил убедительно, и ей нравились эти уроки.

Когда они читали вместе, Ноллис, хорошо понимающий ее очарование, думал: «Как грустно, что она находится в таком положении». Ему бы хотелось увидеть ее снова на троне; ей нужен будет муж, чтобы помогать ей править, и он не видел причины, почему бы ей не выйти замуж за англичанина.

Его все больше охватывало волнение, поскольку он уверовал, что знает человека для этой роли. Его племянник Джордж Карей, красивый молодой человек, явно подходил на нее благодаря родственным связям с королевой Елизаветой. Жена Ноллиса была двоюродной сестрой королевы, а ее брат, лорд Хансдон, — отцом Джорджа Карея. По правде говоря, эти родственные связи шли через Анну Болейн, а не через королевский дом; но тем не менее связи были.

Он не мог удержаться и сказал ей о своем молодом племяннике, тотчас начав планировать их встречу.

— Мой племянник для меня как сын, — сказал он Марии. — Скоро он будет в этих краях и захочет навестить своего дядю.

— Естественно, — согласилась Мария.

— И если он приедет в замок Болтон, вы разрешите мне, ваше величество, представить его вам?

— Я обижусь, если вы этого не сделаете, — ответила ему Мария; и Ноллис был удовлетворен.


Джордж Карей преклонил колено перед королевой Скоттов. Он был молод и чрезвычайно интересен, и когда Мария сказала, что рада видеть его, она говорила правду.

— Пожалуйста, садитесь, — продолжала она. — У вас есть новости от английского двора?

— Клянусь, никаких, кроме уже известных вашему величеству, — ответил молодой человек.

— Но я так мало знаю. Скажите, в добром ли здравии моя сестра и кузина?

— У нее прекрасное здоровье, ваше величество.

— И она, зная, что вы собираетесь навестить вашего дядю, а следовательно, поедете туда, где остановилась я, она не передала вам для меня никаких поручений?

— Никаких, ваше величество.

Мария пала духом, но только на мгновение; ей было интересно принимать посетителя, к тому же такого очаровательного молодого человека, который не мог скрыть свое восхищение ею, и это было очень приятно.

— Ее величество королева Елизавета сейчас недовольна шотландцами, — сказала она. — До меня дошли жалобы, что на границе было несколько рейдов на английскую территорию. Я сожалею об этом, но она должна понимать, что в настоящий момент я нахожусь в таком положении, когда не могу управлять моими подданными.

— Ее величество знает об этом, я уверен, — ответил Джордж.

— Не будете ли вы так любезны передать послание от меня королеве?

— Я мог бы отвезти ваше послание моему отцу, который проследит, чтобы оно попало к ней.

— Тогда скажите ему, что если на границе возникнет какой-нибудь беспорядок, вызванный моими сторонниками, то я могу наказать их. Если мне пришлют их имена, мои друзья проследят, чтобы они были наказаны по справедливости, так как они вредят моему делу. Но если они принадлежат моим врагам, в чем я почти уверена, то не в моей власти предотвратить их безобразное поведение. — Затем она продолжила доверительным тоном: — Вы, вероятно, слышали разговоры обо мне.

— Да, ваше величество.

— И клянусь, обо мне говорят много плохого.

Джордж слегка покраснел, а потом порывисто заявил:

— Я никогда больше не поверю ничему, что будут говорить против вашего величества.

Она печально улыбнулась. Он многое сказал ей таким ответом; она догадалась, что слухи относительно убийства Дарнли и ее поспешного замужества с Ботуэллом распространялись и что скандал, касающийся ее, не имел границ.

— Ах, — вздохнула она, — как жаль, что распространяются дьявольские рассказы, касающиеся одинокой женщины, которая не может защитить себя.

— Я стану заверять всех, кого встречу, в вашей невиновности, — сказал он ей.

— Которая не была вам доказана, — напомнила она ему.

— Но это так, ваше величество. Как только я предстал перед вами, я понял, что эти рассказы лживы. Я знаю, что ваше поведение может быть только хорошим и благородным.

В этом прозвучало восхищение, подобное тому, которое она слышала раньше в голосе Джорджа Дугласа. Джордж Карей мог бы стать ее близким другом — даже таким, каким был тот другой Джордж.

Она рассказала ему о своих переживаниях с момента прибытия в Англию.

— Сейчас уже август, а я приехала на юг в мае. Я думала поехать прямо ко двору в Гемптон, чтобы встретиться с королевой и изложить ей мое дело. Но я до сих пор остаюсь здесь — гостья королевы Англии, а на самом деле ее узница.

— Если бы я мог хоть что-нибудь сделать… — страстно начал Джордж.

— Вы могли бы поговорить с вашим отцом, который, как я уверена, имеет некоторое влияние на королеву Англии.

— Я обязательно сделаю это. И если я могу еще чем-либо услужить вашему величеству…

Когда сэр Френсис Ноллис попросил разрешения войти в апартаменты королевы и нашел своего племянника все еще в ее обществе, он был очень доволен.

Он понял, что с его стороны это был прекрасный замысел — пригласить молодого человека в замок Болтон.


Поздней осенью слухи о возможном обращении Марии в протестантскую веру донеслись до Морэя, и он запаниковал. Ничто не могло вызвать у него большего беспокойства.

Королева-протестантка! Если это на самом деле так, то вскоре народ может потребовать ее возвращения. Единственная причина, по которой многие вступили в его ряды, заключалась именно в том, что он был одной с ними религиозной веры, а королева — нет.

Морэй никогда не медлил, если нужно было действовать. Самое большое, о чем он мог просить Елизавету, это чтобы Мария оставалась в Англии пленницей. А в Шотландии он немедленно предпринял контрмеры. Результатом увлечения Марии протестантизмом явилась злобная атака Морэя на ее сторонников. Войска регента захватили их земли и владения, с тем чтобы те, кто мог прийти на помощь Марии, еще очень долго не были в состоянии сделать это.


Весь сентябрь Мария ждала известия, когда же состоится конференция, на которой будет решена ее судьба.

Она знала, что некоторые ее друзья порицали тот факт, что она позволила событиям зайти столь далеко в этом направлении. Даже Сетон была уверена, что королева Шотландии никогда не должна была ставить себя в такое положение, чтобы ее дело слушалось в суде, учрежденном королевой Англии и ее министрами.

«Насколько права была Сетон!» — думала Мария. Но что она могла поделать? Когда она бежала в Англию, она вверила себя во власть Елизаветы.

Однажды леди Скроуп пришла к ней с известием, что Елизавета определила состав комиссии. Одним из ее членов был назначен граф Суссекский, другим — сэр Ральф Садлер.

Мария пришла в ужас, услышав о назначении последнего. Садлер, один из агентов Сесила, давно участвовал в переговорах с Морэем. Сесил же был намерен, как она знала, держать ее в Англии, чтобы Морэй оставался регентом.

Почему же тогда леди Скроуп, которая всегда проявляла себя как ее друг, выглядит такой довольной?

— Есть еще один человек, назначенный вместе с этими людьми, — объяснила Маргарет Скроуп. — Вполне естественно, что так и должно быть. Ведь он — первый пэр Англии.

Улыбка осветила лицо Марии.

— Вы хотите сказать?..

Маргарет кивнула:

— Его светлость, герцог Норфолкский также среди членов комиссии Елизаветы, и вы, ваше величество, можете быть уверены, что в вашем деле он приложит все усилия, на какие только способен.

Мария с облегчением обняла свою подругу. Маргарет улыбалась, весьма довольная. Она была уверена, что брак между ними не будет неприятным для Марии.


Теперь, когда Мария услышала, что члены комиссии Елизаветы выбраны, она решила, кто будет выступать с ее стороны: первым будет лорд Геррис, затем Ливингстоун и Бойд; им будут помогать сэр Джон Гордон, лорд Лочинварский, сэр Джеймс Кокбурн Скерлингский и Гэвин Гамильтон, аббат Килвинингский.

Был еще один человек, с которым ей хотелось бы посоветоваться, — епископ Росский, Джон Лесли, — и она, не теряя времени, послала к нему в Лондон курьера, прося его как можно скорее приехать к ней. Лесли прибыл в замок Болтон в первой половине сентября, и, поговорив с ним, Мария поняла, как мрачно он относился к ее делу. Он пытался получить у Елизаветы разрешение для приезда в Англию герцога Шателгерольда, чтобы он мог присутствовать на допросе; Елизавета постоянно рассыпалась в извинениях, но разрешения не давала.

Лесли печально покачал головой.

– Она опасается, что появление одного из представителей королевской крови на этом слушании может поколебать мнение комиссии в вашу пользу.

— Значит, вы уверены, — сказала Мария, — что королева Англии желает, чтобы я оказалась виновной?

Лесли уклончиво пожал плечами, продолжая смотреть с мрачным видом, и Мария страстно продолжила: