Королева Елизавета с благоволением отнеслась к союзу Бесс и Шрусбери, и, несомненно для того, чтобы показать свое одобрение, назначила их надзирателями королевы Скоттов. Поэтому Бесс, твердо намеренная продолжать пользоваться благосклонностью королевы, носилась по замку, отдавая указания.

Путешественники скоро должны были приехать; вряд ли суровая погода может задержать их. Она взобралась по лестнице к тем апартаментам, которые предназначались для королевы и были расположены в стороне от остальных.

— Хм! — пробормотала она с мрачной улыбкой, поскольку они представляли собой две крошечные комнаты, весьма скудно меблированные. Там, где дождь протекал через дырявую крышу, на стенах виднелись следы сырости; а поскольку не было ни гобеленов, ни портьер, чтобы прикрыть трещины в стенах, общее впечатление было удручающим. Даже Бесс слегка пробрала дрожь, хотя она не была изнеженной.

Воздух в этой камере трудно было назвать свежим. От туалета, находившегося прямо под окном, исходила вонь, которая становилась невыносимой по субботам, когда туалет чистили. «Мария скоро привыкнет к этому», — решила Бесс.

Королева Елизавета знала, что представляет собой замок Татбери, и не случайно приказала, чтобы Марию перевели именно сюда. «У нее будет прекрасный вид на окрестности», — сказала себе Бесс. Какой вид? Ну, королева, глядя из окна, увидит болота; правда, их нельзя назвать полезными для здоровья, ибо сырость Татбери в какой-то мере определялась ими, зато река Дав выглядела весьма очаровательно, и Бесс находила ее приятной, потому что могла через нее смотреть на свой любимый Дербишир.

Бесс подошла к окну. Запах туалета заставил ее слегка отпрянуть, но она успела заметить вдалеке группу всадников и карету. Вероятно, в карете едет королева. Наконец-то они добрались до Татбери.

Бесс вышла из комнаты и поспешила вниз, в холл. Она увидела одну из служанок, собиравшуюся войти в комнату, и окликнула ее:

— Иди сюда, девушка.

У девушки был испуганный вид, но это понравилось Бесс. Именно так должны были реагировать слуги, когда она обращала на них внимание.

— Иди сюда! — повторила она.

Девушка застенчиво приблизилась к своей госпоже и смущенно сделала реверанс. На щеках у нее вспыхнул румянец, окрасивший их в цвет персика. Она была пухленькой и весьма привлекательной, больше, чем это нравилось Бесс в ее служанках.

— Ты — Элеонора Бритон, — сказала она, поскольку ввела в правило для себя знать имена даже самых ничтожных слуг, требуя отчета об их работоспособности или об отсутствии таковой от тех, кому она поручала старшинство над ними. Эта Элеонора Бритон была новенькой, из числа, слуг, нанятых дополнительно к приезду королевы.

— Да, госпожа.

— А почему ты не на кухне?

— Моя… госпожа, — пролепетала девушка, — меня послали приготовить одну из комнат для сопровождающих королеву.

— Понятно. Надеюсь, милорд граф в своей спальне. Сейчас же пойди к нему и скажи, что королева скоро подъедет. Я видела ее свиту менее чем в полумиле отсюда.

Элеонора Бритон сделала еще один реверанс и умчалась со всех ног, радуясь возможности ускользнуть. Одной из главных задач персонала, как мужчин, так и женщин, было не попадаться на глаза хозяйке дома, а когда им это не удавалось, они редко обходились без выговора.

Элеонора поспешила в апартаменты графа. Когда она постучала, он приказал ей войти, и она застала его дремлющим в кресле. Он предпочел бы вытянуться на постели, но Бесс не одобряла, когда он спал днем. Эта была привычка лентяев, и Бесс, которая никогда не лентяйничала, порицала эту привычку У Других.

Девушка присела в реверансе.

— Прошу прощения, милорд, — произнесла она, — но госпожа сказала… что вы должны…

Она запнулась, потому что ей показалось неправильным, что благородный граф получает приказы от своей жены.

Джордж Талбот понял чувства девушки и слегка улыбнулся. Она сразу показалась ему смышленой и восприимчивой девушкой, и он посмотрел на нее с интересом, заметив румянец на ее щеках, и то, какой нежной была ее кожа. Она была совсем юной, почти ребенком, моложе, чем его собственные дочери. Прелестное создание.

— Что приказывает миледи? — мягко спросил он.

— Милорд… госпожа заметила свиту королевы. Она говорит, что они менее чем в полумиле отсюда.

— Правда? — переспросил он. И подошел к девушке, улыбаясь. Она сделала глубокий реверанс и произнесла испуганным голосом:

— Что прикажете, ваша светлость?

— Знайте, что вы не должны бояться, — сказал он. — Вам нечего бояться.

Затем он удивился, что сказал такое служанке; это прозвучало совершенно необычно. Неужели потому, что она, казалось, извинялась за то, что принесла одно из властных указаний Бесс? Или оттого, что он понял, насколько ее напугала встреча с Бесс? Или это вырвалось у него, потому что она выглядела такой юной и прелестной в своем смущении? Повинуясь порыву, он спросил:

— Как тебя зовут? Мне кажется, я не видел тебя раньше.

— Элеонора Бритон, милорд.

— Ступай, Элеонора. Я скажу графине, что ты передала мне ее указание.

— Благодарю вас, милорд.

Она скользнула по нему взглядом и поспешила прочь.

Граф спустился в холл, где его жена уже готовилась приветствовать королеву Скоттов.


Приближаясь к Татбери, Мария чувствовала себя подавленно. Это было утомительное и скучное путешествие, длившееся восемь дней. Но и оно не обошлось без приключений. Пока они тащились по этим обледеневшим дорогам, леди Ливингстоун, которой нездоровилось еще до отъезда, стало еще хуже; а что касается Марии, то у нее окоченели руки и ноги, и когда она попыталась пошевелить ими, то испытала мучительную боль.

Первую ночь они провели в Рипоне, а поскольку Мария и леди Ливингстоун чувствовали себя очень плохо, то не смогли тронуться в путь на следующий день. Ноллис и Скроуп, уверенные, что если они задержатся еще дольше, то Елизавета обвинит их в сознательном затягивании путешествия, в которое они не хотели отправляться вообще, заверили Марию, что не могут дать ей больше одного дня на отдых.

Но все-таки целый день был в ее распоряжении, и Мария села писать письма в комнате, отведенной для нее. Вторую ночь в Рипоне она провела, прислушиваясь к завыванию ветра, в ужасе от необходимости продолжать путешествие на следующий день.

Когда кавалькада тронулась из Рипона в Уэтби, Марию поразил нищий, бросившийся наперерез карете и начавший просить милостыню. Ноллис и Скроуп нахмурились, и охранники уже собирались оттащить его, но Мария не позволила, сказав: «Господь знает, как мы страдаем, но все же мы радуемся хоть малейшему комфорту. Мне жаль тех, у кого нет дома в такие дни, как этот». Она обратилась к нищему:

— Добрый человек, мне почти нечего предложить тебе, но я бы дала, если бы имела еще что-нибудь.

Пока она доставала монету из кошелька, нищий приблизился и прошептал ей на ухо голосом, вовсе не похожим на хрип нищего, так что Мария чуть не выдала свое удивление:

— Ваше величество, я здесь по приказу милорда Нортумберленда. Он просит вас не падать духом. Он просил меня передать, что свяжется с вами в Татбери. У него есть планы… и влиятельные люди готовы поддержать его.

Дух Марии всегда легко поднимали эпизоды, подобные этому. Она украдкой сняла золотое с эмалью кольцо и сунула его в руку человека со словами:

— Передайте его вашему господину. Скажите, что я буду ждать, когда он выполнит свое обещание.

Посланник Нортумберленда отошел от кареты, а Мария до конца дня почти не ощущала неудобств, твердя себе, что благодаря тому, что у нее благородные и влиятельные друзья как в Англии, так и в Шотландии, ей недолго оставаться узницей.

Но позже, когда они прибыли в замок Понтефракт, где им предстояло провести ночь, даже воспоминание о посланнике Нортумберленда не могло развеять тоску, которая охватила Марию, оказавшуюся на месте трагедии. Глядя на высокие стены с семью башнями, на глубокий ров, на навесную башню и подъемный мост, она не могла унять дрожь при мысли о Ричарде II.

— О, Сетон, — сказала она, когда их разместили в приготовленных для них апартаментах, — мне бы не хотелось долго задерживаться в этом месте. Я предпочла бы остаться на холодном ветру, чем жить в этих стенах.

— Ваше величество, вам следует вести себя осторожнее, чтобы не выдавать резкую смену вашего настроения, иначе…

Мария закончила за нее:

— …Иначе моя добрая кузина, моя дорогая сестра может пожелать оставить меня узницей здесь. Ты права, Сетон. Мне следует быть осторожнее.

Мария провела беспокойную ночь в этих стенах. Ей снилось, что ее бросили в ужасную подземную тюрьму с люком вместо входа, из которой побег невозможен.

Побег! Теперь она постоянно думала об этом. А в ту ночь к ней явился призрак Ричарда II, нашедшего загадочную и кровавую смерть в этих стенах, который советовал ей бежать из этой тюрьмы или из любой другой, в которую английская королева захочет заключить ее.

Как она обрадовалась возобновлению путешествия; но на нее вновь напала депрессия, когда в Ротереме болезнь леди Ливингстоун усилилась и все согласились, что она не может ехать дальше. А так как Скроуп и Ноллис больше не осмеливались задерживаться, то леди Ливингстоун оставили там, а остальные двинулись дальше.

У Марии раскалывалась голова; ее руки и ноги окоченели и причиняли ужасную боль; но она была способна ехать, и этого было достаточно.

Всю дорогу и следующую ночь в доме возле Честерфилда ее мысли были с ее дорогой подругой, леди Ливингстоун. После пребывания в Понтефракте эта остановка показалась приятной вдвойне, поскольку здесь они расположились в простом деревенском доме с доброй хозяйкой, леди Констанцией Фольямб, которая старалась как можно удобнее устроить королеву Скоттов. Наутро Мария попрощалась с леди Фольямб, тепло поблагодарив ее за гостеприимство и сказав, что ей бы очень хотелось подольше оставаться у нее в гостях.

— Наш дом всегда в вашем распоряжении, ваше величество, — сказала ей леди Констанция с выражением сострадания на лице. Она знала, что ждет королеву в Татбери.


Мария увидела замок издалека. Расположенный на гребне холма из красного песчаника, он выглядел внушительно. Королева поняла, что он почти неприступен, поскольку был окружен широким и глубоким рвом, как настоящая крепость. Подъезжая, она не могла унять дрожь, и не только от холода.

Путешественники проехали подъемный мост. Это был единственный въезд в замок, и Мария заметила, что бежать отсюда будет трудно из-за артиллерии в надвратных башнях. Это заставило ее мысли вернуться к Вилли Дугласу. Она подумала, где он сейчас и сможет ли когда-нибудь приехать к ней в Татбери. «Если бы он был со мной, в эту минуту, — думала Мария, — уже начал бы обдумывать план побега».

Граф и графиня Шрусбери ожидали ее. Королева с облегчением заметила, что у графа доброе лицо и он слегка смущен тем, что вынужден принимать ее в качестве узницы. Ему было около сорока. Его жена показалась Марии лет на десять старше мужа. Эта женщина была, несомненно, красива, но в ее чертах проскальзывала некая настораживающая суровость. Когда они подошли с поклонами и реверансами, Мария поняла, что графиня не из тех женщин, с которыми ей хотелось бы подружиться.

— Надеюсь, вашему величеству будет удобно в Татбери, — почти извиняющимся тоном произнес граф.

— Мы позаботимся, чтобы вашему величеству было удобно в Татбери, — быстро подтвердила графиня.

— Благодарю вас обоих. Путешествие было долгим и утомительным, и я очень устала.

— Тогда разрешите мне проводить вас в ваши апартаменты, — сказала графиня. — Там вы сможете немного отдохнуть, и я могу прислать еду в вашу комнату.

— Вы очень добры, и буду вам признательна, — ответила Мария.

Графиня поднялась с Марией по холодной каменной лестнице. Королеве отвели две комнаты, одна над другой, соединяемые короткой винтовой лестницей. Мария с отвращением оглядела нижнюю комнату. Она заметила треснувшие сырые стены и сразу же почувствовала, как там холодно.

— Может быть, вашему величеству больше понравится комната наверху, — живо сказала графиня.

Они поднялись по лестнице. Мария увидела сводчатый потолок со следами сырости и тонкие струйки воды, стекавшие по стенам. Она почувствовала, как сквозь плохо подогнанный оконный переплет дует ледяной ветер. Она подошла к одному из небольших окон в толстых стенах, взглянула на унылые заснеженные окрестности и вдруг с отвращением сморщила нос.