К Лесли пришел испанский посол.

— Я услышал, — сказал посол, — что королеве Скоттов нужны деньги, и я получил указания от его святейшества папы римского сделать все, что в моих силах, чтобы помочь королеве.

Лесли ликовал. Ему казалось, что если Мария и должна принять деньги, то лучше сделать это от дружественных властей, чем от частного лица. Рауль, секретарь Марии, был послан во Францию попросить денег в долг; а здесь их предлагает Испания.

— Я знаю, что его святейшество папа римский — хороший друг королевы Скоттов, — сказал епископ.

— Он желает оказать ей помощь, в которой она нуждается, — продолжал посол, — и я дам вам вексель, который вы можете предъявить банкиру Роберто Ридольфи.

— Я приношу глубочайшую благодарность и знаю, что королева сделает то же самое.

— Тогда приходите в мой дом через час, и вы его получите.

Лесли сказал, что так и сделает, а когда они расстались, испанский посол пошел к итальянскому банкиру и некоторое время разговаривал с ним. Он знал, что Ридольфи — папский шпион и что папа и король Испании твердо решили во что бы то ни стало предотвратить брак между католичкой Марией и протестантом Норфолком.

— Если она примет деньги от нас, — сказал банкир, — она сделает первый шаг. Северные католики заверяют, что готовы восстать под предводительством Нортумберленда. Мы поставим во главе их королеву Скоттов. И тогда… в случае удачи, мы свергнем незаконнорожденную Елизавету с английского трона.

— Она примет деньги. Она нуждается в них; и она осознает, что ей не пристало брать их у Норфолка. Пусть вексель будет на десять тысяч итальянских крон… приличная сумма, доказывающая ей, что мы — ее друзья. Несомненно, что в такой момент друзья ей нужны. И могу поклясться, что она не представляет, насколько Нортумберленд готов повести войска на протестантов Англии.

Мужчины продолжали совещаться, и когда пришел Лесли, он был тепло встречен банкиром, который намекнул, что он в курсе желания Испании помочь королеве. Он также твердо знает, что папа сожалеет о ее теперешнем затруднительном положении.

Лесли ушел от него с деньгами, которые казались ему целым состоянием; а еще приятнее ему было знать, что у Марии есть могущественные друзья.


Лесли, епископ Росский, приехал в Уингфилд поговорить с королевой.

Мария с радостью приняла его, и ей было приятно видеть его настроенным столь оптимистично, поскольку Лесли был человеком, который никогда не скрывал истинного положения дел.

— Ваше величество, — сказал он, — я приехал лично, потому что есть такие вопросы, которые нельзя доверять письмам. Я очень надеюсь, что вашему плену скоро придет конец.

— Мой дорогой епископ, — воскликнула Мария, — вы привезли мне самые лучшие известия.

— Ваш брак с Норфолком принесет вам свободу, и этот план поддерживают выдающиеся люди.

— Да?

— Сам Лестер.

— Лестер! Это означает, что сама Елизавета дает свое согласие.

Лесли на мгновение задумался.

— Не думаю, что дело зашло так далеко. Елизавете советовал так плохо обращаться с вами Сесил, который твердо намерен сохранить протестантского правителя в Шотландии. Влияние Сесила на королеву вызывает недовольство ее честолюбивых министров. Если бы не Сесил, Лестер мог бы стать мужем королевы. Я уверен, что Лестер так и не простил Сесила, а сейчас он видит возможность посмеяться над его властью, оказав поддержку вашему браку с Норфолком.

— Говорят, что королева до сих пор влюблена в Лестера.

— Я убежден, что это — правда. Если Лестер одобряет союз с Норфолком, я считаю, что он убедит Елизавету согласиться на это. Я привез письма от Лестера и некоторых других знатных людей, в которых они восхваляют Норфолка и пишут, что окажут поддержку браку между вами.

— Дайте мне письма, — сказала Мария; и когда он это сделал, она вскрыла их руками, дрожащими от возбуждения. Лесли сказал правду. Там было собственноручное письмо Лестера, хвалившего герцога Норфолкского, убеждавшего выйти за него замуж и заверявшего ее, что за ним стоит знать, согласная с ним в том, что если королева Англии умрет, не оставив наследников, они будут поддерживать ее, как полноправную наследницу трона. Далее он писал, что уверен в том, что королеву Англии можно убедить в разумности и справедливости такого решения.

Закончив чтение, Мария посмотрела на Лесли сияющими глазами. Она вновь почувствовала себя молодой, полной надежд.

— Скоро я освобожусь из моей тюрьмы, — прошептала она.

Затем она подумала о другом узнике. Ботуэлл. Какая у него оставалась надежда, что его когда-нибудь освободят? Французы будут настаивать на том, чтобы он оставался в заточении; они никогда не допустят, чтобы человек, сыгравший столь разрушительную роль в ее судьбе, ходил на свободе. Но даже если бы он оказался на свободе, то куда бы он поехал? В Шотландию, где его ждала верная смерть в руках Морэя? В Англию? Елизавета никогда бы не потерпела его присутствия там. О чем он сейчас думает? Насколько он изменился?

Эти месяцы тюремного заточения порой были для нее невыносимыми. А для него? У нее, по крайней мере, были друзья, и определенное почтение к ней как к королеве вынуждены проявлять даже враги. Но что выстрадал Ботуэлл и как такой дерзкий и энергичный человек мог перенести такие страдания?

Она уже не тосковала по нему, как год назад. Она понимала, что он полностью исчез из ее жизни и что она никогда его больше не увидит. На самом деле, если бы они все же встретились, они были бы уже совсем другими людьми, потому что той Марии, которая лишилась своей короны из любви к нему, больше нет. Плен сделал ее рассудительной женщиной, а та своевольная девушка слишком много выстрадала. Должно быть, Ботуэлл тоже изменился. Каким теперь стал тот буйный, пленительный, неотразимый искатель приключений?

Она знала, что Лесли ждет, когда она заговорит.

— Ботуэлл? — тихо спросила она.

— Мы не предвидим никаких сложностей в аннулировании этого брака, — сказал Лесли.


Граф Шрусберийский был встревожен. Очень хорошо, что Бесс вызвалась устроить все их дела, но именно его обвинят, если они не справятся со своими обязанностями. Охрана такой важной политической узницы причиняла ежеминутное беспокойство, а он никогда не относился к числу людей, способных выдерживать постоянные волнения. У него все время болела голова; он обнаружил, что, вставая с постели по утрам, он испытывает головокружение. Не было смысла жаловаться на это Бесс или даже упоминать об этом. Она бы только сказала: «Все, что вам нужно, — это немного свежего воздуха, и завтра вам станет лучше».

Однако и Бесс была настороже. Она столь же хорошо, как и он, знала, что посланники с севера и с юга находят дорогу в апартаменты королевы. Интрига становилась неизбежной, и если развернутся события, то Шрусбери должны оказаться на нужной стороне.

Какая сторона будет правильной? Королева Англии сильна, но если правда, что такие люди, как Лестер, Арандел и Пемброук готовы содействовать браку Норфолка и Марии, не получив прежде на это согласия Елизаветы, то кто может быть уверен в том, что случится дальше?

Шрусбери был из тех, кто предпочитает осторожно выжидать между противоборствующими фракциями, чтобы в удобный момент перескочить на сторону победителя.

Он уже доложил Елизавете, что молодой человек по имени Кавендиш — родственник Бесс по линии ее второго мужа, сэра Вильяма Кавендиша, — привозил Марии письма от Норфолка. Елизавета ответила, что знает об этом и желает, чтобы Кавендишу позволили доставлять послания королеве. Это звучало так, как будто Кавендиш являлся шпионом королевы, притворявшимся, что служит Норфолку. Как узнать, кто друг, а кто враг в этом болоте хитрости?

Так что немудрено, что он находил задачу слишком сложной для себя й вздыхал по прежним дням относительного спокойствия, тем дням, когда он не был охранником королевы Скоттов.

Он прошел в свою спальню и там, рискуя быть застигнутым Бесс, прилег на кровать; но когда он сделал это, комната перед ним закачалась, как будто он находился на корабле в штормовом море. Он полежал некоторое время, и постепенно головокружение прошло. «Я никогда такого не испытывал, — подумал Шрусбери — Неужели эта болезнь вызвана волнениями?»

В дверь тихо-тихо постучали. Он подумал, что это ему показалось, и не отреагировал. Но дверь медленно отворилась и на пороге появилась девушка-служанка Элеонора Бритон.

— В чем дело? — спросил граф.

— Я пришла спросить, не нужно ли вам чего-нибудь? — ответила она.

— Почему? Я не посылал за тобой.

— Но я заметила, какой у вас больной вид, ваша светлость, и, прошу прощения, я пришла узнать, не нужно ли вам чего-нибудь.

— Входи и закрой дверь.

Она тихо подошла к его постели, и свет из готического окна упал на нее. Она была привлекательной. Он заметил под униформой служанки стройную, хотя и полноватую фигуру, но особенно его внимание привлекло ее молодое личико. «Она выглядит восхитительно, почти как ангел, — подумал он — Какая она странная девушка!»

— Вы здоровы, милорд? — спросила она; ее выразительные глаза наполнились сожалением.

— Я вполне здоров, — ответил он.

— Я могу сделать что-нибудь для вас, милорд?

— Нет.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем он протянул руку.

— Ты хорошенькая девушка, — сказал он ей — Мне приятно видеть тебя в моем доме.

Она опустила глаза и сделала реверанс — он не понял почему.

Он подумал, что произошло бы, если бы вошла Бесс и увидела горничную возле его постели. Девушку бы уволили, и он никогда не узнал бы, чем все кончилось. Бесс постоянно намекала ему, что он подвержен колдовскому очарованию королевы Скоттов. Она делала это полушутливо, но порой в ее интонациях сквозила злоба. Правда, она не приходила в ярость оттого, что он находил Марию привлекательной; но что она могла бы сказать, если бы узнала, что он, один из самых знатных графов в Англии, слегка очарован одной из самых простых служанок?

У него слегка кружилась голова, и в таком непривычном состоянии это его не волновало.

— Подойди поближе, — сказал он.

Она подошла: он знал, что стоит ему приказать, и она повинуется. Он взял ее руку и поцеловал, но не со страстью, а с нежностью; легкий румянец разлился по ее лицу. Она встала на колени и прижалась губами к руке, державшей ее руку.

Он почувствовал, как в нем загорается страсть, какой он никогда прежде не испытывал. Ему хотелось крепко схватить ее, поцеловать, но он знал, что если он поддастся этому порыву, то у него так закружится голова, что он лишится чувств. Тогда он подумал: «Она так молода, а я не всегда буду болен».

Внизу раздался цокот копыт. Они оба вздрогнули, и она встала с колен.

— Тебе следует пойти посмотреть, кто приехал, — сказал он ей. — Возвращайся и расскажи мне.

Она ушла, а он лежал и прислушивался к шуму внизу.


Но вместо Элеоноры в его апартаментах появилась Бесс.

Она вошла без стука и была поражена, увидев его лежащим на кровати. Он подумал: «Ведь она могла зайти вот так же, когда я разговаривал с Элеонорой». От этой мысли у него екнуло сердце.

— Ах, так вы лежите!

— Я почувствовал себя плохо.

— У вас слегка бледный вид. Вы мало бываете на свежем воздухе. Я пришла сообщить вам, что приехал Леонард Дакр.

— Дакр!

— Я думаю, нам следует спуститься поприветствовать его. Неизвестно, что у него на уме; ведь он — родственник Норфолка.

— Надеюсь, он не доставит нам новых хлопот.

— Хлопоты! Они будут всегда, пока ваша романтическая королева живет под нашей крышей. Вы этого не знали?

— Я начинаю это понимать.

Она одарила его резким взглядом.

— Убеждена, вы считаете, что такая красавица заслуживает хлопот.

— Несмотря на всю ее красоту, я с радостью передал бы эту миссию обратно Скроупу и Ноллису, — отпарировал он.

Она говорила почти игриво, но пристально наблюдала за ним.

— Я не буду передавать ей ваши слова. Это могло бы показаться ей неучтивым.

Тут он представил себе, какой ревнивицей она стала бы, если бы обнаружила неверность мужа. «Интересно, какую форму могла бы принять ее ревность», — подумал он.

Граф поднялся с постели и, борясь с головокружением, спустился в холл вслед за графиней. Нужно было встретить Дакра.

Леонард Дакр мог бы считаться красивым мужчиной, но одно плечо у него было выше другого. Он хорошо осознавал это, и также то, что был вторым сыном лорда Дакра Гисландского, а следовательно, не являлся его наследником. Его старший брат умер, оставив сына Джорджа, а мать Джорджа, леди Дакр, стала женой Томаса, герцога Норфолкского. После ее смерти Норфолк плотно занялся делами семейства Дакров. Речь шла о больших деньгах, и он устроил браки между тремя своими падчерицами и сыновьями. А поскольку эти девушки претендовали на наследство наравне с юным Джорджем, большая часть состояния Дакров не ушла от семейства Говардов. Это вызывало сильную досаду у Леонарда Дакра, поэтому он был настроен по отношению к Норфолку отнюдь не дружески.