Лестер был в панике. Он примкнул к тем знатным протестантам, которые пытались организовать брак Норфолка и королевы Скоттов. Он знал, что шпионы королевы то и дело снуют между поместьем Уингфилд и королевским двором. Ему было известно, что Кавендиш, служивший посланником Марии, был также шпионом Елизаветы, и если она узнает, что он ввязался в интригу без ее ведома, то будет считать его предателем.

Когда он все его обдумал, ему не пришлось притворяться больным. Перспективы вызвать ее гнев, если она когда-нибудь узнает, что именно он действовал против нее, было достаточно, чтобы он слег в постель.

Но вот она здесь, полная сочувственного участия к своему «Веселому лорду Роберту», как она иногда называла его. Когда она села возле его постели, он взял ее руки.

— Моя королева, моя любовь, — сказал он, — вы знаете, что я готов умереть за вас.

— Не надо, Роберт, — мягко ответила королева, — не говорите мне о смерти. Вы и я слишком близки, чтобы с радостью думать о мире, в котором больше никого не существует.

В глазах у Лестера появились слезы.

— Я хочу заверить вас в моей любви и преданности. Сейчас они столь же сильны, как в те дни, когда мы вместе были в Тауэре и я любил вас столь безумно… так безнадежно.

— Надежда никогда не покидала вас, Роберт, — сказала она.

— Тогда я надеялся… и я надеюсь сейчас, моя королева. Я надеюсь на ваше прощение.

— Есть только одно, Роберт, за что я никогда бы не простила вас, — ответила она ему. — Это — если бы вы умерли и оставили меня в этом мире без вас.

Тогда Лестер решил, что знает ответ на вопрос, мучивший его последние недели: осмелится ли он признаться? Да, он мог признаться.

— Моя дорогая, — сказал он, — существует заговор, чтобы устроить брак между королевой Скоттов и Норфолком. Я тоже виновен. Католики Севера не могут успокоиться с тех пор, как королева Скоттов появилась в Англии, и они готовы восстать. Я подумал, что Марии лучше выйти замуж за протестанта, а так как Норфолк изъявил желание, я решил, что это лучший способ защитить ваше величество.

— И вы вступили в заговор без моего ведома, Роберт?

— Я признаю свою вину, дорогая.

— Хм-м.

Прекрасное положение дел, когда министры королевы — даже те, которым, по ее убеждению, она имеет основания доверять больше, чем остальным, — начинают строить заговоры и планы без ее ведома.

— Это вызывало у меня огромное беспокойство. По этой причине я слег в постель. Но я больше не мог скрывать этого секрета от вас. — Он потянулся к ее руке и покрыл ее поцелуями. — Я отдал бы за вас жизнь, вы ведь знаете. И только ради вас я вступил в этот заговор. Но сейчас я говорю вам, потому что больше не могу иметь секрета, которого вы не разделяете. Вы должны наказать меня так, как пожелаете. Я всегда буду настаивать, что делаю все только из любви к вам, моя дорогая.

— Кто еще был с вами в этом заговоре?

— Пемброук и Арандел.

Елизавета встала.

— Моя любовь… — взволнованно начал Лестер.

Она остановилась над ним и положила ему руку на лоб.

— Я боюсь, что вызвал ваше недовольство мною… — продолжил он.

— А чего вы ждали, когда строили заговор за моей спиной?

— Что я могу сделать, чтобы вновь завоевать ваше расположение?

— Поправиться. Мне не нравится видеть вас больным, прикованным к постели.

Она поцеловала его, но когда он хотел заключить ее в свои объятия, она ускользнула от него, смеясь.

— Помните, что вы больны, Роберт. Помните также, что королева приказала вам поправиться. Я надеюсь вскоре увидеть вас при дворе.

Лестер продолжал улыбаться, когда она ушла от него. От облегчения он почувствовал вялость. Он благодарил свою звезду, свою красоту и обаяние, с помощью которых он выбрался из этой опасной ситуации.


Вернувшись ко двору, Елизавета задумалась: «Пемброук, Арандел, Норфолк. Норфолк воображает себя ее мужем, вот как! Несомненно, она увлечена Норфолком. Она так долго была без мужа, что была бы рада выйти замуж, я могу поклясться. Она может продолжать вздыхать по мужчине, но она никого не получит!»

Елизавета беседовала со своими министрами, когда к ней прибыл посол Испании. Он сказал ей, как делал это всякий раз, когда они встречались, что его святейшество папа римский глубоко сожалеет о заключении в тюрьму королевы Шотландии и просит ее величество уделить внимание этому делу.

— Я уже рассматривала это дело, — отпарировала королева. — И говорю вам, что если королева Скоттов более не может спокойно переносить свое положение, то она может увидеть кой-кого из своих друзей короче на голову.

После этого заявления воцарилось молчание. Те, кто был другом герцога Норфолкского, ждали первой же возможности направиться в его апартаменты. Они предупредили его, что над ним нависла смертельная угроза. Кто-то выдал Елизавете его намерения относительно королевы Скоттов, и высказывание Елизаветы определенно было направлено в его адрес.

Норфолк, бывший всегда начеку в случае опасности, к концу дня уже находился далеко от королевского двора.


Елизавета вызвала к себе графа Хантингдона.

— Я посылаю вооруженную охрану в поместье Уингфилд, — сказала она ему. — Я считаю его неподходящей резиденцией для королевы Скоттов. Вы поедете в замок Татбери, куда переводится королева. Там с вами будет граф Шрусбери и его жена, графиня. Вы будете следить и за ними. Затевалось слишком много интриг. Проследите, чтобы такое не повторилось в Татбери.

Хантингдон заверил ее, что выедет без промедления и что ее приказы будут исполнены.

Он выехал в Татбери из Лондона, а граф и графиня Шрусберийские покинули Бакстон, направляясь туда же.

Глава 8

Возвращение в Татбери

Мария трудилась над гобеленом вместе со своими дамами в поместье Уингфилд, когда ей принесли письмо от Лесли. Она прочла его. Заметив, как она побледнела, Сетон прервала работу и подошла к ней.

— Лестер признался Елизавете, что между мною и герцогом существует брачный контракт. Норфолк тотчас же бежал от двора. Королева намекнула, что моим друзьям грозит опасность.

— Это означает… — заговорила Сетон, но остановилась.

— По-моему, это так глупо, — порывисто воскликнула Мария. — Почему Елизавета против моего брака с английским дворянином?

— Возможно, — предположила Сетон, — было глупо скрывать это от нее.

— Лесли советует сжечь все письма, полученные мною от герцога, вместе с любыми секретными документами, которые есть в моих апартаментах. Он уверен, что будет обыск, и если найдется что-нибудь, говорящее об измене, это даст им желаемые оправдания их обращению со мной.

Сетон сказала:

— Думаю, что нам не стоит терять ни минуты.

Мария кивнула, и все отставили вышивание. Она подошла к столу, открыла ящик и, вынув кой-какие документы, бросила их в огонь.

— Есть что-нибудь еще? — взволнованно спросила Сетон.

Мария принялась рыться в сундуках, где хранились ее немногочисленные наряды. Она отослала женщин в их комнаты, приказав выбросить все, что могло бы показаться подозрительным.

Документы еще тлели на решетке, когда раздался стук в дверь и вошел Херефорд.

— Ваше величество, — произнес он, — вы должны подготовиться к немедленному отъезду в Татбери.

— Татбери! — протестующе вскрикнула Мария.

— Это приказ ее величества королевы.

— О, только не в Татбери! Только не в это зловонное место!

Херефорд заявил в ответ:

— Мы выезжаем через час.

— Но это невозможно. Я не готова.

— Не бойтесь на этот счет, — мрачно ответил Херефорд. — Я с моими охранниками уложу ваше имущество; королева приказала не задерживаться здесь и часа.

Его взгляд остановился на тлеющих на решетке бумагах, и он все понял. Он опоздал захватить здесь то, что надеялся переслать королеве. Но может быть, что-то осталось.

Мария задохнулась от возмущения, увидев, что охранники уже входят в апартаменты.

— Это чудовищно! Меня лишают неприкосновенности?

— Я прошу прощения у вашего величества, но я повинуюсь приказам моей госпожи, королевы Англии.

Умолять не имело смысла. В течение часа Мария со своей свитой в сопровождении Херефорда и его вооруженных охранников покинула поместье Уингфилд, направляясь в Татбери. Херефорд был разочарован. Он опоздал перехватить документы, которые, как он знал, должны были быть в ее апартаментах. Единственное, что ему удалось послать Елизавете, — это шифр, которым Мария пользовалась при переписке с Норфолком. Все же и от этого могла быть какая-нибудь польза.


Переезд состоялся в сентябре. Мария пала духом, когда увидела холм из красного песчаника и окружавшие его заболоченные земли. Ее мозг и тело протестующе кричали: «Только не Татбери!»

Как только она вошла в свои старые апартаменты, ей в ноздри ударил отвратительный запах. Как она сможет вынести эти мрачные комнаты, одну над другой, объединяемые холодной каменной лестницей? Татбери казался ей местом, лишенным надежды.

Она волновалась за одну из своих женщин — Маргарет Кавуд, жену Бастиана, которая была беременна. Как Маргарет переживет холод Татбери в течение предстоящих зимних месяцев?

Но ее беспокоил не только холодный и неуютный дом. Херефорд передавал ее графу Хантингдону, который, как он объяснил, должен взять на себя обязанности ее тюремщика вместо графа и графини Шрусбери.

Мария пришла в ужас от выбора Елизаветы и подумала, что за этим кроется некий зловещий смысл, поскольку Генри Гастингс, граф Хантингдонский, сын Екатерины Паул, а следовательно, отпрыск герцога Кларенского, имел родственные связи по королевской линии и мог претендовать на престол.

Такие претензии могли сделать его не пользующимся любовью у Елизаветы, естественно, что она пристально наблюдала за ним. Но она знала, что он более, чем кто-либо в ее королевстве, захочет предотвратить брак Марии и Норфолка, что он будет стремиться хоть в чем-то обвинить королеву Скоттов, если представится возможность. Поэтому она сочла его вполне подходящим для охраны Марии.

Он встретил королеву с почтением, но холодно, и когда ее препроводили в эти хорошо запомнившиеся отвратительные апартаменты, она почувствовала, что стены Татбери сомкнулись вокруг нее навеки.


Стоя под сводчатым потолком, Мария закрыла лицо руками, чтобы не видеть этого места. Сетон, стоявшая рядом с ней, прошептала:

— Не отчаивайтесь, ваше величество.

— Ох, уж это место, Сетон. Мне оно отвратительно с того момента, когда я впервые вошла сюда. Я еще больше ненавижу его сейчас, когда мы вновь здесь.

— Давайте надеяться, что скоро будет еще один переезд.

— Всегда можно надеяться.

— Кто знает, что случится, ваше величество? Герцог сбежал от двора, но ведь еще остались ваши друзья на севере. Возможно, они придут вооруженными к Татбери и увезут вас.

— Как знать? А пока мы остаемся здесь. Ох… этот запах, Сетон! От него я чувствую себя совсем больной. А как же Маргарет? Как она? Как она перенесла путешествие? Она сейчас отдыхает? Она должна отдохнуть.

— Нас здесь не будет еще до рождения ее ребенка, — успокаивала Сетон. — Вы заметили, что мы нигде не остаемся надолго?

— Вполне возможно, что отсюда меня вынесут в могилу;

— Ваше величество, это не похоже на вас — так быстро впадать в отчаяние.

— В этом виновато зловоние, Сетон. Но послушай, ты видишь, кто теперь наш тюремщик. Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, пока он здесь. Он претендует на трон Англии. Ведь если Елизавета умрет, не оставив наследников, он попытается захватить корону. И вот я здесь, в его власти.

Что ты об этом думаешь, Сетон? Будет ли это чашка с ядом? Или кинжал, пока я сплю?

Сетон увидела, что королева близка к истерике, и стала думать, как бы успокоить ее. В душе она проклинала стены Татбери, которые она ненавидела столь же сильно, как и Мария.

— Кто-то стучит в дверь, — сказала она.

— Пойди и посмотри, кто там, но скажи, что я слишком устала, чтобы принимать кого-либо сегодня.

Сетон пошла, и Мария услышала, как она говорит:

«Ее величество плохо себя чувствует и желает отдохнуть».

Но Сетон отодвинули в сторону, и когда графиня Шрусберийская вошла в комнату, Мария вскрикнула от радости. Ничто сейчас не могло бы обрадовать ее больше, чем известие, что граф Шрусбери и его жена восстановлены в прежних должностях, а граф Хантингдонский смещен.