— Кто еще с вами в этом деле?

— Определенные джентльмены, с которыми вы немедленно встретитесь. Вы хотите следовать дальше?

— Я желаю этого всем сердцем, — ответил Джон Сэведж.


Темнело, когда двое мужчин направились к дому на Феттер Лейн. Боллард трижды стукнул в дверь, которая спустя некоторое время отворилась.

Он вошел в темную прихожую, Сэведж последовал за ним. Человек, открывший дверь, узнал Болларда и кивнул в знак приветствия. Они спустились по лестнице и пошли по коридору. Когда они приблизились к какой-то двери, Боллард тихо отворил ее. Сэведж увидел тускло освещенную комнату, которая, как он тут же понял, была превращена в капеллу. У алтаря стояли несколько человек. Боллард объявил: — Джон Сэведж. Он — один из нас.

Необычайно красивый мужчина шагнул вперед и порывисто пожал руку Сэведжа.

— Меня зовут Энтони Бабингтон, — сказал он. — Приветствуем вас в наших рядах. Мы собираемся слушать мессу. Вы присоединитесь к нам?

— Со всей душой.

— Потом мы пойдем в мой дом в Барбикан, и там вы познакомитесь с моими друзьями.

Сэведж склонил голову, и месса началась.

Когда, покинув Феттер Лейн, они пришли в дом в Барбикане, Энтони Бабингтон угостил друзей едой и вином, затем запер двери и убедился, что никто снаружи не услышит то, что будет говориться в комнате.

Бабингтону лет двадцать пять. Одет он был немного цветисто. Его красивое лицо светилось заразительным энтузиазмом. Бабингтон всем сердцем верил в свой заговор; он не допускал даже в мыслях возможности провала и зажигал всех своей страстью.

Он взял слово и театрально произнес речь о том, почему эта группа людей собралась в такой тайне.

— Мой друг, — обратился он к Сэведжу, — теперь, когда вы присоединились к нам, нас стало тринадцать. Но не думайте, что мы одиноки. Когда мы будем готовы, за нами встанет все католическое дворянство Англии. И у нас есть союзники за пределами Англии. Это будет не просто восстание севера, джентльмены. Это будет поход против протестантизма, который изменит ход истории нашей страны. Папа римский с нами. Король Испании с нами. И когда мы низвергнем ублюдка с трона, эти могущественные союзники придут к нам на помощь.

Он оглядел собрание; глаза его горели.

— Джон Сэведж, — продолжил он, — сейчас я представляю вам ваших соратников — Он указал на человека, сидевшего справа от него.

— Эдвард Эбингтон, — назвал он. Сэведж приветственно склонил голову, и Эбингтон кивнул в ответ. Затем Энтони перечислил остальных, сидевших за столом: — Эдвард Виндзор, Эдвард Джонс, Чидиок Тичбурн, Роберт Барнвелл, Чарльз Тилней, Генри Донн, Жильберт Гифорд, Джон Трэйвс, Томас Салисбери.

Закончив представление, Бабингтон сказал:

— Теперь садитесь, и поговорим.

Сэведж сел, и Бабингтон продолжил рассказ о заговоре, предводителем которого был избран. Он пояснил свое избрание тем, что его хорошо знают на континенте как ревностного католика, преданного делу королевы Скоттов. Главной целью заговора было вернуть Англию к католической вере и освободить Марию, но, чтобы добиться желаемого, необходимо было сделать еще одно: убить Елизавету. Когда Елизавета будет мертва, король Испании и папа римский без колебаний открыто окажут свою поддержку. Поэтому их первоочередная задача — продумать план покушения. Бабингтон предложил, когда наступит момент, выбрать шестерых желающих осуществить этот план. А пока следует обсудить все до мельчайших подробностей.

— Я доложу испанскому послу, что мы больше всего полагаемся на Филиппа II и что именно благодаря его поддержке и обещанию помощи мы собираемся ц отваживаемся осуществить этот опасный план. Мы попросим гарантий, что, как только Елизавета будет мертва, к нам придет помощь из Испании и Нидерландов. Надо будет преградить кораблям проход по Темзе. Сесил, Уолсингем, Хансдон и Ниллис должны быть немедленно схвачены или убиты. Я сообщу королеве Скоттов о наших намерениях.

Чарльз Тилней вставил:

— Разумно ли рассказывать ей о намерении убить Елизавету? У меня есть основания полагать, что она вряд ли согласится принять участие в таком деле.

Бабингтон задумался, а остальные выразили поддержку сомнениям Тилнея. Им следует с осторожностью общаться с королевой Скоттов, которая, в конечном счете, является узницей в руках их врагов.

— Ей надо как-то передавать письма, — сказал Генри Донн, — а это весьма опасно.

Тогда выступил Гифорд.

— Не думаю, что следует опасаться, друзья мои. У нас есть очень хороший способ передавать письма королеве. Пивовар из Бартона — честный человек, которому мы можем доверять. Королева должна быть готова к своему освобождению. И было бы неразумно держать ее в неведении.

Мнения разделились, и вопрос решили временно отложить.

Но когда собрание закончилось и заговорщики разошлись в разные стороны, Гифорд вернулся в дом поговорить с Бабингтоном. Они долго сидели, обсуждая заговор, и Гифорду не составило труда убедить Бабингтона, что было бы целесообразно сообщить Марии об их намерениях.


Энтони Бабингтон был тщеславным молодым человеком. Он очень подходит на роль королевского адвоката, но отказался от такой карьеры. И делил свое время между двором и своими обширными владениями в Дефике. В последние несколько лет Энтони также путешествовал за границей. Ему хотелось быть в центре внимания, и он приобрел известность как ревностный католик и искатель приключений. Поэтому его заметили как подходящего лидера, которого стоило иметь в запасе на тот случай, если таковой понадобится.

Ему едва исполнилось восемнадцать, когда он женился на Марджери, дочери Филиппа Дрейкота из Пейнслея в Стаффордшире. Дрейкоты были католиками, так же как его мать и отчим, Генрих Фольямб. Среди пылких католиков интриги всегда поощрялись, и Энтони при поддержке его семьи вскоре стал членом тайного общества, которое было создано для защиты иезуитских проповедников в Англии.

Вот так и получилось, что к двадцати пяти годам он оказался во главе заговора, который в случае удачи изменил бы ход английской истории.

Теперь Энтони считал себя избранником судьбы. Разве не был он чрезвычайно красивым, образованным, остроумным? Разве не притягивал он к себе мужчин и женщин очаровательными манерами?

Он всегда испытывал преданность королеве Скоттов. Она была романтическим персонажем — красивая женщина, королева, беспомощная узница, которая стала символом ряда заговоров. Встретив ее, он сразу почувствовал ее магическое очарование. Он был привязан к жене и маленькой дочке, и для него, как и для очень многих, королева стала идеалом женщины, которой следовало поклоняться издали.

Но Энтони Бабингтон не был простодушным Джорджем Дугласом. Он восхищался королевой, но еще больше восторгался самим собой. Энтони стремился быть главным героем драмы. Королеве Скоттов отводилась вторая роль — роль символа, чье изящество и красота должны были только подчеркивать доблесть человека действия.

Он уже совершил поступок, который, как он понимал, некоторые заговорщики сочтут не только глупым, но и весьма опасным, когда заказал свой портрет в окружении шести друзей, где он, как лидер, стоит в центре, и велел, чтобы под картиной поставили надпись: «Здесь я и мои соратники, с которыми я отправляюсь на опасное дело».

Возможно, с написанием подобного портрета надо было подождать, пока заговор успешно завершится, но Бабингтон был нетерпелив, и ему доставляло большое удовольствие смотреть на эту картину.

Сейчас он жаждал поскорее получить одобрение королевы Скоттов. Ему хотелось, чтобы Мария знала, что он готов рисковать своей жизнью ради нее. Когда заговор осуществится, то многие будут ждать от нее похвалы за участие в нем, поэтому он желал, чтобы она узнала сейчас, что это именно он, Бабингтон, был во главе заговора.

Некоторые члены общества, осторожничая, считали неразумным писать Марии, но Гифорд поддерживал его. Гифорд был убежден, что Марию надо поставить в известность.

Энтони взял ручку и написал Марии:

«Самая великая и прекрасная повелительница и королева, заверяю Вас в моей верности и покорности…»

Написав это, он довольно улыбнулся. Возвышенные слова теснились в голове, так что перо едва поспевало за мыслями.

Он со своими верными последователями освободит ее из тюрьмы; они планируют «расправиться с узурпировавшей власть соперницей». Он сообщил ей, что Боллард, являющийся самым преданным слугой ее величества, недавно вернулся из-за моря с обещаниями помощи от королей-католиков. Энтони хотел знать, может ли он пообещать своим друзьям награды, когда будет одержана победа.

Он подписался: «Самый верный подданный Вашего Величества и присягнувший Вам слуга Энтони Бабингтон».

Закончив, он вновь пробежал глазами письмо, перечитывая фразы, которые казались ему наиболее красиво построенными.

Он закрыл глаза и стал раскачиваться в кресле, мечтая о ярком будущем, освещенном наградами за доблесть и преданность. В его мечтах королева Скоттов была уже и королевой Англии; она правила при Гемптонском дворе и в Гринвиче; а рядом с ней всегда был ее самый верный друг и советник, без которого она не принимала ни одного решения. Она желала одарить его массой наград; ей хотелось, чтобы весь мир знал, что она никогда не забудет того, что он сделал для нее. Но он только улыбался и говорил:

— Для меня имеет значение только то, что я могу сказать себе: «Если бы не Энтони Бабингтон, моя добрая госпожа все еще оставалась бы узницей этого ублюдка Елизаветы. Это — единственная награда, о которой я прошу».

Тогда она стала просить и умолять — и только чтобы доставить ей удовольствие, он принял титул графа… герцога… огромные владения… и вот — почти против его воли — отныне самым важным человеком в Англии стал Энтони Бабингтон из Дефика.

Но сейчас было не время для мечтаний. Он запечатал письмо и отнес его Гифорду.

— Я написал королеве, — сказал он. — Я знаю, что могу доверить его вам, чтобы оно дошло до нее.

— С помощью того честного человека оно дойдет до ее величества со следующей партией пива.

Когда они расстались, Гифорд ухмыльнулся. «Мой хозяин обрадуется», — думал он, направляясь к Уолсингему.


Уолсингем ликовал, читая письмо.

— Хорошо сработано, — приговаривал он, — прекрасно сработано!

— Естественно. Вы собираетесь сейчас же арестовать его?

— Нет. Мы протянем ему еще кусочек веревки. Он такой дурак, что это не вызывает у меня сомнений. Я велю тотчас вновь запечатать это письмо, а вы проследите, чтобы оно поскорее попало в руки королевы. Меня интересует ее ответ. А теперь идите. Вы скоро получите сигнал от меня.

Гифорд покинул Уолсингема и отправился в Чартли. А в это время Уолсингем послал за Томасом Филлипсом. У него была работа для него.


Мария продолжала размышлять о своих отношениях с Бесси Пьерпонт. Бесси мрачнела в ее присутствии и не выказывала сожаления, что их любовь друг к другу претерпела такое изменение. Бесси ненавидела всех и вся, препятствующих ее счастью с Жаком.

— Я понимаю ее любовь к этому мужчине, — говорила Мария Джейн Кеннеди и Элизабет Керль, — но и она должна понять мое положение. Как я могу помочь ей против истинного желания ее бабушки? А она с каждым днем становится все больше похожей на Бесс Хардвик. По правде говоря, когда я вижу, как она похожа на графиню, мне почти хочется, чтобы она уехала.

С Жаком тоже стало трудно общаться, поскольку он знал, что королева пытается отослать Бесси отсюда. У него был обиженный вид. Он с завистью наблюдал за Барбарой и Гильбертом и, видимо, считал, что, покровительствуя им, а не ему с Бесси, королева виновна в жестоком фаворитизме.

— Как будто я не хочу, чтобы все вокруг меня были счастливы! — Она вздохнула. — Один Бог знает, как много несчастья в этих тюрьмах, в которых мне пришлось прожить долгие годы!

Мария с нетерпением ждала, когда привезут пиво. Она всегда с возбуждением изучала содержимое коробки. И в тот момент, когда она была так расстроена из-за Бесси и Жака, ей пришло письмо от Бабингтона.

Оно, конечно, было зашифровано, и один из секретарей должен был расшифровать его. Эта обязанность выпала Гильберту Керлю, который выглядел очень возбужденным, когда передавал его ей. Мария прочла письмо, и у нее перехватило дыхание.

«Свобода! — подумала она. — Наконец-то есть шанс выбраться на свободу».

Она перечитала письмо, и глаза ее остановились на фразе «расправиться с узурпировавшей власть соперницей». Она знала, что это означает, и ей от всей души хотелось, чтобы этого там не было. Елизавета все эти годы держала ее в тюрьме, но… «Оказавшись на свободе, я никогда не позволю им этого сделать, — решила Мария. — Я потребую только вернуть мои права. Я не стремлюсь быть королевой Англии. Я хочу только вновь получить мою корону, быть снова со своим сыном, воспитывать его как моего наследника».