Затем исчез, насвистывая.

На Вилли можно положиться. Джордж вновь погрузился в восторженные мечтания.


Настал один из счастливейших дней для Марии с момента ее заточения. В то утро прибыл большой сундук, присланный по приказу сэра Роберта Мелвиля.

Леди Дуглас и сэр Вильям пришли в ее комнату посмотреть, когда его станут распаковывать, испытывая подозрения насчет его содержимого.

У Марии поднялось настроение, пока она читала сопровождавшее посылку письмо от сэра Роберта Мелвиля, в котором говорилось, что, будучи уверенным в том, что она испытывает недостаток в удобствах, к которым привыкла, он высылает ей кое-что из Холируда.

Улыбаясь от удовольствия, Мария позвала Джейн Кеннеди и Мари Курсель.

— Посылка может означать только, что Мелвиль сожалеет о том, как обращался со мной, — объяснила она. — Он стремится дать мне понять, что не связывает себя с этим жестоким Линд- сеем. Это хороший знак.

В этот момент вошла леди Дуглас. Она не могла скрыть своего любопытства по поводу содержимого сундука. Если бы она не знала, что заточение Марии так много значит для ее любимого сына Морэя, то все ее симпатии были бы на стороне королевы.

— Прошу вас, садитесь, леди Дуглас, — сказала Мария. — Я вижу, что вас не меньше, чем меня, интересует содержимое посылки.

— Я покорно прошу, ваше величество, простить меня за вторжение, — прошептала леди Дуглас, — но…

— Я понимаю, — сказала Мария. — Вы, как и все в замке, должны подчиняться приказам тех, кто правит нами.

Леди Дуглас с покорным видом пожала плечами. Она наслаждалась жизнью, но наиболее восторженным периодом для нее стал тот, когда она была любовницей отца Марии. После его смерти она вышла замуж за Дугласа Лохлевенского, и жизнь продолжала оставаться прекрасной.

У нее была большая семья, которой она посвящала себя целиком. Ей не грозило одиночество, и жизнь никогда не утратит для нее смысла, потому что всегда рядом окажется кто-нибудь из сыновей или дочерей, на ком ей можно сосредоточить свои помыслы. Она родила тринадцать детей — шестерых Джеймсу V и семерых Дугласу. Самым любимым для нее был Джеймс Стюарт, граф Морэй, человек великой судьбы; но с другими, вроде ее дорогого Джорди, жить было приятнее.

Что касается Марии, то от ее сходства с отцом у леди Дуглас теплело на душе всякий раз, когда она смотрела на нее, и к ней возвращались воспоминания, от которых она вновь чувствовала себя молодой.

Джейн Кеннеди склонилась над сундуком и вытащила черные бархатные туфли, отделанные мехом куницы.

Мария вскрикнула от восторга:

— О, как я рада снова видеть их!

Мари Курсель достала мантию из красного атласа, также отороченную мехом куницы.

Мария подхватила мантию и завернулась в нее.

— Я чувствую, что вновь оживаю, — объявила она.

Сэр Вильям, присоединившийся к матери, с сардоническим видом смотрел на это. Ему очень хотелось уйти, но как знать, что могло быть спрятано среди всей этой мишуры!

Леди Дуглас подошла к женщинам. Она заглянула в сундук и воскликнула:

— Сэр Роберт Мелвиль отобрал все со вкусом.

Мария взяла серое бархатное платье и приложила его к себе.

— Как давно я его не носила! — смеясь, сказала она. — Но теперь, надевая его, я буду испытывать большее удовольствие, чем когда-либо прежде. Что там еще, Джейн?

Роясь в сундуке, Джейн и Мари издали восторженный возглас, вытащив пару темно-красных рукавов, отделанных золотой каймой. Джейн возбужденно произнесла:

— Их можно прикрепить к этому камлоту… О, посмотрите! Вот еще один, с аксельбантами. Как мы будем великолепны!

— Дай мне посмотреть, Мари. — Мария взяла рукава и натянула их. Она захлопала в ладоши — Как мне благодарить Мелвиля за то, что он так все продумал? — спросила она со слезами на глазах.

Сэр Вильям с раздражением смотрел на них. «Хорошо, что королеву, которую так трогают безделушки, заставили подписать отречение», — подумал он.

Леди Дуглас достала черную бархатную накидку.

— Великолепно! — воскликнула она и обернула ею плечи королевы.

— Он не хочет, чтобы мы скучали без дела, — сказала Джейн, засунув голову в сундук. — Посмотрите, что я тут нашла. — Она вынула пакет с цветными шелковыми нитками.

— Мы сможем заняться вышиванием, — закричала Мари.

— А вот канва для вышивания и испанская тесьма, — воскликнула Джейн. — Посмотрите, какие расцветки!

— О, добрый мастер Мелвиль! — весело отозвалась Мария.

Сундук опустел, наряды были разбросаны по полу. Сэр Вильям пожал плечами и сделал знак матери остаться и просмотреть одежду более тщательно.

Леди Дуглас кивнула. Конечно, Мария поняла, почему она осталась, но эта женщина просто подчинялась указаниям, поэтому королева ничего не имела против нее.

— Я помогу вашим фрейлинам убрать наряды, ваше величество, — сказала леди Дуглас, своими искусными пальцами проверяя, не спрятана ли записка в черных бархатных туфельках.

Мария улыбнулась.

— Да, пожалуйста, — разрешила она. — Ах, какая разница, есть ли у меня наряды, если не перед кем в них показываться.

— Ваше величество считает жизнь здесь очень суровой?

— Боюсь, что это неизбежно.

— Мне очень хотелось бы сделать жизнь здесь легче для вас, ваше величество.

— Вы делаете все возможное, леди Дуглас, но я — узница, и это ничем не исправишь.

— Я попрошу, чтобы вам разрешили свободно ходить по замку и по острову. Теперь, когда вам намного лучше, вы, наверное, устаете от однообразия ваших апартаментов.

— Меня утомляет пребывание в плену, леди Дуглас, но я благодарю вас за доброту. При сложившихся обстоятельствах приятно осознавать, что кто-то старается сделать мое пребывание здесь более удобным. Ваш сын уже стал моим другом.

— Вильям сожалеет о том, что вынужден быть вашим надзирателем.

— Я имела в виду не Вильяма, а вашего младшего сына.

— Моего сына Джорджа, ваше величество? Значит, вы заметили его!

— Да, так как мне понравились его хорошие манеры.

Леди Дуглас радостно улыбнулась. Приятно слышать комплименты в адрес своих детей. Джордж был красивым мальчиком. Кто знает, возможно, королева не всегда будет узницей. Если она когда-нибудь вновь обретет власть, она вспомнит тех, кто радовал ее, пока она находилась в плену, и Джорджу может пойти на пользу то, что он снискал благосклонность королевы. Это было бы замечательно. Но, стоп, если королева вновь придет к власти, то это будет означать потерю власти для ее дорогого сына Морэя, а этого никогда не должно случиться.

Леди Дуглас вздохнула и вернулась к новым нарядам, которые Мелвиль по доброте душевной — а может быть, и из коварства — прислал на радость королеве.


В этот же вечер в семь часов, когда Мария ужинала в своих апартаментах, к острову причалила лодка, и на берег сошла самая важная персона. Джейн Кеннеди доложила Марии:

— Ваш брат в замке.

— Джемми! — воскликнула королева, и ее лицо засветилось от радости. Несмотря на все плохое, что она слышала о нем, ей всегда было трудно поверить в то, что он ей не друг.

— Он приехал повидаться с вами, — прошептала Мари.

Мария засмеялась.

— Я рада, что прибыли мои наряды. Мне не хотелось бы предстать перед Джемми в лохмотьях. Как смотрится этот камлот?

— Очень красиво с этими блестящими эполетами.

— Значит, теперь я больше похожа на королеву?

— Вы всегда выглядите как королева, независимо от того, что на вас надето.

— И у меня еще есть кому льстить мне! Я не могу дождаться, когда увижу Джемми. Он сразу же придет ко мне.

У меня предчувствие, что он не позволит мне оставаться здесь.

— Он приближается. Я уже слышу его шаги, — сказала Джейн.

Дверь отворилась, и на пороге появился Джеймс Стюарт, граф Морэй, незаконнорожденный брат королевы.

— Джемми, — воскликнула Мария и уже хотела броситься и обнять его, когда заметила, что он не один. Его сопровождали графы Мортон и Атол, и по их манерам она поняла, что это был не просто приход брата к сестре: это был визит будущего регента к свергнутой королеве.

Лицо Джеймса не выражало ничего. Она всегда подсмеивалась над ним, говоря, что он холодный, как рыба. А он гордился умением скрывать свои чувства. И теперь он стоял, выпрямившись во весь свой небольшой рост, и походил на своего отца только тем, что был рыжим.

Джеймс Дуглас, граф Мортон, тоже принадлежал к семейству Дугласов, был одним из самых близких друзей Морэя и его приверженцем. Марии не нравился этот человек. Она была уверена, что именно он организовал убийство Риццио; именно между ним и Атолом она вошла в Эдинбург после разгрома у Каберри Хилл. Это было неразумно со стороны Джеймса — прийти навестить ее в компании этих двух мужчин, навевавших ей такие горькие воспоминания.

— Я слышала, что ты приехал, Джеймс, — сдержанно произнесла она. — Я рада видеть тебя.

— Я находился поблизости от Лохлевена и не мог проехать, не нанеся визита.

— Теперь я всего лишь узница, Джеймс.

Джеймс чувствовал себя неловко. Ему очень хотелось поскорее покончить с этим визитом. Он твердо решил не оставаться с Марией наедине и поэтому настоял, чтобы Мортон и Атол сопровождали его, хотя они чувствовали себя столь же неудобно, как и он. Никто из троих мужчин не встречался взглядом с королевой. Она отлично понимала их смущение. Она чувствовала гнев, накипавший в ней против Мортона и Атола, но она помнила, как Джеймс играл с ней, когда она была ребенком, и как позже он говорил ей — и по-своему он был прав, — что если ей понадобится совет, то она должна обратиться к нему. Он часто напоминал ей, что является ее братом, а это должно означать, что между ними крепкие узы.

И пусть другие предупреждали ее насчет него, она никогда не верила им. Ее ошибка заключалась в том, что она доверяла людям со всем своим душевным благородством.

— Я надеюсь, вам здесь удобно? — наконец пробормотал он.

— Удобно! В тюрьме? Ты полагаешь, это возможно, Джеймс?

— Вы здесь в безопасности от ваших врагов… которых множество.

— А я считала, что нахожусь в руках у моих врагов, — слегка артачась, произнесла она и с упреком посмотрела на Мортона, затем на Атола.

— Надеюсь, Вильям и моя мать хорошо обращаются с вами?

Она пожала плечами.

— Они не морят меня голодом, не обращаются со мной плохо физически. Но, как я сказала, я — их узница. Джеймс, я хочу поговорить с тобой… наедине.

Джеймс заколебался. Именно этого он и пытался избежать, но все же понимал, что ему это удастся только в том случае, если он проявит неучтивость, а ему этого вовсе не хотелось.

— О… — смущенно произнес он. Затем повернулся к своим друзьям. — Вы слышали просьбу моей сестры. Вероятно, вам следует оставить нас наедине.

Мортон и Атол слегка кивнули и вышли. Когда дверь за ними закрылась, Мария вздохнула с облегчением.

— Без них мне легче. Они — не друзья мне. — Она подошла к брату и положила руки ему на плечи, одаривая его самой очаровательной улыбкой; но он был одним из немногих, на кого она не действовала. Глядя на Марию, амбициозный Джеймс видел не привлекательную женщину, попавшую в беду, а корону, отнятую у нее, которая — хотя он и не мог ее носить — могла бы также принадлежать и ему до тех пор, пока ее сын не достигнет совершеннолетия.

Можно забыть обо всех унижениях, перенесенных им, если он станет правителем Шотландии. Ему нельзя стать Джеймсом VI, но он мог бы быть королем во всех отношениях, кроме имени… пока его сестра остается в плену. Он сможет изменить оскорбительное прозвище «ублюдок» на «регент». Это способно стать единственным утешением за годы ущемленного самолюбия. Неужели Мария такая дура, что станет умолять его о помощи? Ей следовало бы знать, что он меньше всех заинтересован, в том, чтобы помочь ей вырваться на свободу: ведь это непременно повлечет потерю власти для него.

Но Мария была глупой женщиной — красивой и обворожительной, но сентиментальной дурой.

Он пришел сюда с одной целью: заставить ее умолять его взять на себя регентство. Он был уверен, что ему это удастся, поскольку она всегда считала его своим другом.

Он почти робко взял ее руки в свои: его руки были холодными, как всегда, насколько она их помнила.

— Ах, Мария, — заговорил он, — ты в таком ужасном состоянии… в ужасном состоянии.

— Но я чувствую себя счастливее сегодня по двум причинам, Джемми. Сегодня Мелвиль прислал мне сундук с моими нарядами…