«Легкомысленная женщина! — подумал Джеймс. — Потеряв корону, она способна радоваться нарядам!»

— …И, — продолжала она, — в довершение этого мой дорогой братец приехал навестить меня.

— Твой ужин остывает, — сказал он, стесняясь смотреть на ее сияющее лицо, выдававшее ее любовь к нему. Она заставляла его чувствовать себя подлым и нечестным, каковым он себя не считал. Он казался себе мужчиной с твердым чувством собственного долга. Он уверовал в то, что он — единственный человек, способный сделать Шотландию сильной державой и вывести страну из того состояния, до которого Мария довела ее своими двумя ужасными замужествами; человеком, которому надлежит стать регентом Морэем. Он никогда не выдавал своих эмоций. Поэтому она и сейчас не ждала их от него. Это было кстати, поскольку ему было бы трудно притворяться, что он любит ее, в то время как он планировал отнять у нее ее королевство.

Он подвел ее к столу и сел вместе с ней.

— Ты должен поесть со мной, Джемми.

— Я не голоден. Но тебе следует продолжить твой ужин.

— В прежние времена ты почитал за честь подать мне салфетку, — печально проговорила она.

Сейчас он не предложил сделать это, и она продолжила:

— Насколько труднее прислуживать королеве в крепости Лохлевен, чем в Эдинбургском замке или в Холируд Хаусе.

Он угрюмо молчал, и она воскликнула:

— Прости, я смущаю тебя, Джемми. Не беспокойся. Мне согревает душу то, что я вижу тебя.

— Пожалуйста, доедай свой ужин.

— Это негостеприимно — есть одной. И у меня пропал аппетит. Скажи мне, Джемми, какие новости ты привез мне?

— Джон Нокс проповедует против тебя в Эдинбурге.

— Это меня не удивляет. Он всегда был моим врагом.

— Сплетницы на улицах злословят насчет тебя.

— Я слышала, как они кричали под моим окном. Я видела их обезумевшие лица, оживленные одной лишь злобой.

— Я не смог бы гарантировать твою безопасность, если бы ты вернулась в Эдинбург.

— Значит, я должна оставаться здесь в качестве узницы?

— Ради твоей же безопасности.

— Но я слышала, что некоторые лорды готовы встать на мою сторону. Флеминги и Сетоны всегда были моими верными друзьями.

— Кто тебе это сказал? — резко спросил он.

— Я не помню. Возможно, никто. Наверное, я просто знаю, что это так и есть.

Морэй задумался. Он решил предупредить своего брата Вильяма, что ему следует быть более внимательным; он остался недоволен предпринятыми мерами предосторожности. Ему показалось, что он заметил перемену в Рутвене. В его сводной сестре было нечто колдовское (что казалось ему выше понимания), чем она привлекала мужчин до такой степени, что они были готовы жертвовать своими карьерами.

Мария отбросила салфетку.

— Нет, — сказала она, — я не буду есть одна. Пойдем погуляем на свежем воздухе. В твоем сопровождении я буду казаться в безопасности.

Она взяла бархатную накидку, которая оказалась в сундуке, присланном Мелвилем, и накинула ее на плечи.

— Тогда пошли, — сказал он. Они покинули ее апартаменты и вышли из замка.

— Я полагаю, тебе разрешают гулять здесь.

— Они очень бдительны. Я совершала небольшие прогулки, но под охраной.

— Я не понимаю, почему ты не можешь гулять когда и где захочешь в пределах замка? — Он смотрел на лодки, стоявшие у берега, и думал: «Я скажу Вильяму, чтобы за ней следили построже». Но в то же время ему хотелось, чтобы она продолжала верить, что он — ее друг и приехал убедиться, удобно ли она устроилась, и чтобы ей была предоставлена максимальная свобода, но учитывая при этом ее безопасность.

— О, Джемми, — воскликнула она, — я знала, что ты мне поможешь.

— Моя дорогая сестра, с тех пор как убили Риццио, ходили слухи против тебя. Твой брак с Дарнли был нежелательным. Ты знаешь, как я отговаривал тебя.

— Потому что, дорогой братец, ты закоренелый протестант и предпочел бы увидеть меня замужем за протестантом.

— И его загадочная смерть… — Морэй покачал головой. — А затем этот скоропалительный брак с Ботуэллом, сразу после смерти Дарнли. Моя дорогая сестричка, как ты позволила втянуть себя в такую авантюру?

— К смерти Дарнли я не имею никакого отношения.

Губы Морэя были сурово сжаты.

— Риццио убит, Дарнли убит… и затем этот поспешный немыслимый брак.

— Что слышно о Ботуэлле, Джеймс?

— Ничего хорошего.

— Хорошего для меня, Джеймс, или для тех, кто желает уничтожить его?

Джеймс сказал:

— Он сбежал на север. Говорят, что он там с Хантли.

«Он приедет за мной, — торжествующе подумала она, — и тогда весь этот кошмар кончится».

В это время Морэй думал: «Первое, что я сделаю, — пошлю эскадрон на север схватить этого предателя. Жителям Эдинбурга доставит большое удовольствие увидеть его голову на острие копья».

— Мария, — уговаривал Джеймс, — ты должна набраться терпения на ближайшие месяцы. Смирись со своим пребыванием здесь. Я бы с удовольствием освободил тебя, будь это в моей власти, но это не сулило бы тебе ничего хорошего.

— И сколько это продлится?

— Кто знает? Пока не наладятся дела в этой стране.

— Они провозгласили моего сына-младенца королем Шотландии. Бедное, невинное дитя… Интересно, что он подумает, когда подрастет и узнает, что они захватили в плен его мать, чтобы править от его имени?

— Ситуация опасная.

— Да, многие из них борются за власть, — согласилась она.

— Сейчас Шотландии нужен сильный человек, который бы мог управлять страной до тех пор, пока народ не будет готов к твоему возвращению на трон.

— Если бы Ботуэлл был здесь…

— Ботуэлл далеко на севере. Народ разорвал бы его на куски, если бы мог дотянуться до него. Им нужен такой человек, который не боится их и наведет порядок. Человек, готовый в случае необходимости отдать свою жизнь… за нашу многострадальную страну.

— А ты, Джеймс? — осторожно спросила она.

Он нахмурился и сделал вид, что не желает этого.

— Я? Незаконнорожденный сын нашего отца!

— Люди не винят тебя в этом.

— Это и в самом деле не моя вина. Если бы посоветовались со мной, то я бы попросил, чтобы меня произвели на свет в законном браке!

— Ты — тот человек, Джеймс. Сын нашего отца. Трезво мыслящий и достаточно набожный, что нравится людям, сильный, с твердым характером, рожденный, чтобы править.

— Ты просишь меня взять на себя регентство до тех пор, пока для тебя не настанет время вернуть корону?

— Ну да, Джеймс, я полагаю… если я должна сказать что-то вроде этого…

— Ты многого просишь, — сказал он, и ни в его голосе, ни в поведении никак не проявилось то ликование, которое он испытывал. Цель его была достигнута, и он больше не видел причины, по которой стоило бы терять время на свою сестру. По правде говоря, даровать регентство было уже не в ее власти, но будучи таким, каков он есть, Морэй предпочитал получить ее одобрение.

Некоторое время они молчали. Приближались сумерки, и Мария смотрела за озеро, всей душой устремляясь туда. Большая лодка, доставившая продукты и предметы домашнего обихода на остров и стоявшая у берега, поскрипывала своими швартовными цепями. «Положим, он решил бы увезти меня на этой лодке, — думала она, — но кто встретил бы меня на материке, чтобы помочь? Конечно, кое-кто из моих друзей…»

Морэй же думал о том, насколько она доверчива. Как ему повезло, что она совершала глупость за глупостью, что и привело ее в Лохлевен. Здесь она и должна остаться. Он мог бы столько рассказать ей. Многие ее владения были розданы лордами-протестантами в качестве взяток; он сам присвоил коней из ее конюшни. Он мог бы поведать ей очень интересные новости, которые вызвали бы у нее серьезную тревогу. Но сейчас не время. Он и Мортон пока еще не решили, какую пользу они смогут извлечь из серебряной шкатулки, которая теперь принадлежала Мортону. Мортон заявил, что Джордж Галглиш, слуга Ботуэлла, обнаружил ее после бегства своего господина; в этой шкатулке находились письма и поэмы, не оставлявшие сомнения в виновности Марии как убийцы и предательницы.

Нет, пусть это останется небольшим секретом, который можно вытащить на свет в наиболее подходящий момент.

Мария вопросительно повернулась к нему. Казалось, в сумерках она разглядела его лучше, чем когда-либо прежде.

Джеймс, который никогда не появлялся там, где возникали беспорядки, прибыл в Лохлевен. Было ли это случайно или продуманно? Какие расчеты производились за этими холодными, бесстрастными глазами?

Стоя у озера, Мария вдруг осознала, что целью приезда Морэя в Лохлевен было не успокоить ее, не убедиться, удобно ли ей там, а заставить ее уговорить его взять на себя регентство. Регентство! Именно об этом он мечтал всю жизнь. Она готова была громко и горько рассмеяться. Но в этот момент Джеймс сказал:

— Становится прохладно. Позволь проводить тебя в твою комнату. Затем я должен распрощаться с тобой.

— Ах да, Джеймс, тебе больше незачем оставаться здесь, не так ли?

Он сделал вид, что не расслышал, и молча проводил ее в замок, показавшийся вдруг холодным и зловещим; сейчас он представлялся ей тюрьмой больше, чем в первые дни пребывания здесь.

«Он вовсе не друг мне, — подумала она. — Если я окажусь на свободе, он лишится регентства».

Какой одинокой она себя чувствовала! Какой покинутой всеми!

Проходя в сопровождении Джеймса к своим апартаментам, она увидела Джорджа Дугласа. Его взор тотчас устремился на нее и загорелся желанием служить ей.

«Не совсем одинока! — подумала она, входя в свои апартаменты — Не всеми покинута».


На следующий день Марию посетил сэр Вильям и объявил:

— Милорд Морэй беспокоится насчет вас. Он желает, чтобы вы имели максимальную свободу, возможную при сложившихся обстоятельствах. Он сказал, что ваши апартаменты темные и, вероятно, сырые. Он считает, что вам следует предоставить апартаменты, где вы останавливались во время прежних визитов в Лохлевен.

Мария обрадовалась, поскольку сама меблировала эти апартаменты и они стали самыми элегантными в замке.

— Я с удовольствием тотчас переберусь в них, — ответила она сэру Вильяму, и он, улыбаясь, проводил ее туда.

Эти апартаменты располагались в более современной части замка, которую называли новым домом, и находились в юго-восточной башне. Мария ахнула от восторга, увидев гостиную, представлявшую собой круглую комнату с низким потолком; из окон открывался великолепный вид на окрестности. Прежде всего она подошла к окну и посмотрела на горы за озером.

Из гостиной она прошла в спальню, и ей стало приятно, когда она увидела прекрасные гобелены со сценами охоты на зверей и соколиной охоты, все еще висящие на стенах. Там стояла кровать, которую по ее указанию привезли сюда. Она была задрапирована зеленым бархатом и покрыта стеганым покрывалом из зеленой парчи. Кроме того, там стояли чудесное канопе и софа, а также стулья, обтянутые малиновым атласом с золотом.

Выглянув из окна спальни, она могла увидеть еще три островка на озере. Глядя на развалины монастыря на островке под названием Инч Св. Серфа, она могла почти представить себе, что приехала сюда после соколиной охоты. Затем она разглядела за озером город Кинросс и тотчас подумала о своих друзьях, которые находятся поблизости и могут прийти ей на помощь.

В апартаменты вошла леди Дуглас, и Мария поделилась с ней своей радостью.

— Милорд Морэй удивился, что у вас не настолько здоровый вид, как ему хотелось бы, — продолжала леди Дуглас.

— Он удивился? — с оттенком сарказма переспросила Мария.

— Да, именно так, — ответила леди Дуглас, — и он сказал, что вам следует вести более подвижный образ жизни. Он не видит причины, почему бы вам не покататься верхом по острову, если хотите.

— Он такой внимательный, — проговорила Мария.

У леди Дуглас был вид гордой матери. Она знала, что очень скоро ее сын станет правителем Шотландии и останется им до тех пор, пока эта женщина будет находиться в плену. Она должна проследить, чтобы побег был невозможен.

Сэр Вильям раздумывал над словами сводного брата.

— Предоставьте ей большую свободу в пределах острова, — сказал ему Морэй, — но удвойте охрану, особенно по ночам, и проверьте, надежно ли пришвартованы лодки, стоящие у берега.

Он хотел, чтобы под видимостью большей свободы заточение Марии стало еще более строгим.