Только этот дом больше. И выглядит элегантнее. У него больше пристроек.

И в нем есть электричество: окна, которых здесь, кажется, сотни, ярко сверкают на фоне темно-синего неба. От подъездной дорожки начинается широкая лужайка, обсаженная старыми дубами, на ней – огромный открытый бассейн, подсвеченный огнями, словно сверкающий в ночи сапфир. Вокруг расставлена кованая садовая мебель.

Это самое подходящее место для свадеб! Вся эта тщательно подстриженная лужайка окружена невысокой каменной изгородью. Такое ощущение, что за ней сразу обрыв – дальше видны только верхушки деревьев, залитые лунным светом, вдалеке другой такой же холм, увенчанный шато – близнецом-братом нашего и так же сияющим сотнями огней.

Просто дух захватывает. В прямом смысле. Я замечаю, что перестала дышать, увидав все это.

Люк въезжает на подъездную дорожку и глушит мотор. Теперь слышен только стрекот сверчков.

– Ну? – говорит он, повернувшись ко мне. – Что скажешь?

И впервые в жизни я потеряла дар речи. Это историческое событие, хотя Люк об этом и не догадывается.

В наступившей после вопроса Люка тишине еще отчетливее слышны сверчки. Я по-прежнему не могу выдохнуть.

– Да, – говорит Доминик, выбираясь из машины и направляясь к массивным дубовым входным дверям. Обеими руками она держит холщовую сумку со свадебным платьем. – Это место всегда производит такое впечатление. Красиво, правда?

Красиво? Красиво?!

Да это все равно что назвать Великий каньон большим.

– Да это, – говорю я, обретя наконец голос, после того как Доминик скрылась за дверью. Люк в это время достает мои вещи из багажника, – это самое красивое место в мире.

– Правда? – Люк смотрит на меня, его темные глаза поблескивают в лунном свете. – Ты так думаешь?

Он все время уверяет меня, что не умеет шутить. Но сейчас он, должно быть, смеется надо мной. Да на всем свете нет места красивее!

– Абсолютно, – отвечаю я, и даже это кажется мне недостаточным.

И тут я слышу знакомые голоса с лужайки, нависающей над долиной.

– Неужто это месье Вильер вернулся из Парижа? – вопрошает Чаз, выходя из тени огромного дерева. – Да, так и есть. А кто это вместе с ним?

На полпути, прямо посреди дороги, Чаз застывает, узнав меня. Трудно сказать наверняка – потому что луна у него прямо за спиной, и я смотрю против света, и еще потому что козырек его бейсболки, как всегда, надвинут низко на глаза, – но мне кажется, он улыбается.

– Так, так, так, – довольно мурлычет он. – Посмотри-ка, что за кошечка к нам приехала.

– Что? – Шери появляется из-за его спины. – А, привет, Люк. Ты забрал…

Тут голос ее обрывается. А в следующую секунду она уже визжит:

– ЛИЗЗИ? ЭТО ТЫ?

Она перелетает через разделявшую нас дорожку, виснет на мне и кричит:

– Ты приехала! Ты приехала! Поверить не могу! Как ты сюда добралась? Люк, где ты ее нашел?

– В поезде, – отвечает Люк и усмехается, видя, какие панические взгляды я кидаю на него поверх плеча повисшей на мне Шери.

Но в подробности он не вдается. Как я его и просила.

– Но это же удивительно, – восклицает Шери. – Как вы двое могли встретиться…

– Ничего особенного, – мягко возражает Чаз, – если учесть, что во всем поезде они были единственными американцами, направляющимися в Суиллак.

– О, только не начинай свои философские лекции на тему теории вероятности, – обрывает Чаза Шери. – ПОЖАЛУЙСТА. – Мне же она говорит:

– Почему ты не позвонила? Мы бы встретили тебя на станции.

– Я звонила, – говорю. – Сотню раз. Но все время натыкалась на голосовую почту.

– Это невозможно, – отвечает Шери и достает из кармана шорт телефон. – Он у меня… Ну надо же! – Она щурится, вглядываясь в экран. – Я забыла включить его сегодня утром.

– А я думала, ты опять уронила его в унитаз.

– На этот раз нет, – говорит Чаз и обнимает меня одной рукой. При этом он шепчет мне:

– Не надо никого побить в Англии? Потому что я с удовольствием отправлюсь туда и надеру его чертов голый зад. Только скажи.

– Не надо, – заверяю я, смеясь. – Все в порядке. Правда. Я виновата не меньше, чем он. Надо было слушать тебя. Ты был прав. Ты всегда прав.

– Не всегда, – говорит Чаз, отпуская меня. – Просто те разы, когда я оказываюсь неправ, не так ярко фиксируются у тебя в памяти, как те, когда я прав. Впрочем, если хочешь, можешь продолжать верить в мою непогрешимость.

– Да брось ты, Чаз, – говорит Шери. – Кого волнует, что там произошло в Англии? Главное, теперь она здесь. Она ведь может пожить здесь, Люк?

– Ну не знаю, – дразнит нас Люк. – А она может отработать свое проживание? Нам лентяи тут не нужны. У нас уже есть один, – он хлопает Чаза по плечу.

– Неправда, я помогаю, – оправдывается Чаз. – Я дегустирую весь алкоголь на чистоту и свежесть к приезду твоей мамаши.

Шери качает головой.

– Ты невыносим, Чаз. – А Люку она говорит: – У Лиззи золотые руки. Во всяком случае, во всем что касается иголки. Если тебе нужны услуги швеи…

Люк искренне удивлен, что я умею шить. Все удивляются, когда узнают. В наши дни мало кто умеет обращаться с иголкой.

– Может, и понадобятся, – говорит Люк. – Я спрошу… э-э… у мамы, когда она завтра приедет. Но сейчас, мне кажется, у нас более насущные задачи – надо помочь Чазу с дегустацией напитков.

– Сюда, леди, – с вежливым поклоном Чаз направляет нас в садовый бар, где, судя по всему, он прочно обосновался, – и джентльмены тоже.

Мы с Шери идем за ними по прохладной, чуть влажной траве. Когда мы подходим ближе к каменной изгороди, я заглядываю через нее и вижу, как внизу раскинулась широкая долина, и река – как и обещал Чаз, – как змея, извивается по ней, мерцая в лунном свете. От такой красоты у меня перехватывает горло. Я словно оказалась во сне. Или в раю.

И не только я.

– Просто поверить не могу, – шепчет мне Шери, не выпуская меня из объятий. – Что случилось? Я была пьяна, когда разговаривала с тобой последний раз. Но я точно помню, ты собиралась сделать все, чтобы у вас с Энди наладились отношения.

– Я старалась, – шепчу я в ответ. – Но потом выяснилось – в общем, это длинная история. Расскажу как-нибудь потом, когда их, – я кивком показала на Чаза и Люка, вышагивавших впереди, – не будет поблизости.

Хотя, конечно, Люк и так уже знает большую часть. Ну ладно, практически все. В прямом смысле все.

– Все так плохо? – забеспокоилась Шери. – Ты сама как?

– Да я в порядке, – заверяю я. – Правда, еще недавно все было ужасно, но… – Я снова смотрю в спину Люка. —

Мне подвернулось очень сочувствующее плечо, на котором можно было поплакать.

Шери отслеживает направление моего взгляда, и брови ее потихоньку ползут вверх, к кудрявой челке. Интересно, что она подумала? Не по Сеньке шапка?

Потому что это не так. В смысле, ничего я не влюбилась.

Но Шери говорит только:

– Ну, тогда я рада. Значит, твое сердце не разбито?

– Знаешь, – задумчиво отвечаю я, – кажется, нет. Изрядно потрепано, но и только. А ничего, что я приехала? Что там Чаз говорит насчет того, что завтра приезжает мама Люка?

Шери скривилась.

– Отец и мать Люка разводятся, но, как видно, миссис де Вильер давно обещала своей племяннице, что та сможет устроить свадьбу в Мираке. И вот миссис де Вильер, приезжает завтра сюда со своей сестрой, племянницей, женихом – в общем, со всей семьей. Будет адская вечеринка. Особенно учитывая то, что родители Люка практически не разговаривают. Чаз говорит, что мамаша Люка хуже боевого топора.

Я киваю, вспомнив, как Доминик советовала Люку подстричь деревья вдоль дороги до приезда матери.

– Значит, я буду им только мешать, – шепчу я, чтобы Люк нас не услышал. Говорю «им», но имею в виду, конечно, Люка. – Не хотелось бы нарушать…

– Лиззи, все нормально. Дом огромный, места много. Даже если нагрянет вся многочисленная родня Люка, места хватит всем. И дел всем хватит. Даже хорошо, что ты приехала. Твоя помощь может понадобиться. Похоже, эта племянница – техасская заноза. Она уже заставила Люка смотаться в Париж забрать ее платье у модной портнихи. К тому же невеста пригласила на свадьбу пол-Хьюстона, включая гаражную рок-группу своего брата, которые только что получили контракт на звукозапись и скоро ворвутся в хит-парады. По-моему, они не собирались устраивать свадьбу в тесном семейном кругу.

– Ну, тогда ладно, – успокаиваюсь я. – Потому что я больше ничего другого не придумала. Домой я поехать не могла…

– Конечно, не могла, – с ужасом восклицает Шери. – Твои сестрицы устроили бы тебе такой разбор полетов!

– Знаю, – говорю. – Вот я и решила, что можно приехать сюда…

– Да я ужасно рада, что ты приехала. Ты погляди на этих двух, – она кивком указывает на Люка и Чаза, которые уже устроились возле кованого столика и смешивают какой-то коктейль в высоких фужерах для шампанского. – Да они же словно два близнеца, долго живших в разлуке. Они дорвались друг до друга и целыми днями только и делают, что болтают обо всем на свете: о Ницше, Тайгере Вудсе, пиве, вероятности совпадения дней рождения, старых добрых школьных днях. Я себя чувствовала пятым колесом в телеге. – Она обнимает меня. – Но теперь у меня есть с кем поговорить.

– Да уж, я всегда не прочь потрещать, – ухмыляюсь я. – А как же Доминик, девушка Люка? С ней нельзя поболтать?

Шери корчит рожу.

– Можно. Если, конечно, тебе хочется поговорить о Доминик.

– А, ну я примерно так и подумала, судя по ее сандалиям.

– Правда? – живо интересуется Шери. Она всегда ценила мои способности к анализу одежды. – У тебя возникли неприятные предчувствия?

– Нет, – поспешно отвечаю я, – ничего подобного. Просто видно, что она слишком старается. Но, с другой стороны, она ведь канадка. С иностранцами мой радар барахлит.

Шери кривится:

– Ты про Энди? Никогда не понимала, что ты в нем нашла. Но насчет Доминик ты не ошибаешься. Ее сандалии от Маноло Бланик!

– Да ну! – Я тщательно штудирую «Вог» и знаю, что сандалии Маноло Бланик могут стоить до шестисот долларов. – Бог мой! Я всегда гадала, кто их покупает…

– Эй, вы там. – Через залитую лунным светом лужайку к нам движется Чаз. – Не отлынивайте от своих обязанностей. Надо продегустировать кое-что из напитков.

– Точно-точно, – Люк идет на шаг позади него. – И я как раз несу два первых образца для анализа. – Он вручает нам по высокому фужеру, наполненному искристой жидкостью. – «Кир рояль» с шампанским, приготовленным здесь же, в Мираке, – объявляет Люк.

Я не знаю, что такое «Кир рояль», но твердо намерена попробовать. Снова появляется Доминик и требует себе фужер.

– За что будем пить? – спрашивает она, поднимая бокал.

– Как насчет встречи незнакомцев в поезде? – предлагает Люк.

Моя улыбка нейтрально вежлива.

– Прекрасный тост, – говорю я, чокаюсь со всеми и делаю небольшой глоток.

Смешанные ароматы ягод, солнца и шампанского пляшут у меня во рту, словно пьешь жидкое золото. «Кир рояль» оказывается коктейлем из шампанского и ягодного ликера – черной смородины, как потом объясняет мне Шери.

– А теперь ты мне кое-что объясни, – требует Шери, закончив просвещать меня насчет ликеров.

– Ммм? – Теперь я совершенно уверена, что все это только сон, и я рано или поздно обязательно проснусь, но до тех пор я твердо намерена получать удовольствие. – Что именно?

– Что Люк хотел сказать этим тостом? Незнакомцы в поезде и все такое?

– О! – Я смотрю на него – он и Чаз смеются. – Не знаю. Ничего.

Шери щурится на меня.

– Не корми меня этими своими «не знаю», Лиззи. Колись давай. Что там у вас произошло в поезде?

– Да ничего, – усмехаюсь я. – Ну, я была расстроена из-за Энди, ты же понимаешь. И немного поплакала. Но, как уже сказала, он проявил сочувствие.

– Что-то здесь не так. Ты что-то не договариваешь. Уж я-то знаю, – Шери качает головой.

– Да нет же.

– Ладно, если там что-то есть, я рано или поздно выясню, – заявляет Шери. – Ты в жизни не могла удержать что-то в секрете.

Я только улыбаюсь на это. Пока что мне удалось удержать пару вещей от нее в секрете. И я вовсе не планирую выбалтывать их в ближайшее время.

– Да честно, Шери. Ничего не было, – говорю я. И это, в принципе, правда.

Немного погодя я отправляюсь к каменной изгороди и смотрю вдаль, пытаясь вобрать в себя все – долину; луну, поднимающуюся над крышей соседнего шато; ночное звездное небо; стрекот сверчков; сладкий запах какого-то цветка, распускающегося ночью.

Слишком много всего. Перенестись из тесного кабинета в Центре занятости населения сюда – и все за один день…

Подходит Люк – ему как-то удалось ненадолго вырваться от Чаза и Доминик.

– Ну что, теперь лучше? – спрашивает он.