– Парни, вы знаете «Леди Мармелад»?

Баз смотрит на Курта. Курт пожимает плечами.

– Мы сможем ее подобрать, – говорит бас-гитарист. И Курт начинает наигрывать ритм.

– Лиззи, – окликает меня Энди, стоя под сценой. Его жуткий красный кожаный пиджак при нем – перекинут через руку.

Как он меня нашел? Зачем приехал? Он же не любит меня. Я точно знаю, что не любит. К чему все это?

Господи, это, наверное, из-за орального секса. Ну точно! Вот уж не думала, что это такая мощная штука. Знала бы, ни за что бы не делала ему, клянусь.

Я начинаю спускаться со сцены, Шери за мной, твердя:

– Скажи ему, чтобы уезжал. Скажи, что не хочешь больше иметь с ним ничего общего и потребуешь для него судебного запрета приближаться к тебе. Уверена, у них во Франции есть такие штуки. Как думаешь…

Энди ждет меня у ступенек. Он бледен и взволнован.

– Лиз, – говорит он, когда я подхожу к нему, – вот ты где. Я искал тебя по всему поместью.

– Энди, что ты тут делаешь?

– Прости, Лиз, – он берет меня за руку, – но ты просто сбежала! Я не мог все это так оставить…

– Извините, – перебивает его дама с сильным техасским акцентом, – это вы та девушка, что сшила свадебное платье невесте?

– Нет, – говорю я, – я его не шила, только восстановила.

– Я хотела сказать вам, – продолжает дама, – что вы проделали превосходную работу. Платье великолепно. Просто шикарно. Ни за что не скажешь, что это ретро.

– Спасибо, – скромно отвечаю я.

Женщина отходит от нас, а я поворачиваюсь к Энди:

– Энди, даже не верится. Никогда еще ни один парень не бегал за мной по всей Европе, мы с тобой расстались.

– Нет, не расстались, – говорит Энди. – Ты меня бросила и даже не дала возможности все объяснить…

– Извините, мисс. – К нам подходит еще одна женщина. – Правда, что вы сшили свадебное платье для Викки?

– Нет, я его не шила, только восстановила. Это старое классическое платье. Я его просто почистила и подогнала по фигуре.

– Оно просто замечательное, – говорит женщина. – Очаровательное. И мне понравилось, как вы пели.

– О, спасибо, – отвечаю я, краснея. Когда она отходит, я говорю Энди: – Послушай, у нас с тобой просто не сложилось. Мне очень жаль. Ты не такой, каким казался мне раньше. И знаешь что, я и сама не такая, какой казалась себе.

Меня и саму удивляет то, что я говорю. Но это правда. Я уже не та девушка, что вышла из самолета в Хитроу. Хотя я сейчас в том же самом платье. Я уже совершенно другой человек. Еще не знаю, какой, но… другой.

– Правда, – говорю я Энди, сжимая его руку. – У меня нет никакой обиды на тебя. Мы просто совершили ошибку.

– Я не считаю наши отношения ошибкой, – отвечает Энди, и рука его крепче сжимает мою. И это вовсе не дружеское пожатие. Похоже, он и не собирается отпускать меня. – Думаю, это я сделал ошибку – много ошибок. Но, Лиззи, ты даже не дала мне возможности извиниться. Вот почему я приехал сюда. Я хочу попросить у тебя прощения и пригласить тебя куда-нибудь пообедать, а потом отвезти домой.

– Энди, – мягко говорю я. Наш разговор, и без того странный, приобретает еще более неправдоподобный оттенок благодаря музыкальному сопровождению. На сцене Лорена визжит в микрофон «Gitchy gitch уа уа da!» и выделывает такие па, от которых бас-гитарист расплывается в радостной улыбке.

– Как ты узнал, где меня искать? – спрашиваю я.

– Да ты мне сто раз в письмах писала, что твоя подруга будет месяц жить в шато Мирак на Дордони. Не так уж трудно найти. Обещай, что поедешь со мной домой, Лиз. Давай начнем все сначала. Клянусь, на этот раз все будет хорошо… Я буду другим.

– В Англию ты поедешь один, – говорю я спокойно. – Мои чувства прошли. Я была очень рада нашему знакомству, но, правда… Думаю, надо сказать друг другу «прощай».

Энди просто оторопел.

– Извините, – раздается чей-то голос. Я оборачиваюсь, ко мне обращается женщина средних лет. Вид у нее смущенный.

– Не хотела вам мешать, но я слышала, это вы восстановили свадебное платье. То есть, я полагаю, вы взяли старое платье и подогнали его?

– Да, так и есть. Господи, да что такое происходит?

– Понимаете – мне, право, неловко вас отрывать, – но моя дочь очень хочет надеть свадебное платье бабушки на свою свадьбу. Однако нам никак не удается найти, кто бы взялся… э-э… восстановить его. Все, к кому мы обращались, говорят, что ткань очень старая и хрупкая, и они боятся испортить платье.

– Да, – говорю я, – в этом беда старых тканей. Правда, они куда лучшего качества, чем современные. Я выяснила, что если пользоваться только натуральными очистителями – без всяких химикатов, то можно добиться неплохих результатов.

– Натуральные очистители, – повторяет женщина. – Дорогая, а нет ли у вас визитки? Мне бы хотелось обсудить это с вами в ближайшем будущем. – Она смотрит на Энди. – Я вижу, вы сейчас очень заняты.

– М-м, – я хлопаю себя по бокам и вспоминаю, что это платье без карманов. А если б они и были, у меня все равно нет визиток. – Нет, но я найду вас и дам свои телефоны чуть попозже, хорошо?

– Было бы чудесно, – отвечает женщина и снова нервно смотрит на Энди. – Увидимся… позже.

Она отходит, а Энди, словно не может больше сдерживаться, кричит:

– Лиззи, опомнись! Что ты говоришь?! Понимаю, может, нам надо немного побыть врозь. Может, когда пройдет немного времени, ты все поймешь. Я тебе докажу. Я буду обращаться с тобой так, как ты захочешь, и все исправлю, Лиззи, клянусь. Когда ты вернешься осенью в Анн-Арбор, я тебе позвоню.

Меня обуревают странные чувства, когда он говорит это. Я не могу этого объяснить, но он словно бы приоткрыл мне завесу будущего…

И я вижу это будущее так отчетливо, словно это фото с высоким разрешением.

– Я не вернусь осенью в Анн-Арбор, Энди, – говорю я. – Разве что за вещами. Я переезжаю в Нью-Йорк.

Позади меня Шери выдыхает:

– Ура!

Но когда я оборачиваюсь к ней, она с каменным выражением лица наблюдает, как Лорена потчует гостей новым шлягером.

– В Нью-Йорк? – Энди удивлен. – Ты?

– Да, я, – говорю я совершенно не своим голосом и выпячиваю вперед подбородок. – А что? Считаешь, у меня не получится?

Энди мотает головой.

– Лиззи, я люблю тебя. Я верю, что у тебя может получиться все что угодно. Все, что ты задумаешь. Ты просто потрясающая девушка.

Только звучит это как «ты потряфающая». Ну да ладно. Все равно я его прощаю за все.

– Спасибо, Энди, – говорю я, расплываясь в улыбке. Может, я все же в нем ошибалась? Не насчет того, что нам не надо быть вместе, конечно. Но, может, он все же не так уж плох? Может, мы даже останемся хорошими друзьями…

– Извините, – снова раздается чей-то голос. Только на сей раз эти не хьюстонская матрона, интересующаяся, как вывести пятна с пятидесятилетнего платья.

Передо мной возникает Люк.

И вид у него далеко не радостный.

– Люк, – говорю я, – привет…

– Это он? – спрашивает меня Люк и показывает пальцем на Энди.

Не понимаю, что на него нашло. Люк обычно так вежлив со всеми.

Со всеми, кроме меня. Но, думаю, я это заслужила.

– Э-э, – я неловко пожимаю плечами. – Люк, это Энди Маршалл. Энди, это…

Но закончить мне не удается, потому что Люк замахивается, и его кулак врезается в челюсть Энди.

Да здравствует анархия! Таков был клич членов панковского движения восьмидесятых годов. Но в их постапокалиптическом стиле не было ничего анархичного. Панковское движение вкупе с увлечением фитнесом, возникшим в те же восьмидесятые, еще долгие годы влияли и на высокую, и на уличную моду, осчастливив нас такими предметами гардероба, как высокие бутсы и трико для занятий йогой.

История моды. Дипломная работа Элизабет Николс

26

Молчание – самый невыносимый ответ.

Мейсон Кули (1927–2002), американский автор афоризмов

– Он пытался меня убить, – все повторяет Энди. Мадам Лорен прикладывает к его губе полотенце со льдом, поэтому речь Энди невнятна.

– Да не пытался он тебя убить, – устало повторяет Чаз. – Хватит вести себя, как изнеженный ребенок.

– Эй, – возмущается Энди из своего убежища за кухонным столом. – Посмотрел бы я на тебя, если бы какой-то придурок ни с того ни с сего въехал тебе по лицу.

Только из-за акцента и разбитой губы у него выходит так: «Пошмотрел бы я на тебя, ешли б какой-то приджурок шо всей джури въехал тебе по лишу».

– Чаз, – спрашиваю я озабоченно, не обращая внимания на их перепалку. – А где Люк?

– Не знаю, – говорит Чаз, хотя именно он разнимал драку. Правда, драки как таковой не было. Скорее, один человек пытался убить другого. После удара Люк тут же отдернул руку и стал трясти ею. Видимо, поранился о зубы Энди.

Теперь Энди жалуется, что они качаются. Чаз, подошедший поздравить Шери с тем, что она так опозорилась на сцене, удержал Энди от ответного удара.

Благо, многого для этого не потребовалось – просто положить руку на плечо. Из Энди, как видно, любовник лучше, чем боец.

Впрочем, сам он об этом не догадывается.

– С чего он взбеленился?! – кипятится Энди. – Я ничего плохого не сделал Лиз! Я просто разговаривал с ней!

– Лиззи, – скучающим тоном поправляет его Шери. Она стоит, прислонившись к раковине, стараясь не мешать официантам, разносящим первое блюдо – лосося. Шеф-повар же пытается пробиться к плите со вторым блюдом – фуа-гра. – Ее зовут Лиззи, а не Лиз.

– Да неважно, – шипит в полотенце Энди. – Когда я найду этого мерзавца, я ему покажу пару приемов.

– Никому ты ничего показывать не будешь, – твердо заявляет Чаз. – Потому что ты уезжаешь. В три часа есть поезд на Париж, и я прослежу, чтобы ты на него попал. Ты и без того натворил дел.

– Да ничего я не сделал! – вопит Энди. – Вот ваш французский мерзавец…

– Он не француз, – все тем же скучающим тоном говорит Шери, разглядывая свои ногти.

– Лиззи, – обращается ко мне Энди из-под полотенца, – послушай. Мне неловко сейчас поднимать эту тему, но как насчет денег?

Я хлопаю глазами.

– Денег?

– Ну да. Ты обещала одолжить мне на оплату обучения. Они мне очень нужны, Лиз.

– О нет! – взрывается Шери. – Да как он…

– Шери, – твердо обрываю я. – Я сама справлюсь. А я смогу.

Нет, я, конечно, не думала, что он проделал весь этот путь из любви ко мне.

Но мне и в голову не приходило, что он сделал это из-за денег.

– Энди, ты приехал сюда спросить, не одолжу ли я тебе пятьсот долларов?

– Вообще-то, – замечает Энди, хотя слова его все еще приглушаются полотенцем, – ты сказала, что просто дашь их мне. Но все равно, будем считать, что одолжишь. Мне ужасно неловко просить об этом, но в какой-то мере ты мне эти деньги должна. Ты жила у меня в доме, и отец тратил деньги на бензин, чтобы встретить тебя в аэропорту, и…

– Можно, я еще раз ему врежу? – спрашивает Чаз. – Лиззи, пожалуйста!

– Нет, нельзя, – отвечаю я.

По моему выражению лица Энди, видимо, понял, что денег давать я не собираюсь: его омерзительной физиономии больше не видно – он весь как-то съежился за полотенцем и закрыл глаза.

– Энди, ты что, плачешь? – Шери от удивления открывает рот.

И мы в этом убеждаемся, как только он начинает говорить.

– Ты хочешь сказать, – подвывает он, – что я напрасно проделал весь этот путь, и ты не дашь мне денег?

Я потрясена. Он плачет? На самом деле плачет? Должно быть, Люк врезал ему сильнее, чем нам показалось.

– По телефону ты сказала, что не можешь сейчас обсуждать это. И все! – всхлипывает Энди. – Ты ничего не сказала, что…

– Энди, – я качаю головой. – А чего ты хотел? Мы же расстались.

– Ты не понимаешь, – рыдает Энди. – Если я не заплачу им деньги, которые задолжал, они… переломают мне ноги.

Мы втроем недоуменно переглядываемся.

– Бухгалтерия деканата переломает тебе ноги, если ты не заплатишь за обучение?

– Нет. – Энди судорожно вздыхает и отнимает полотенце от лица. – Я соврал. На самом деле я задолжал деньги парням, которые организуют покер. И они… требуют вернуть их. Пойти к маме и папе – они просто выставят меня из дома. И все мои друзья сейчас разъехались. Правда, Лиззи… ты моя последняя надежда.

Его слова повисают в воздухе. Чаз просто улыбается, а Шери сверлит меня взглядом: «Не делай этого, Николс. Не повторяй своих ошибок».

Нарушая тишину, я совершенно спокойно произношу:

– Ох, Энди, мне так жаль тебя! – и сочувственно похлопываю его по плечу. Неужели когда-то я любила это плечо?

Он и впрямь считает меня дурой, которая даст ему хоть десять центов? За кого он меня принимает? За простушку?

– Ну, ты хоть поешь свадебного тортика на дорожку, – добавляю я. – Прощай.