Анна испугалась. Ведь королева была по-прежнему популярна, Людовик благоговел перед ней, знать преклонялась. Да, заикнись о чем-либо Анна – и она враз потеряет все, чего достигла. Что было для неё важнее, чем место подле её величества? Разве что жизнь...

Оставался ещё мессир Гриньо, который вечно что-то разузнавал, следил, подсматривал... Но он являлся человеком герцога Ангулемского, а Анна зависела от Англии, от короля Генриха VIII. Вся её родня, земли и положение находились в его ведении, Гриньо же просто платил ей. Чью же сторону ей принять? Девочка понимала, что ввязалась в опасную игру, и была напугана настолько, что она, обычно привыкшая во всем полагаться на саму себя, решила на этот раз спросить совета у отца.

Томас Болейн, когда дочь обо всем поведала ему, перетрусил не меньше её самой. Он нервно бродил по покою, теребя свою посольскую золотую цепь.

– Очень прискорбно, дочь, что твое любопытство завело тебя столь далеко. Теперь ты приняла участие в заговоре.

– В заговоре? – воскликнула Анна.

Это слово будоражило ей кровь, Болейн заметил это. В какой-то миг он забыл, что его дочь ещё юная девочка: перед ним стояла матерая интриганка, привыкшая к жизни при дворе и умеющая извлекать выгоды из всего, что узнавала. Ему надо было срочно урезонить её, поставить на место! И сэр Томас рассказал, что Брэндон, идя на связь с Мэри, действовал по повелению короля Генриха и он сам, как посол, знал об этом и даже потворствовал встрече любовников. Теперь пусть Анна подумает, во что она ввязалась. Она – дочь английского посла, подданная Англии и, как и все Болейны, зависит от воли Генриха Тюдора... Генриха, а отнюдь не Людовика Французского. Поэтому Анне следует скрывать то, о чем она проведала отцу, а иначе... И он вновь напомнил, что они – подданные иной страны, а значит, Франция с её двором, нравами и проблемами должны волновать их куда менее, как не должно волновать, с кем спит королева Франции. Поэтому они оба, отец и дочь, будут осмотрительны и станут держать язык за зубами, если не хотят оказаться вовлеченными в государственную измену.

Государственная измена!.. Какие страшные слова. Анна так живо представила себе топор палача и плаху... И невольно погладила рукой свою длинную тоненькую шею. Какое-то дурное предчувствие... Почти осязаемое. Да, отец прав. Но, Боже Всемогущий, что бы он сказал, если бы узнал, что его дочь и так уже вовлечена в интригу... что она получает деньги от Гриньо...

И она начала старательно избегать гувернера Франциска. По сути, Анна оставалась ещё очень молоденькой девочкой. Она испугалась и не понимала, что своим стремлением избегать Гриньо дала ему все основания полагать, что ей что-то ведомо. И он подстерег её однажды, когда она бежала по поручению королевы – затаившись за дверью, Гриньо поймал её за руку, зажал рот и втащил в маленькую комнатку на глазах у невозмутимо несущего свой пост бородатого швейцарца.

– Я думаю, мадемуазель, нам есть о чем поговорить, – спокойно сказал он, подав фрейлине шкатулку, которую та в страхе уронила.

Анна стояла перед ним испуганная, бледная, крепко прижимая к груди богато отделанную шкатулку с принадлежностями для шитья.

– Мне нечего вам сказать, мессир. А королева ждет, мне надо торопиться.

– В таком случае, чем скорее мы все уладим, тем быстрее вы явитесь к госпоже.

Он быстро понял, что этой девочке что-то известно. Она нервничала, вырывалась, и ему даже пришлось пригрозить ей, что если она выйдет из повиновения, он-то уж найдет предлог, чтобы доложить её величеству, как платил её фрейлине за кое-какие сведения, и карьере Анна придет конец.

Она чуть не расплакалась, но твердо стояла на своём, уверяя, что её величество ведет себя идеально, она дружит с Клодией, проводит много времени с королем и почти не видится с герцогом Саффолком... Осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.

– Итак, дело все же в прекрасном герцоге, – спокойно подытожил Гриньо.

– Но вы ведь сами намекали мне о нем и королеве!

– Разве? Что-то не припомню, – мило улыбнулся Гриньо. И тут же стал серьезен: – Не делайте глупостей, мадемуазель. Вы в моих руках. И если королева узнает...

– Она не поверит вам! – пылко выпалила Анна. – Я же со своей стороны сообщу ей, как вы прельщали меня деньгами, уговаривали...

– И готов уговаривать по-прежнему, – прервал её Гриньо. – А также готов заверить, что пока вы находитесь под покровительством Ангулема, вам ничего не грозит. Вы будете пользоваться почетом и уважением при его дворе, где вам всегда будет уготовлено место. Если король Людовик умрёт, а это может случиться в любой момент, тогда Мария Английская уже не будет королевой, и вас вернут в Англию... в провинцию.

Да, для Анны многое значила жизнь при дворе. А положение Мэри и в самом деле могло измениться, если Людовика не станет. Что же тогда будет с юной фрейлиной? Куда её отправят? Жизнь же при Франциске и Маргарите Ангулемских сулила блестящие перспективы. Но было ещё нечто – семья Анны, честь дома Болейнов. А их Анна, хоть и жила долгое время вне семьи, ни за что не желала подводить.

Гриньо читал по лицу девочки, как в открытой книге и понял, что Анна панически боится открыться. Конечно, он может сломать её будущность, сообщив, что она являлась его шпионкой, предъявив её счета и поведав, что узнал от неё. Но она ему ещё нужна. Впрочем, как нужно узнать, что ей стало известно. Он почти догадывался, что... И у гувернера был ещё один способ подчинить её, недаром он приплачивал её горничным и знал все маленькие тайны самой Анны. Он вдруг резко вырвал у неё шкатулку и, не отпуская её левую руку, сорвал с неё тонкую шелковую перчатку. Анна и опомниться не успела, как он поднес к свече её руку с уродливым шестым пальцем.

– А что, если я расскажу об этом? Что это – дьявольская метка? Этого отростка на руке вполне достаточно, чтобы вами заинтересовался духовный суд, вас обвинили в сношениях с дьяволом и начали дознание! А что будут говорить о вас все придворные, эти дамы, которые в подражание моднице Анне носят рукав «а-ля Болейн», все эти кавалеры, которые так желали танцевать с хорошенькой фрейлиной, сам герцог Франциск, уделявший вам столько внимания?.. Да их стошнит от отвращения... Святые же отцы будут жечь вашу руку каленым железом, пока дьявол не вылетит из вашего тела и...

Он умолк, поняв, что запугал её достаточно. Анна находилась в полуобморочном состоянии, слабо стонала, даже обмякла, перестав вырываться. Гриньо осторожно усадил её на подоконник, вмиг превратившись из мучителя в доброго друга. Приобняв за плечи, он отдал девушке перчатку и сказал, что скроет все, если... Он даже протянул ей украшение – эмалевую брошь в форме звезды, обрамлявшую гранат чистейшей воды. Ах, эта брошь будем просто изумительно смотреться на корсаже Анны.

– Хотите, я подскажу вам, дитя мое? Меня заинтересовали ночные визиты Лизи Грэй, о которых мне сообщила мадам д’Омон. Лизи ведь не встречается более с господином де Монморанси. Одна акушерка даже поведала мне, что оказала ей... гм... некоторые услуги. Вряд ли теперь какое-то время сия девица будет нуждаться в плотской близости с мужчиной. Так кто же сейчас покидает покои её величества в голубом плаще?

Анна подняла на него печальные чёрные глаза.

– Вы и так всё знаете, господин Гриньо. Чего же вы хотите от меня?

– Самую малость, мадемуазель. Кто пользуется личиной Лизи Грэй?

Анна поняла, что этому страшному человеку слишком многое известно. А брошь так красива... И герцог Франциск ничего не узнает об её изувеченной руке! К тому же Анна уже придумала, как снять с себя часть вины – ведь есть Курносый, глупый пес, который бегает за королевой по пятам! Она так и сказала Гриньо, что однажды пес выбежал за мнимой «Лизи», и это навело её на подозрение. Но остальное... Боже упаси, она понятия не имеет, куда ходила ночью королева. Гриньо пришлось довольствоваться услышанным. Итак, королева несколько ночей назад покидала опочивальню, но что-то спугнуло любовников. Теперь ему следует побеспокоиться, чтобы их страхи развеялись. Анне же он приказал сделать самую малость – если королева покинет свои апартаменты, пустить вслед за ней пса. Он отдал ей брошь, даже помог собрать рассыпавшееся содержимое шкатулки, вновь став добрым, словно отец родной.

Итак, Гриньо прекратил слежку за Брэндоном, убрал шпионов и соглядатаев, даже попросил Франциска вернуть к себе супругу. Он должен был удостовериться во всем сам! Теперь по ночам он с помощью мадам д’Омон проникал в опустевшие апартаменты Клодии и ждал. Рано или поздно любовники решатся на новое свидание... Мэри же во всем полагалась на Брэндона, доверяя его опыту. Он сказал, что им следует затаиться, и она ждала. И вот от него пришло известие! Обычное чутье подвело Чарльза, но он был влюблен, сам желал этой встречи до дрожи. Узнав, что Ангулемы собираются на охотничий сезон покинуть Париж, он счел, что именно с этим связано отсутствие их челяди в Ла Турнеле, и решился.

В одну из ночей Гриньо увидел, как дама в голубом плаще ночью вышла по служебному ходу из покоев королевы, быстро скользнула в боковую дверь и исчезла легче и тише, чем он мог предположить. Но вот дверь снова отворилась, и пёс со смешной плоской мордочкой выбежал следом. Гриньо думал, что он непременно приведет его к королеве, и какое-то время Курносый в самом деле двигался уверенно, так, что шпион еле поспевал за ним. Но вышло все, как и с Анной Болейн. В большой галерее с рядом выходов пес затерялся – бегал, поскуливая, от двери к двери, обнюхивая ножки резных табуретов. Затем Курносый помочился на один из них и уселся рядом, зевая.

Для Гриньо это был крах. В отчаянии он кинулся к безмолвной фигуре швейцарца.

– Дама в голубом, где она? В какую дверь вошла?

Бесполезно было что-либо требовать от этой живой статуи. Швейцарцы имели бесхлопотную и доходную службу – охранять покои дворца, следить, чтобы не случалось беспорядков, но ни в коем случае не вмешиваться в ночную жизнь придворных без особого на то приказа командиров. И этот мечущийся усатый господин не смог ничего добиться от верного стража, даже когда стал предлагать золото – его место тому было дороже.

Гриньо вконец отчаялся, бесцельно бродя от одной двери к другой. Радостный Курносый, довольный, что можно погоняться за чьими-то ногами, семенил следом. Но, видимо, удача не совсем отвернулась от гувернера: на ступеньках, возле двери, ведущей в необжитое крыло, он заметил какой-то светящийся предмет. И едва не захохотал от радости. Крохотное овальное зеркальце! Такие зеркальца украшали туфельки, которые он галантно преподнес королеве. Значит, она прошла здесь, и совсем недавно. Вряд ли бы зеркальце лежало на ступеньке после вечерней уборки. В Ла Турнеле с маниакальной тщательностью следили за чистотой – убирали по два-три раза в день.

У Гриньо тряслись руки, когда он шагнул в темный проход. Здесь темно и холодно, на стенах не горят факельные светильники, сюда не приходит ночная стража... И почему он сразу не догадался, что именно здесь любовники могли назначить свидание?

В полумраке ему приходилось двигаться почти на ощупь. За поворотом, в конце галереи, он увидел слабо светлевшее окно. И тут почувствовал под ногами какую-то возню. Проклятье!.. Он и не заметил, как за ним проскользнул Курносый, и еле успел подхватить пса. Гриньо застыл, прислушиваясь, присев в нише стены на выступ. Он опасался выдать себя. Идти ли дальше? Не лучше ли обождать? Или вернуться и позвать свидетелей? Но не уйдут ли любовники, пока он будет отсутствовать? Или, если он, приведя людей, поднимет шум, не выскользнут ли они через какой-нибудь запасной выход? Гриньо знал, как запутаны переходы Ла Турнеля и мог предположить, что королева и Брэндон предусмотрели возможность использования другого хода. Оставалось ждать, чтобы выяснить, где они проводят время, убедиться во всем.

Курносый беспокойно возился у него на руках, пару раз пытался вырваться, трепал манжет, потом заворчал, даже хотел укусить державшую его руку. Пес мог выдать Гриньо, и он ради осторожности быстро свернул ему шею. Когда гувернер укладывал в угол безжизненное тельце, он уловил какой-то звук: словно бы слабый вскрик, потом стон, полный удовольствия, затихающий, нежный. Оказывается, любовники были совсем рядом! Гриньо весь превратился в слух. Узнать бы, где они... Выяснить, где их гнездышко, тогда в другой раз ему удалось бы неожиданно застать их. Эти двое... Гриньо вспомнил старую поговорку: «Ловкая женщина никогда не останется без наследника». Ах, эта рыжая англичанка! Поняла, что старый муж не в силах сделать ей дофина, обеспечить трон после своей смерти, и нашла молодого любовника. Да она просто обкрадывает его господина герцога Франциска, которому трон должен принадлежать по праву!

Он четко разглядел, откуда они вышли – вторая дверь слева от окна. Неподвижно сидя в нише окна, он заметил два еле различимых силуэта во мраке. Тихий шепот, английская речь... Гриньо больше не сомневался, кто был возлюбленным королевы. Саффолк! Он услышал звук поцелуя и тихие удаляющиеся шаги. Он сидел, задумчиво вертя в руках зеркальце. Это была улика. Что теперь? Прежде всего, дождаться, когда откроют ворота Ла Турнеля, а потом сообщить герцогу, поставить в известность короля... Гриньо уже довольно потирал руки.