– Весьма прискорбно, ваша светлость, что вы не верите мне на слово. Кажется, я никогда ранее не давал вам повода усомниться в моей преданности. Однако если вам так угодно, я приведу её немедленно. Только дайте слово, что не воспользуетесь моим отсутствием и не улизнете к Мари.

Гриньо и в самом деле опасался, что Франциск способен на подобное. А там эта шлюха в короне заставит его разувериться в словах гувернера, увлечет, соблазнит... Нет, это свидание не должно состояться! И Гриньо перед уходом предусмотрительно зашел к Луизе, объяснив ситуацию.

Луиза явилась к нему очень сердитая, хотя и старалась сдерживаться, разговаривая с сыном спокойно, едва разжимая губы.

– Франсуа, вы глупы. Вы влюбляетесь во всякую красивую женщину, не думая о последствиях. И это мой Цезарь? Нет, это похотливый сатир, который вдруг возомнил себя рыцарем коронованной шлюхи, которая наставляла рога Людовику со своим любовником-англичанином! Который, отмечу, оставил её ради смазливой мордашки и стройных бедер мадам Дизоме. Ваши же чувства к ней, которые вы величаво называете любовью... О, любовь! Это изысканный плод, который хорош, пока не утратил свежести. И посмотрим, где будет ваше благородное чувство, когда вы заметите, сколько красивых француженок готовы развеять вашу тоску. Я ведь знаю вас, Франсуа. Вас привлекает королева лишь потому, что эта связь так опасна.

Франциск слушал её, опустив голову на руки. Луиза, ощутив жалость к сыну, тут же сменила тему, сказав, что по всем предсказаниям астрологов, в скором времени он должен оказаться на вершине власти. Если, конечно, ради недостойного увлечения не откажется от самого ценного, что его ждет. В конце концов, она задела честолюбивые струны в его душе, и Франциск воспрял, даже заулыбался. Когда появился Гриньо со своей спутницей, был почти спокоен.

– О, да это малышка Болейн!

Очаровательная девочка. Вид смазливого личика всегда приводил Франциска в хорошее расположение духа. Он мягко улыбнулся ей, заметив, как Анна переживает, взял её руки в свои, назвал себя её другом и просил ничего не утаивать от него. Хотя Анна была напугана, она оттаяла от теплой улыбки обворожительного мсье Ангулема и без утайки рассказала ему, о чем знала. Исключив, правда, лишь имя своего отца и то, что Брэндон действовал по повелению Генриха VIII. На это у неё хватило ума, ибо, несмотря на обещанные Франциском защиту и покровительство, она не желала сокрушать за собой все мосты.

Мэри была удивлена и раздосадована тем, что Франциск не пришел на свидание, но одновременно с удивлением почувствовала и некоторое облегчение. Фактически она почти заставила себя увлечься «милым зятем», считая, что таким образом забудет Чарльза. Теперь же она могла расслабиться и предаться своей тоске. Она понимала, что по-прежнему любит Брэндона и помимо воли ждет его, хочет, чтобы он оправдался. Ибо, как всякая женщина, она скорее была готова винить в измене соперницу, а не возлюбленного. А эта Жанна, все говорят, опытная соблазнительница.

Позднее она узнала, что Франциск приезжал навестить больного дядюшку-короля как раз в то время, когда Мэри была на богослужении в часовне. Значит, он избегает встреч с ней! Это немного отвлекло Мэри от её мыслей о Брэндоне, даже взволновало. Почему Франциск, почти добившись своего, спешит теперь уклониться от встреч с ней? Было слишком много ответов на это «почему», но Мэри чувствовала себя задетой, и ей хотелось услышать объяснение из уст самого Франциска. Она решила перехватить его на выходе, но он, словно опасаясь подобной возможности, покинул Ла Турнель через боковой выход. Мэри ощутила гнев и стыд. Комкая кружева широких манжет, она долго бродила по пустым переходам дворца, и постепенно успокоилась, даже ощутила равнодушие. Бог с ним, с Франсуа. Уехал и уехал. Ему теперь не до того, чтобы отдавать визиты вежливости королеве. Долго ли она ещё будет оставаться королевой? Людовик умирает. Теперь он почти все время спит, а просыпаясь, находится словно в полубреду, разговаривая со своей умершей Анной Бретонской.

Как тихо стало в Ла Турнеле! Те придворные, которые не разъехались, спешили уже сейчас выказать свою приверженность Франциску, увиваясь вокруг него, и дворец совсем опустел. А через два дня Рождество... Мэри вспомнила прошлое свое Рождество в Хогли: веселье, игры, состязания, свои надежды на будущее... О, как ей хотелось домой! Она чувствовала себя неуверенно, была печальна. С ней оставалась только её английская свита да те, кто не был в чести у Ангулемов. Лонгвиль, например. И королева велела позвать его.

– Господин де Лонгвиль, как там поживает наша дражайшая мисс Попинкорт?

Лонгвиль отвел глаза. К удивлению Мэри, он сказал, что не знает, где Джейн. Ей, мол, пришла охота замолить грехи и уйти в монастырь. Мэри не поверила своим ушам. Жизнелюбивая, страстная, легкомысленная Джейн... и в монастырь? В какую же обитель она удалилась? Лонгвиль мог лишь сказать, что его любовница выбрала один из монастырей Парижа. Узнавал ли о ней Лонгвиль? Нет, это сложно. Она не сказала, в какой обители хочет принять постриг, а во французской столице и в её окрестностях слишком много монастырей, чтобы его поиски увенчались успехом.

Мэри холодно поглядела на него. Она поняла, что он не только не искал Джейн, но, возможно, сам подтолкнул к этому шагу. Почему? Исчезли его чувства к девушке, или он просто счел их невыгодными? Скорее второе... Лонгвилю не светили великие милости при Франциске, а вот то, что он женат на побочной дочери Людовика, могло сыграть определенную роль, если супруга похлопочет за него и король перед смертью распорядится обеспечить зятя подходящим местом. Поэтому ради налаживания отношений с мадам де Лонгвиль герцог и услал Джейн. Вот и вся любовь. Где эта любовь? Существует ли она вообще?

К вечеру сильно похолодало, снег прекратился. Помолившись перед сном, королева легла в постель.

– В чем дело? – спросила она у мадам д’Омон, продолжавшей стоять подле её изголовья.

– Простите, ваше величество, я лишь хотела осведомиться, как вы себя чувствуете?

– Лучше некуда. Что ещё?

Тонкие губы мадам д’Омон задергались.

– О, моя королева, я только хотела напомнить, что уже четвертый день, как должны начаться ваши женские дни. У меня уже все приготовлено.

Под толстым стеганым одеялом Мэри вдруг обдало холодом, словно стальной обруч сжал сердце...

– Думаю, это чистое недоразумение, и не сегодня завтра все будет в порядке.

Она сама удивилась, как спокойно звучал её голос, хотя ей хотелось взвыть от отчаяния.

– Вот что, мадам д’Омон. Я хочу яблок. Поставьте их на столик подле кровати.

Баронесса выполнила указание. Все ещё подозрительно поглядывая на королеву, дама задернула полог на её постели. Мэри лежала, не шевелясь, не сводя глаз с крохотной светящейся точки ночника высоко над головой.

Это ужасно. Это тупик. Она поняла, что беременна.

Та их последняя ночь с Чарльзом! Они забыли обо всем в пылу страсти, и Брэндон был сердит на себя. Она же, разнеженная, счастливая, смеющаяся, лишь уверяла, что их пронесет и на этот раз. А потом он уехал, бросил её ради Жанны Лекок... Но семя, что он оставил в её лоне, дало свои ростки. И, помоги Боже, что ей теперь делать?

Мэри отчетливо понимала весь ужас ситуации. Она уже была готова к тому, что после смерти Людовика вернется в Англию. Что же теперь? Её брат хотел, чтобы она забеременела, рассчитывая, что так она удержит за собой трон. Но она уже больше месяца не спала с мужем, и если заявит, что находится в положении, Ангулемы не смирятся с этим, назначат расследование... Выяснится, когда у неё были последние месячные, и все поймут, что это произошло уже после того, как она перестала спать с королем!

От ужаса и страха Мэри не находила себе места: то садилась, то вновь ложилась, мечась по кровати. Пока она видела лишь один выход – симулировать месячные. Эта мысль мелькнула у неё, когда она велела баронессе д’Омон подать ей яблок. К яблокам полагался ножичек для разделки плодов.

Мэри осторожно выглянула из-за занавесок полога. Баронесса д’Омон мирно похрапывала в углу. Мэри осторожно взяла одно из яблок, разрезала... Убедившись, что шпионка Луизы не наблюдает за ней, королева взяла ножичек в кровать. Подумав немного, она надрезала себе пятку...

На другой день, увидев пятна крови, баронесса просто просияла. Мэри поняла, что на время ей ничего не угрожает. Но как долго она сможет таиться? О, как ей нужен был совет! И как нужен был тот, кто сумеет её поддержать. Ей необходимо увидеться с Брэндоном. Он повинен в том, что с ней случилось, пусть же подскажет, что делать!

Мэри велела позвать посла Томаса Болейна. Ожидая его, стояла, глядя в окно. Париж шумел в преддверии Рождества. Простые люди жили своей обыденной жизнью, радовались предстоящим праздникам. Здесь же, в Ла Турнеле, было тихо и мрачно. И так холодно! Несмотря на то, чтобы хоть немного согреть замок, в каминах пылали целые деревья. Но все равно было промозгло, и поэтому всюду виднелись дрожащие силуэты, особенно много было карликов, шутов, горбунов.

Мэри увидела любимого шута Людовика – большеголового горбуна Трибуле. Он стоял на коленях перед распятием и жарко молился.

– Господи, пожалей короля... Помилуй и сохрани ему жизнь.

О, если бы Людовик выжил! Мэри бы смогла убелить старика, что понесла от него, а таилась, только чтобы избежать преследований клана Ангулемов.

Она пошла в часовню, долго и пылко молилась, а когда вышла, увидела строгого и элегантного Томаса Болейна.

– О миледи... Вы так бледны. Могу ли я чем-либо помочь?

– Можете. Мне необходимо, чтобы вы отослали гонца в замок Амбуаз и велели милорду Саффолку немедленно ехать ко мне.

– Но, миледи, герцог Саффолк уже давно покинул Амбуаз. Он в Кале.

В душе Мэри шевельнулась надежда. Брэндон уехал... Оставил Жанну! Она едва смогла скрыть свою радость.

– В Кале? О, это даже лучше. Вызовите его ко мне, и чем скорее, тем лучше.

Болейн нервно затеребил подвесок на своей посольской цепи.

– Ваше величество, это трудно выполнить. Кале – это уже английская территория, ваши приказы на неё не распространяются, а король Генрих вряд ли отпустит Саффолка, даже несмотря на ваше желание. Он ведь сердит на него за то, что Брэндон порвал с вами ради мадам Дизоме, не выполнив его повеления...

– Какого повеления? И при чем тут роман Саффолка с этой девкой Жанной?

– Ну как же, ваше величество?

Он засмущался, но королева пристально смотрела на него, требуя ответа. И Болейн понял, что она ничего не знала о тайной миссии посла короля. Может, не стоит ей говорить? Но Болейн недолюбливал Брэндона и понял, что сейчас у него есть шанс опорочить его в глазах Мэри. Оглядевшись вокруг и убедившись, что их никто не подслушивает, посол сказал свистящим шепотом:

– Король Генрих, видя, что старому Людовику не под силу сделать вам дофина, велел, чтобы Брэндон тайно помог ему в этом.

Мэри вскочила так стремительно, что опрокинула стул, на котором сидела.

– О миледи! – участливо поддержал её Болейн. Она оттолкнула его руку и гордо выпрямилась.

– Все в порядке, сэр Томас. Можете идти.

Новый удар, новое предательство! Новое унижение. Так вот почему Чарльз, который так избегал её в Англии, здесь, во Франции, пожелал стать её любовником! Это было сделано по приказу её брата-короля. Брэндон всегда оставался его верным слугой, преданным псом, которому и дела нет до неё самой, до её чувств. Она кусала губы, боясь, что вновь разрыдается. Как стыдно, как больно, как страшно! И как же она ненавидит Брэндона! Но ей надо взять себя в руки. К кому теперь обратиться? Она ведь совсем одна. Одинокая иноземка-королева. Королева! Она особенно ощутила свою уязвимость и одиночество. А ведь ещё недавно ей было достаточно выразить любое, пусть даже самое сумасбродное желание, и тотчас же множество людей бросались исполнять его, польщенные её вниманием...

Итак, все, что ей остается – это по-прежнему симулировать месячные. Может, тогда она сможет обмануть своих стражей. Как долго ей придется притворяться? Месяц, два, три? Сможет ли она продержаться так долго? А потом? Если она вернется в Англию, то её брат Генрих вполне в состоянии объявить, что в её лоне подлинный сын Людовика XII, даже начать войну за права её бастарда... Но нет! Хватит с неё королевских интриг и повелений, в которых она – всего лишь пешка. Она хочет, чтобы её оставили в покое. Она хочет просто жить, и она восстанет против воли власть имущих, даже против приказа брата. Она скорее сообщит всему миру, что нагуляла дитя по приказу самого Генриха. О, какой стыд!

Неожиданно взгляд Мэри натолкнулся на кутающуюся в пелерину Лизи Грэй. Фрейлина присела в реверансе.

– Ваше величество, время обеда. Велите накрывать в большом зале или в ваших апартаментах? О миледи, что с вами? Вы так странно смотрите на меня...

Лизи Грэй удалось избавиться от плода. Может, стоит и ей рискнуть? Но это так ужасно! И если что-то откроется... Королева вдруг разрыдалась. И была благодарна Лизи, что та так добра с ней, утешает и ни о чем не спрашивает.