Нора Лофтс - Королева в услужении

— Позвольте получить мой меч, сударыня, — попросил сэр Николас.

Альенора проигнорировала его, и некоторое время они ехали молча, потом он с сумрачным видом сказал:

— В чем вы меня упрекаете? Приговор вынес монастырский суд, и если бы не мое предложение относительно прогулки, то приговор был бы приведен в исполнение. В чем моя вина?

— Вы специально все подстроили. Привели меня туда, чтобы я могла увидеть, как эта старая женщина, которая верой и правдой служила мне пять лет, умрет в ужасных муках. Вы что ж, думали, я буду плакать и смотреть сложа руки, как ее заживо сжигают? Вы большой глупец, сэр, и к тому же порядочный негодяй. Когда я только подумаю о том, какую судьбу вы уготовили ей лишь за то, что она хотела вынести мои два письма…

— Одно из них адресовано королю Франции, — возразил Николас вкрадчиво. — Нести подобное письмо — значит совершить государственную измену. Полагаете, что его величество обошелся бы с ней более милостиво?

— Он обошелся бы с ней справедливо, не в такой коварной манере. Бог свидетель, у меня мало оснований говорить о нем хорошо, но он никогда бы не наказал старую, неграмотную женщину, которая даже не знает, что передает, и не пригласил бы истинного виновника полюбоваться, как старуха умирает под пытками. Когда его величество узнает о ваших проделках — а ему все равно станет известно, — он будет презирать вас не меньше моего.

И скоро у нее появилась причина радоваться тому, что она отдала Генриху II хоть эту небольшую дань уважения.

Когда впереди показался Винчестер, Альенора заявила:

— Кейт останется со мной. Настоятель монастыря святого Фоки может предъявить права на нее, это его долг. Пошлите его ко мне. Вы возвратите мне также и два письма. Всякие дальнейшие вопросы, связанные с этим делом, я буду обсуждать с его величеством, когда он вернется.

Терпение сэра Николаса, подвергавшееся весь день тяжелому испытанию, наконец, лопнуло.

— Черт возьми, сударыня! Вы начинаете мне приказывать? Мне кажется, вы немножко не в своем уме. Старуху по всем правилам осудили за колдовство — тяжкое преступление в любой христианской стране. И утром я передам ее в руки властей. Письма — это другая проблема. Я отошлю их его величеству.

— Которого очень заинтересует, почему вы так долго держали их у себя. Они ведь датированы. И чтобы поставить вас в еще более неловкое положение, я убью Кейт вот этим самым мечом, прежде чем вы успеете забрать ее и подвергнуть пыткам. А когда она умрет, никто не сможет опровергнуть мое утверждение, что вы пообещали сами доставить бумаги по назначению. Итак, сэр, вы оставляете Кейт у меня?

Конечно, Альенора хорошо понимала слабость своей позиции, но ничего другого в данный момент она не могла придумать. Главное, что она привела сэра Николаса, всегда медленно соображавшего, в замешательство. Альенора достаточно долго жила в заточении без всякой надежды выйти когда-нибудь на свободу и научилась использовать редкие благоприятные обстоятельства для облегчения своей участи. Через два дня Николас придумает какую-нибудь новую пакость, и ей придется возобновить борьбу. А пока у нее есть над чем поразмыслить и загрузить свои мозги продуктивной работой.

Альенора спешилась во дворе замка и, держа меч в правой руке и поддерживая Кейт левой, поднялась по лестнице в свою тюрьму. Она шла с высоко поднятой головой, и ее чувство гордости и довольства собой было бы сильнее, знай она, что под лучами заходящего солнца и в клубах пыли к ней неслась под дробный стук копыт весточка, которая распахнет двери ее темницы.

Через два дня она уже ехала обратно в Вестминстер в качестве королевы-регентши.

Получив известие о смерти Генриха II, Ричард, не теряя время, первым делом послал в спешном порядке в Англию маршала Уильяма с приказом, нигде не сворачивая, ехать прямо в Винчестер и вызволить королеву из тюрьмы. Ему же самому необходимо остаться дома, чтобы похоронить короля и принять заверения в верности от вассалов Нормандии и Анжу, которые до тех пор воевали против него. Королеве следовало управлять от его имени и до его возвращения быть полновластной правительницей Англии.

Маршал Уильям был благороднейшим и славнейшим английским рыцарем. Положив свои ладони между ладонями Генриха II, он поклялся ему в верности и твердо держал слово. В последней битве на какое-то мгновение жизнь Ричарда оказалась в его руках, но в самый критический момент он увидел перед собой не мятежного принца, а сына короля и, изменив направление удара, убил лишь его лошадь.

Со смертью Генриха II война кончилась, и Ричард стоял рядом с маршалом Уильямом у постели мертвого короля Генриха Законодателя.

— Когда мы встречались в последний раз, маршал, — проговорил Ричард, — вы пытались меня убить.

Сказал он это без всякой злости, просто указывая на изменившиеся обстоятельства. И Уильям, также без всякой хитрости и лукавства, ответил:

— Я убил вашего коня, ваше величество. Мог бы убить вас, если бы захотел.

Этой одной фразой было все сказано, и Ричард, хорошо разбиравшийся в людях, правильно понял ее смысл. Маршал Уильям был человеком, готовым верой и правдой служить английскому королю, и переходил по наследству вместе с короной.

— Я против вас ничего не имею, — сказал Ричард и послал его в Англию со своими приказами.

Маршал Уильям проявил такое рвение, что поранил ногу, прыгнув на судно, которое должно было перевезти его через Ла-Манш, раньше, чем оно закрепилось у причала, а потому, когда добрался к вечеру до Винчестера — в день спасения Кейт от костра, — то сильно хромал. С его приездом, как по мановению волшебной палочки, все переменилось.

Альенора ехала по летним дорогам — на этот раз под надежной охраной. И во всех городах и деревнях, на всех перекрестках собирались люди, желавшие посмотреть на женщину, о которой в течение многих лет ходили самые невероятные слухи, высказывались различные предположения. И глядя на нее, они приветственно махали руками и кричали: «Храни Господь ее величество» или, преклонив колени и крестясь, бормотали: «Боже, сохрани нашу королеву».

До известной степени проявленный энтузиазм был поверхностным — дань всеобщего сиюминутного настроения, но чувства многих были вполне искренними и глубокими. Надежды Альеноры на то, что врожденное стремление англичан к справедливости в конце концов одержит верх, вполне оправдались. Повсюду — от Лондона до последней крестьянской хижины — были люди, считавшие, что с ней обошлись жестоко, несправедливо заключили в тюрьму, неизменно называющие ее «бедной королевой». Именно этих людей Альенора поразила сильнее всего. Они ожидали встретить несчастную сломленную старуху (ей исполнилось шестьдесят восемь лет — чрезвычайно почтенный возраст для тех времен), больную и изможденную от пережитых страданий, ошеломленную и потрясенную внезапной переменой в ее судьбе, а увидели величавую, полную жизненной энергии женщину подлинно королевского достоинства. Альенора выглядела очень тонкой и бледной, но эта воздушность и белизна кожи придавали ее изящному лицу, с его горделиво поднятым носом, гладким лбом и запавшими глазами классическую красоту мраморной статуи. Даже в своей тюремной одежде и скромной накидке Альенора производила сильное впечатление. «Представьте себе, — перешептывались собравшиеся, — как она будет выглядеть в подходящем платье и увешанная бриллиантами».

Одно на первый взгляд жалкое событие, происшедшее недалеко от Гилфорда, в значительной мере способствовало увеличению ее популярности, особенно среди бедняков, и покорило сердца многих тысяч англичан, никогда не видевших свою королеву.

Через города и деревни, а также мимо групп любопытных, собиравшихся у дороги, кортеж проезжал медленно, но в других местах он мчался во весь опор. Альеноре не терпелось скорее добраться до Лондона и приступить к исполнению своих обязанностей: от имени Ричарда принимать свидетельства почтения и преданности влиятельных аристократов и готовить церемонию коронации, которая своим великолепием должна была затмить все прежние торжества. Итак, оставив позади Гилфорд, они ехали на хорошей скорости по почти пустынной дороге, когда им повстречались трое мужчин. У шедшего посредине руки были связаны за спиной, а два человека по бокам держали концы веревки. Все трое были покрыты пылью, и пот, катившийся градом по их утомленным лицам, прорезал в пыли четкие дорожки.

«Какой-то заключенный, — подумала Альенора сочувственно. — Как горько идти в тюрьму в такой прекрасный день».

Когда она приблизилась к троице, те скромно посторонились, пропуская пышную кавалькаду.

— Куда вы его ведете? — спросила Альенора.

Более пожилой из двоих, державших веревку, довольно грустно — как отметила она — сказал:

— В Гилфордскую тюрьму, миледи.

— В чем его вина?

Старик откашлялся, и его голос сделался напыщенным, официальным.

— В последнюю субботу он, вооруженный луком и стрелами, с собакой вступил в королевский лес в поисках оленя, а потому виновен в нарушении лесных законов его величества.

— Это животное дважды вытаптывало мой небольшой участок с овсом, — проговорил провинившийся безучастно и обреченно.

— И каково наказание?

Не успел старик, деревенский констебль, ответить, как опять вмешался арестованный, который тем же тоном пояснил:

— Для меня шесть месяцев тюрьмы, для жены и моих четверых детей — смерть, так как они без меня умрут от голода.

Двое других кивнули с серьезным видом. Да, им не избежать голодной смерти, когда поле вытоптано, а глава семьи в тюрьме: ведь через шесть месяцев наступит зима, и даже у самых сердобольных соседей не окажется лишнего куска, чтобы помочь.

— Отпустите его, — распорядилась Альенора.

Двое мужчин, сопровождавших узника, с удивлением уставились на нее. Даже сам осужденный, казалось, не понимал или не мог поверить своему счастью. Старый констебль, немного придя в себя, что-то забормотал о суде и законе.

— По приказу королевы, — заявил маршал Уильям.

Двое караульных с большой готовностью развязали несчастному руки, и тот упал на колени, рыдая и прославляя милосердную королеву.

— Пусть это будет моим первым актом, — сказала Альенора, когда они двинулись дальше. — Как вы понимаете, я не могу не сочувствовать всем, томящимся в тюрьмах. Конечно, выпускать воров, убийц и других закоренелых преступников было бы неверно, но тех, чья вина состоит только в нарушении законов об охоте, следует немедленно освободить.

Таких оказалось тысячи и тысячи, ибо соответствующие законы Генриха II были строгими и жестокими. И каждый, кого выпустили из тюрьмы, отправился домой, к своей семье уже человеком, преданным на всю жизнь королеве… и, разумеется, Ричарду, который очень нуждался в народной поддержке. Ведь почти всю взрослую жизнь он провел за границей, бунтовал против родного отца, сеял раздоры, а потому не пользовался в Англии большой популярностью. Ее предстояло создать, наращивая слой за слоем; сделать это выпало на долю Альеноры. И первый акт, совершенный из сострадания, заложил прочную основу.

Поздно вечером 3 сентября 1189 года английский король Ричард, коронованный этим утром в Вестминстерском аббатстве, прогуливаясь по залам и коридорам Вестминстерского дворца, прошел в покой королевы. Некоторое время его преследовали звуки музыки и веселые голоса, которые постепенно замирали по мере того, как он, широко шагая, удалялся от общих залов и площадок, где продолжалось празднество, и углублялся в более спокойную часть огромного здания с жилыми помещениями.

Альенора полулежала на кушетке с высокой спинкой, вытянутые ноги были покрыты шалью. Компанию ей составляли: Амария — восстановленная в должности личной фрейлины королевы — и старая Кейт. Увидев свою мать в столь необычной позе, удивленный Ричард задержался в дверях, а затем подбежал к ней:

— Мама, вы заболели?

— Нет, лишь немного утомлена… совершенно естественно.

Придвинув стул и усевшись рядом, Ричард заметил:

— Я как-то не подумал о том, что вы можете утомиться. Непростительная невнимательность с моей стороны.

— Если подсчитать, Ричард, — ответила Альенора спокойно, — сколько миль мне пришлось за последние недели проехать, сколько дать аудиенций, рассмотреть прошений, то, мне думается, можно с полным правом утверждать, что моя усталость совершенно естественна.

— Вы потрудились на славу, — быстро проговорил Ричард.

— И увидела, как тебя короновали, — проговорила она растроганно. — Этим утром, Ричард, исполнилось мое самое горячее желание, осуществилась давняя мечта. И все было так торжественно и красиво. В церкви величественная тишина и благочестие, а снаружи восторженный рев толпы. — Альенора улыбнулась. — Мне кажется, именно поэтому я позволила себе несколько расслабиться и почувствовать утомление. Считаю свою задачу выполненной.