— Очень запутанно, но теперь я понимаю суть дела, — претор почесал подбородок. — Родственная связь налицо!

Тут он обратился непосредственно к Клодию:

— Тебе известно об этом что-нибудь, сынок?

— Нет, я впервые слышу это имя.

— Тогда я поздравляю тебя.

— С чем? — мать и сын спросили это одновременно.

— С получением наследства.

Ответ оглушил Бебию и Клодия.

— Какого наследства?

Претор доброжелательно покачал головой.

— Большого, — сказал он. — Очень большого. Десятки миллионов сестерциев, огромное поместье в Капуе, дом на Палатинском холме и триста шестьдесят рабов.

Нетрудно себе представить, как при этих словах вытянулись лица матери и сына. Педаний Секунд начал рассказывать изумленным слушателям долгую историю, как путешествовало наследство Гая Веция от одного наследника к другому.

— Первым наследником Гай Веций назначил своего сына Тита, рожденного его второй женой Валерией, — рассказывал претор. — А умер он как раз три недели назад, за день до того, как я выдвинул свою кандидатуру на выборы городского префекта. Кстати, вы за кого собирались голосовать?

Этот вопрос застал Клодия и его мать врасплох. Они молчали, не в силах что-либо сказать. Претор понял их состояние и продолжал:

— Тогда убедительно рекомендую вам свою кандидатуру. Но продолжим рассказ. В ночь того дня, как умер старший Гай, в Капуе, прямо в его доме произошла страшная беда. Взбунтовались рабы. Что случилось на самом деле, никто толком не знает. Но сын всадника, говорят, сам возглавил их, дал негодяям оружие и вместе со всеми кинулся грабить виллу легата Леонида — своего собственного дяди. Как такое безумие молодым человеком овладело? Никто не знает. Но упорно ходят слухи, что он был в любовной связи с женой самого легата. Леонида дома не было. Он с легионом был за городом. Рабы его, вместо того, чтобы защитить дом, сами взбунтовались и убили свою госпожу. Сын Гая вместо любовницы, которую он, видимо и намеревался похитить, получает ее холодный труп. Тут, разумеется, между рабами начинается настоящая свалка, они дерутся между собой и бросаются грабить виллы соседей. Варвары! Тут к ним присоединяются городские бродяги и воры. Вся эта компания громит полицейский отряд, посланный на их усмирение, и захватывает военный арсенал.

Мятежники, берут Веция младшего в заложники, и когда легат Леонид возвращался с войсками, чтобы подавить этот бунт, то заложника естественно убивают. Уже разогнав и полностью уничтожив этот сброд, легат находит своего племянника мертвым. Так в два дня доблестный солдат лишился жены, племянника и брата. Но зато он завладел состоянием жены, правда после погрома оно было уже не столь большим как раньше, и становится после смерти племянника главным наследником Веция. Не правда ли удивительная история? Но дальше еще интереснее! Естественно, сенат вызывает легата в Рим, чтобы выслушать от него о бунте в Капуе во всех подробностях. Подумайте только, мятеж в центре Италии, можно сказать, в самом ее сердце! До чего мы дошли? Мало тех хлопот, что доставляют нам на границах и в колониях варвары, теперь еще и рабы в собственном доме устраивают заговоры. Но я отвлекся, а для будущего префекта это непростительная оплошность. Как у меня пересохло в горле!

Бебия, услыхав последние слова Педания Секунда, тут же приказала рабыне принести вина. Претор утолил жажду прохладным и светлым тускуланским напитком, с удовольствием оттер рот поданной салфеткой, громко причмокнул и возобновил прерванный рассказ:

— Петроний Леонид, легат Кампанского легиона, того самого, который сенат решил отправить в Иудею, так заторопился за воинскими почестями, что чуть ли не пешком отправился в Рим без всякой вооруженной охраны. И надо же так случиться, у самого Рима перед рассветом, (а легат даже не ночевал в пути, так он спешил), на него напали разбойники или беглые рабы, попробуй теперь узнай, кто это был, поколотили Леонида, ограбили и раздели сопровождающих его рабов. Так бедолагу после этого прямо на дороге хватил удар, и его душа отправилась к берегам Стикса.[5] Его подобрал продовольственный обоз и привез а Рим. У нас в магистре чуть со смеху все не умерли. Хотя, конечно же, как полагается, назначили следствие.

— Подумайте только, человек, который, быть может, в зародыше уничтожил новую войну рабов, да не допустят боги еще одного Спартака! Ограблен и избит беглыми рабами, да еще совсем недалеко от Капенских ворот. Тут и сам Красс умер бы от злости. Негодяи, наверно, побежали делить добычу, на Сесорское поле.[6]

Тут рассказчик расхохотался. Клодий и Бебия с изумлением смотрели на него.

Человек, который не менее чем через шесть лет, уже будучи префектом Рима будет зарезан в постели собственным рабом, взревновавшим его к юноше-виночерпию, сейчас смеялся над своим собратом-рабовладельцем.

Впрочем, это редкое качество для римлянина, смеяться над гражданином, погибшем от рук рабов, пусть и нелепо.

Когда погибнет сам Педаний Секунд, смеяться над ним никто не будет. Напротив, охваченные жаждой мести, его собратья по власти и богатству, поспешат исполнить суровый закон предков и казнят не только убийцу, но и всех других рабов убитого господина, за то, что те допустили смерть своего хозяина. Четыреста человек, среди которых были женщины, старики и дети, даже еще грудные, ответят жизнями за смерть старого префекта.

Но это в будущем. А сейчас претор добродушно веселился. Насмеявшись вволю, он вновь заговорил:

— И вновь наследство Веция осталось без хозяина. Тут уж пришлось вмешаться мне. Я потребовал себе завещание покойного и стал изучать его. Так мне приносят сразу два завещания — последнее, составленное полгода назад и первое — двухлетней давности. В последнем ясно сказано, что все остается Титу Вецию. Но Тит мертв, бедняга. Смотрим в первое. Там по возрастанию целых четыре наследника: Тит Веций, сын Гая, Люций Петроний Леонид, сводный брат, и два дальних родственника: некий Понтий Агриппа из Сицилии и ты, Марк Клодий Эллиан. Легат тоже мертв. А Пантий Агриппа, мы сделали прямой запрос, и позавчера пришел ответ. Гай Понтий Агриппа также скончался ровно десять месяцев назад от сильного приступа астмы. Третий наследник тоже исчезает. А мы знаем, ты, Клодий отсутствуешь в Риме и несешь службу в Британии. Делаем туда вызов для получения наследства, и собираемся ждать. Прошел бы месяц, и все досталось бы цезарю. Но тут два дня назад мне приносят списки офицеров с просьбой отметить в отпускном документе разрешение на побывку, и я вижу среди десятков имен твое. И вот я здесь в полной уверенности, что обрел новых друзей.

Клодий и Бебия несколько секунд стояли не двигаясь, потом бросились благодарить претора за его старание и помощь в этом деле.

Так в одночасье Марк Клодий Эллиан, простой офицер из британского легиона стал сказочным богачом. Событие это он отметил шумным застольем, пригласив старых доармейских друзей. Гуляли почти до утра. А на следующий день, взяв с собой мать, наследник поехал на Палатин — этот шумящий центр города, чтобы взять в руки власть над домом. Претор Педаний Секунд, естественно, тоже был там. Дом оказался почти таким же, какой был у Поппеи Сабины. Увидев его, Клодий сразу вспомнил свою давнюю любовь.

Голову факелом обожгла мысль, что он, Марк Клодий Эллиан, теперь равен своим материальным положением с той, которая так жестоко отвергла его несколько лет назад. Сжав кулаки, Клодий поклялся сам себе, что когда кончится отпуск, он поедет в Британию женатым человеком.

С такими мыслями ходил он, и ни о чем другом, кроме своей будущей встречи с Поппеей не думал. Он даже не слушал то, что ему рассказывает болтливый претор. Зато Бебия глаз не спускала с Секунда.

— Да, именно сюда привезли тело Леонида, — рассказывал тот. — Этот дом стал его последним приютом. Бедный легат. Он так и не стал владельцем этих чудесных покоев. Его рабы и рабыни тоже сейчас находятся тут.

По идее их полагалось бы наказать за то, что они не уберегли господина. Но ведь это даже не назовешь убийством. Легат сам умер. Никаких родственников на его похоронах не было. Зато я был там и еще семь сенаторов пришли почтить память героя. Император прислал соболезнование. А я приготовил речь о деяниях покойного. Всем она понравилась. Если захотите, я могу вам прислать ее текст.

За этим рассказом претор успевал все показать и обо всем точно свериться со списком описи имущества. Сам, величайший богач, он очень хорошо относился к себе подобным. К простым же людям отношение его было в корне иным. Но сейчас, когда приближались выборы, и плебсу старался угодить этот пронырливый и ловкий чиновник.

Когда очередь дошла до рабов, находившихся в доме, претор совсем оживился. Но Клодий, напротив, был рассеян и задумчив, мало слушал Секунда и постоянно отвлекался, так что претор даже слегка обиделся.

— Теперь мы богаты, мама, — сказал Клодий, когда Педаний Секунд покинул их. — И знаешь, что я теперь сделаю?

И он рассказал Бебии о своем намерении вновь попросить руку Поппеи Сабины младшей. Мать даже руками всплеснула, услыхав от Клодия такую новость. Попыталась отговорить его, но куда там, сын был так охвачен этой идеей, что не слушал никаких доводов.

А тем временем почти весь Рим узнал о появлении нового богача и о наследстве, которое на него свалилось. Весь город только об этом и говорил. И никто уже и не вспоминал о том, какие грозные для государства события происходили совсем недавно в Капуе. Вечный город живет только сегодняшним днем, а не вчерашним и не завтрашним.

В тот же вечер Клодий в сопровождении четырех друзей, а они теперь не покидали его ни на минуту, отправился в дом, где уже раз был отвергнут.

Для такого случая он надел парадный наряд префекта, увешанный великолепно сделанными воинскими регалиями. И во всем блеске, а когда он шел по улице, то даже преторианцы в сравнении с ним выглядели блекло, и отдавали честь молодому офицеру, пошел к дому Сабинов. Толпа любопытных и вездесущих римских ребятишек сопровождала его почти всю дорогу. Держа в руках позолоченный и украшенный перьями шлем, Клодий предстал перед взором Поппеи.

Молодая Сабина удивленно вскинула вверх брови, когда увидела Эллиана и его друзей. Но надменность ни на секунду не покинула ее лица. Так же как и раньше с презрительной усмешкой она заметила:

— Разве сегодня устраивались шествия на Марсовом' поле, что ты вырядился как на парад?

Клодий вспыхнул.

— И это твое приветствие после долгой разлуки? — спросил он.

Столько упрека было в его словах! Но Поппея сделала вид, что ничего не заметила. Она стала приветствовать молодых людей и снова почти не обращала внимания на того, кто ради нее готов был умереть.

Сердце, словно пронзенное мечом, отдалось болью в груди Клодия.

— Неужели ты и сейчас не понимаешь, зачем я пришел к тебе, Поппея, любовь моя? — с солдатской прямотой спросил он.

Как в холодную воду бросился. Поппея резко повернулась к нему, словно только что заметила.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Я пришел просить твоей руки.

— Моей руки?

— Да! Выходи за меня замуж!

Красавица задумалась.

— А несколько лет назад разве я тебе не сказала, что я об этом думаю? — она опять приняла надменный вид.

— Теперь многое изменилось! — горячо стал уверять ее Клодий. — Помнишь, что ты мне говорила?

— Да, я прекрасно помню.

— Ты говорила, что тебе нужны богатство и слава…

— Богатство и власть! — поправила его Поппея.

— Пусть будет так. Первое я готов бросить к твоим ногам?

Римлянка усмехнулась.

— Я не нищенка, — сказала она, — чтобы нагибаться за тем, что бросают мне под ноги.

Клодий растерялся.

— Я совсем не это имел в виду, — пробормотал он. — Зачем ты придираешься к словам?

Он замолчал. Поппея тоже ничего не говорила. Спутники Клодия стояли в растерянности. Они не ожидали такого поворота событий. Наконец Клодий собрался с мыслями и возобновил разговор:

— Ты же все прекрасно понимаешь. Почему же избегаешь прямого разговора, и все время уходишь в сторону?

— А, так ты хочешь, чтобы я была с тобой откровенной? — воскликнула гордячка и обнажила мелкие зубы. — Хорошо, давай поговорим!

В голосе ее послышалось вдруг столько непонятной и необъяснимой злости, что Клодий был изумлен. Нервно прижимал он к груди шлем, словно желая набраться от него стальной твердости. Холодный металл нагрелся от его горячей ладони.

— Откуда столько злобы в тебе? — удивился патриций. — Ты словно ненавидишь меня за что-то!

— Нет. Ненависти у меня к тебе нет. Но и любви тоже.

— Это неправда! — Клодий был вне себя от горя.

— Правда! Ты думал, что если по воле случая ты стал богатым, то сразу же я прибегу к тебе за свадебным венком? Ты глубоко ошибся.