Наконец он двинулся ей навстречу. Триумф и вместе с тем удивление, которые отразились на его лице, заставили ее опустить глаза.

— Ты приехала!

Эти слова прозвучали с такой невыразимой радостью, что она схватила его руки — ей нужно было почувствовать их силу, поддержку.

— Я… приехала.

Он почувствовал ее дрожь, и его пальцы сжали ручку.

— Моя мечта сбылась, сердце мое, жизнь моя, любовь моя! — воскликнул он, и его голос заставил ее затрепетать от невыразимого восторга.

Затем он повернулся к цыганам, которые собрались вокруг, и закричал громким голосом, который, казалось, эхом вернулся к ним из темноты. Сабина не поняла самих его слов, но догадалась, что он только что представил ее своему народу. Раздался громкий гул голосов, и старик с длинной бородой и золотой цепью с драгоценными камнями, которая, как догадалась Сабина, была неотъемлемым атрибутом всех церемоний, вышел вперед, держа в руке нож.

Она заставила себя не дрожать и не кричать, когда он сделал надрез на ее запястье. Брызнула алая кровь, а затем, когда похожий надрез был сделан и на запястье короля, их руки связали — его правую и ее левую — и, пока старик произносил над ними странные слова, их кровь перемешалась.

Когда с этим было покончено, им поднесли огромный глиняный кувшин с вином. Старый цыган протянул его Сабине, она отпила из него, то же сделал и король, и с криком кувшин бросили на землю. Он разлетелся на кусочки. Проворные руки собрали осколки, и Сабине дали подержать один из них.

— Пока мы будем хранить эти кусочки, — тихонько пояснил цыганский король, — наша любовь будет жить.

— Моя никогда не умрет, — прошептала Сабина.

— И моя, — ответил он.

Из другого кувшина на них плеснули воды жестом, который, как догадалась Сабина, должен был очистить их от злых духов. На этом церемония была закончена, их руки развязаны. Все еще держа пальцы Сабины в своих, цыганский король подвел ее туда, где перед огнем стоял импровизированный диван.

Музыка, которая еле слышно звучала с тех пор, как Сабина приехала, теперь разразилась неистовым крещендо. Дюжина танцоров, мужчин и женщин, впрыгнули в открытое пространство перед костром. Они танцевали самозабвенно, и их танец был волнующим и страстным. Остальные раскачивались в ритм всем телом, хлопали в ладоши и пели.

Все это время вино ходило по кругу. Сабина получила свою долю в огромном позолоченном кубке, украшенном драгоценными камнями и таком истертом годами, что нетрудно было догадаться о его древности.

— Первый раз, когда ты оказалась здесь, душа моей души, — сказал цыганский король, — ты сказала мне, что слышала о тех кубках, что племена, подобно моему, хранят многие века. Вот они.

Фрукты, которые поднесли Сабине, лежали на золотых тарелках, странные лакомства, которые были тут же изготовлены на огне, принесли на украшенных драгоценными камнями блюдах, а вино было налито в кувшины и кубки всех форм и размеров, так, что глаза разбегались. И все же, несмотря на танцы, песни и музыку, Сабина не видела и не слышала ничего, кроме мужчины, рядом с которым она сидела. Она знала, что и он смотрит только на нее, его глаза были устремлены на ее лицо, губы, на изящный изгиб белоснежной шеи.

— Жизнь моя, любовь моя, душа моя, — однажды шепнул он, и она затрепетала от глубины страсти в его голосе.

Танцоров стало больше, музыка зазвучала громче. Теперь уже мало кто просто наблюдал, все принимали участие в диком празднестве свадебной церемонии. Языки пламени взметались все выше и выше, в костер подбрасывали все больше и больше дров. Жар был почти невыносим, и Сабина прикрыла глаза рукой.

В этот миг король поднял ее на ноги.

— Пойдем, — сказал он.

Она вопросительно посмотрела на него, но подчинилась. Он повел ее прочь от огня, провел сквозь круг фургонов и направился к деревьям, которые росли позади лагеря.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Туда, где ты и я будем одни, — ответил он, и она затрепетала. — Мои люди будут танцевать до полного изнеможения, — сказал он. — Нет ничего на свете, чего цыгане любили бы больше, чем свадьбу.

Теперь, когда ее глаза привыкли к мягкому свету луны, она ясно видела, куда он ее вел. Деревья были высокие и темные, а земля под ногами песчаная и мягкая. Вокруг пахло смолой и хвоей, и к этому запаху примешивался еще один странный, экзотический аромат, который она никак не могла распознать. Мгновение спустя они вышли на опушку, вокруг которой высились деревья. Кустарник и ветки служили защитной стеной, и Сабина увидела перед собой самую странную спальню, которую она только могла себе представить.

На земле была сооружена огромная кровать, накрытая белой шкурой медведя. На ней лежали атласные и шелковые подушки разных цветов, а большой балдахин из шелка и атласа всевозможных оттенков, который, казалось, был сшит из лоскутков, чудесным образом сливающихся воедино под серебряным светом луны, полностью отгораживал волшебное ложе от внешней стены ветвей и кустарника.

На земле лежал ковер, но потолком было усеянное звездами небо, на котором четко вырисовывались, словно стражи, вершины деревьев. И тут Сабина увидела, что и земля, и кровать, и все до самого кустарника было усыпано лепестками цветов.

Она узнала туберозу, тигровые лилии и сладкий аромат левкоя, но там было еще много других странных и разнообразных ароматов, которых она не знала. Оглядевшись, она повернулась к цыганскому королю и в тот же миг позабыла обо всем, кроме того, что они были наконец наедине.

— Жена моя!

Он произнес эти слова очень тихо, обнял ее и принялся осыпать ее поцелуями так, как обещал. Его губы оставили свой след на ее глазах, щеках, жилке, неистово бьющейся у самого основания шеи, в маленьком углублении на руках и запястьях. Он увлек ее на мягкий покрытый мехом диван. Его руки сняли корону с ее головы, вытащили булавки, которые поддерживали и заковывали в кандалы волосы. Они упали ей на плечи, и он стал осыпать поцелуями и их, зарывшись в них лицом, накинув их, словно вуаль, ей на лицо и через них ища ее губы.

— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя!

Она слышала его голос, страстный, ликующий, восторженный, и чувствовала, что все ее существо вторит ему. Она беззаветно отдалась прикосновению его рук, желанию его губ. Теперь она знала, что это стоило всего того, от чего ей пришлось отречься ради этой любви. Она больше ни о чем не сожалела, не думала о том, от чего отказалась, приехав к нему. Это была жизнь, это была любовь, это было счастье!

Время текло незаметно. Часы шли, а тело Сабины продолжало трепетать и отвечать ему, подобно тому как инструмент трепещет и отвечает на прикосновение пальцев музыканта. Он взглянул на нее и сказал:

— Вот теперь твои глаза — огненные звезды, как я и обещал.

И он снова принялся осыпать ее поцелуями, и она почувствовала, словно сгорает от страсти, которая, казалось, уже поглотила их обоих. Она чувствовала, как его сердце бьется рядом с ее, чувствовала его крепко прижимающееся к ней тело, чувствовала его настойчивые губы. Вдруг он поднялся и посмотрел в небо.

— Что случилось? — спросила она.

— Я люблю тебя, — сказал он. Его голос был очень низкий и взволнованный. — Я люблю тебя, моя прекрасная возлюбленная, так что я попрошу тебя доверять мне и дальше.

— Доверять тебе? — переспросила она.

— Да. Ты не поймешь, что Ъ прошу от тебя, только доверяй мне, как доверяла мне до сих пор. Достаточно ли ты меня любишь для этого?

— Ты же знаешь, что да, — ответила она. — Ты же знаешь, что я люблю тебя так сильно, что позабыла в мире все, кроме тебя.

— Именно о таком ответе я и молился, — ответил он. — А теперь, дорогая моя, любовь моя, моя драгоценная жена, я отправлю тебя назад.

Мгновение Сабина думала, что неправильно его поняла.

— Отправишь меня… назад… но куда? — спросила она голосом, который едва походил на ее собственный.

— На виллу, — ответил он. — Никто не узнает, что ты была здесь, — но я хочу, чтобы ты мне доверяла. Все будет хорошо, я обещаю.

— Как… но… я не понимаю, — пролепетала Сабина. Она откинула волосы со лба, но он обнял ее, и снова его губы завладели ей.

— Я люблю тебя, — сказал он. — И это все, что тебе надо помнить. Я люблю тебя.

Он отпустил ее и, протянув руку, налил бокал вина из позолоченного кувшина, который стоял рядом с кроватью.

— Выпей, — тихо сказал он.

— Прошу тебя, объясни… ты должен объяснить. Я все пойму, — сказала Сабина.

— Сперва выпей, — настаивал он.

Она была так поглощена собственными мыслями, что покорно сделала как он велел. Только когда она проглотила последние капли вина в бокале, она поняла, что в нем было снотворное. Внезапная вялость окутала ее. Она было попыталась заговорить, попыталась спросить его, что он ей дал, но он обнял ее, и его губы вновь не дали ей вымолвить ни слова.

Несмотря ни на что — ни на ее внезапные сомнения, ни на безотчетный страх, который охватил ее, ни на облако, которое неумолимо опускалось на ее разум, затуманивая его, — она чувствовала, что все еще трепещет от прикосновения его губ. Постепенно она стала погружаться глубоко во мрак, откуда ей, казалось, не было возврата…

Глава 12

Сабина очнулась от глубокого забытья. Она слов — но продиралась сквозь густой туман. Сперва медленно, но неумолимо вернулось сознание Того, что она это она, но еще долгое время больше ни одна мысль, ни одно чувство не беспокоили ее. Она знала одно: ее существо подобно зерну растения, закопанного глубоко под землей, и она упорно пробивается к солнцу.

Медленно, почти незаметно туман рассеивался. К сознанию прибавилась память. Воспоминания, словно внезапный пронизывающий темноту свет, ударили ее в самое сердце и пронзили ее душу.

Она открыла глаза. Она была в спальне с белыми стенами, которую занимала с тех пор, как приехала на виллу «Мимоза». Мгновение она не могла поверить в то, что это правда. Она закрыла глаза: только бы не видеть это оправленное в золото зеркало, картины на стене, мягкие занавески из камчатного полотна цвета персика. Ей захотелось кричать от боли.

— Где он? Где он?

Она снова открыла глаза. Ей показалось, что золотое сияние комнаты — самая глубокая и мрачная темница какого-то неприступного замка, гнетущее чувство охватило ее. Это сон или реальность?

К своему удивлению, Сабина обнаружила, что ее теле завернуто в шаль. Огромную, одноцветную шаль из бархатистой шерсти. Ее руки прижаты к бокам, и, когда ей наконец удалось из нее выпутаться, она увидела, что ее вышитая золотом юбка и черный бархатный корсаж исчезли. На ней были только белая блуза с разноцветной вышивкой и пышные шелковые нижние юбки, которые шелестели при каждом движении.

Кто-то снял с нее туфли — возможно, заботясь о ее удобстве. Но ничто не могло утешить Сабину в этот момент. Она взглянула на яркие нижние юбки и прикоснулась к ним. Нет, они были настоящие. С едва слышным стоном глубокого и неподдельного страдания, который, казалось, исходил из самой глубины ее сердца, она бросилась на подушку и зарылась в нее лицом, словно пытаясь заглушить воспоминания о прошлой ночи. Но тщетно.

Она снова пережила ту удивительную церемонию в свете танцующих языков пламени, и ее губы нашли надрез на запястье. Он все еще немного причинял боль, и когда она прижалась к нему губами, она почувствовала слабый привкус крови — его крови и… ее!

Они поженились, поженились в тот миг, когда их кровь смешалась, и она, как его жена, ушла с ним в темноту в ту удивительно прекрасную спальню под защитой высоких сосен.

Трепеща, словно она снова слушала неистовую каденцию цыганской музыки, она вспомнила те моменты, когда лежала на белой шкуре медведя, он обнимал ее и его губы искали ее. Она и не верила в то, что на свете может существовать подобное счастье, не знала, что ее тело может испытать такой восторг и блаженство. Все ее существо жаждало прикосновения его сильных рук и губ, неистовых поцелуев на глазах и волосах и внезапную, неожиданную нежность.

Она принадлежала ему, она отдала себя ему — тело и душу. Но он так и не овладел ею. Боль и страдание нахлынули на Сабину с новой силой. Почему он не взял ее, когда их желание друг друга поднялось выше звезд и они знали, что духовно были едины? — не уставала спрашивать себя Сабина.

Почему, почему он это сделал? И главное, почему он отослал ее назад? Она подумала, еще крепче уткнувшись лицом в подушку, что достигла самых глубин унижения.

Он завоевал ее, но счел, что добыча не стоит того, чтобы ее взять. Она предложила себя и ее отвергли! Но сквозь мрачные глубины ее горя она вдруг услышала его голос. «Доверяй мне, — сказал он. — Только доверяй мне».

Что бы это могло значить? Доверять ему что и ради чего? Она пришла к нему, она бросила все ради него. Она была готова лишиться любви и уважения своей семьи, она сочла, что сможет легко отречься от золотой клетки, которую предлагал ей Артур. Она хотела одного — любить и быть любимой.