Ксюша Левина - Королевская няня

А я, Феня-Фру и Иван в гробовой тишине ехали в больницу.

Франсуаза Ивановна не плакала, она молча лежала на кушетке в скорой помощи. С одной стороны от неё сидел Иван, держа за руку, с другой я — боясь даже подумать о том, что произошло.

Фельдшер смотрела на нас, как на убийц.

— Почему она не плачет? — вдруг спросила я. И фельдшер уставилась на меня как на сумасшедшую.

— Болевой шок, — проворчала она.

Почему на меня так хмуро смотрят, я поняла не сразу. Разбитый нос… есть шанс, что нас приняли за одну из тех ужасных семей. Отец при деньгах бьёт жену и натравливает на дочку собак.

Из глаз побежали слёзы.

— Лиза, — Иван покачал головой из стороны в сторону, а я пожала плечами. — Вы вините себя?

— Купите Максу щенка… Или велите отдать ему Муху. Я не в силах убедить его… что…

— Тише, потерпите, пока не приедем, потом можете плакать хоть трое суток.

Я кивнула и мигом успокоилась. Мне дали возможность поплакать позже.

Помимо Мухи в клетке была и Мухина мать, Герда. Герда, решившая, что незнакомая девочка желает зла, размахивая перед Мухой чем-то подозрительным.

Задачей Фени было приманить Муху, вывести её из вольера и спрятать в детской. Муха бросилась за едой и зацепилась ошейником за только что снятый навесной замок. Заскулила. И Герда бросилась на защиту, схватив Феню за руку.

Когда Иван прибежал, Муха уже доедала добытую матерью сосиску. А Герда отошла в сторону, не то что-то осознав, не то получив то, что хотела. Материнская забота во всей красе.

— Как же вы так уследили-то, следаки? — не сдержалась фельдшер, а Иван на неё посмотрел так грозно, что даже я заволновалась.

— Мы ответим. Но перед Фру.

— Имя-то какое… назовут, тоже мне, — и фельдшер отвернулась, махнув на нас рукой как на пропащую семью.

Скорая остановилась перед больницей, и когда Феню уже увезли в палату, а нас оставили одних в коридоре, Иван взял меня за плечи и сказал: «Можно».

А я разревелась так, как, кажется, не плакала с детства.

— Феня… почему Феня Фру… — выдавила я.

— А как же её зовут? Франсуаза — Фру.

— Как лошадь Вронского?

— Да, — Иван оторвал мою голову от своего плеча, будто это требовало невероятных усилий, потому что я вросла в него как дерево в почву. — А по вашему она Феня? Как офенское наречие?

— Да, — усмехнулась я.

— Вы в ужасе? Вы не виноваты. Идёмте, сядем у палаты.

И он чуть ли не потащил меня за собой.

Мы сели на неудобные кресла, и как-то естественно вышло нам срастись руками, обнять друг друга и молчать. Я уже не плакала.

— Мне должно быть стыдно? — в какой-то момент спросила я, и Иван крепче меня обнял.

— Нет. А мне?

— Нет.

— Кто виноват?

— Никто.

— Верно. Вот так и будем думать. А потом купим Максу собаку, Фруше большую порцию вредной еды, а Элле печатную машинку.

— Кто такая Элла? — нисколько не сомневаясь, что речь о Микелле, спросила я.

— По вашему она…

— ...Мика.

— Как певец?

— Как девочка из страны Оз?

Мы продолжили сидеть в молчании. Ещё немного тишины. Больница будто вымерла, и от этого становилось страшнее, поэтому я продолжила говорить.

— Зачем машинка? Стихи?

— Да. Она мне сказала, что хочет машинку.

— Да… поняла.

И снова тишина. И не то что бы вопросов нет, чтобы задать. Куча. Но всякий раз, как мы погружались в эти тягучие паузы, становилось и мучительно хорошо, и столь же мучительно больно.

— Не верится… близнецы… как им объяснить? Если купить собаку или отдать Муху, решат, что им всё можно, — шепнула я, противореча собственным словам, сказанным ранее.

— Я не знаю, какое решение верно. Если бы мы могли спросить у их матери, мы бы это сделали, но увы, это не в наших силах, верно?

Оксана… да, её тут нет.

— Почему она не с нами? — я отстранилась от Ивана, почувствовав жгучий стыд.

Я тут разыгрываю чью-то жену, а там Оксана изводит себя.

— Всё время задаю себе этот вопрос, — пожал плечами Иван, будто поняв, что я имела ввиду отстраняясь.

— Королёвы? — позвал врач, выходя из палаты. — Швы наложили, жить будет. На перевязки дважды в день, инструкции, когда швы снимем. Повязки не мочить, остальное расскажет сестра.

И ушёл. Мне захотелось разбежаться и повиснуть на его спине, чтобы услышать ещё хоть что-то, но вместо этого я пошла к Фене, которая махала нам перебинтованной рукой.

— Ну что, Фруша, жива? — весело спросил Иван.

— Жива, — ответила она. — Я эт… больше не пойду, куда близнецы попросят!

— Очень правильно. И никогда не ходи к собакам, которых не знаешь! Никогда! — потребовала я. — Даже если тебе уже будет двадцать и попросит Макс! Поняла? Иди ко мне!

— И ты со мной пойдёшь? — она поиграла бровями, совсем как взрослая.

— Нет. Надаю Максу по мягкому месту, — я села на край её кровати и взяла за здоровую руку.

— Даже если ему будет уже двадцать? — ахнула Феня и не смогла сдержать смех.

— Даже если двадцать…

— Расскажу Максу, что мама ему надаёт, да, пап? — она обернулась к Ивану, а я чуть было не замахала перед её лицом руками, желая привлечь внимание.

Она назвала меня мамой. Опять.

Феня-Фру делала это с упорством Даши-путешественницы, ищущей карту.

А Иван будто и не обратил внимание.

Оксаны на них нет!

На крыльцо мы вышли, когда уже стемнело. Вечер был тёплым, воздушным, как парное молоко. И от этого мы все втроём ненадолго замерли на крыльце, чтобы просто постоять, купаясь в нежных касаниях летнего ветерка.

Феня-Фру даже зажмурилась и шумно глубоко вдохнула.

— Хорошо-о-о-о, — довольно протянула она.

Мы рассмеялись и как-то синхронно сели перед Феней на корточки.

— Чего хочешь, Фру? — спросил Иван и взял её за обе руки. Из плотной повязки торчала только кисть, зубы Герды прошлись по предплечью.

— Хочу вредной еды… — мечтательно вздохнула Феня, будто это самое невыполнимое на свете желание, а мы два Джина, что вот-вот откажут.

— Феня, а может лучше безопасное, но весёлое развлечение? — спросила я, отнимая у Ивана здоровую, не забинтованную руку Фени.

— Да, Фру, как насчёт чего-то вроде…

— Я слышала, как ты сказал в коридоре: «Куплю Фруше вредной еды!» Я слышала! — она высвободилась из нашей хватки и упёрла руки в бока.

— Фе-еня, уже поздно. Было бы хотя бы шесть вечера, но уже почти ночь… Нельзя есть на ночь вредное. Может, завтра?

— Да, Фру. На ночь бургеры не едят.

— Фень, мы непременно купим…

— Я Франсуаза! — наконец перебила она и топнула ногой. — И я хочу в «Бургер Кинг»!

Мы ехали на такси, потому что сюда добирались на скорой, и молчали. Феня была довольная, счастливая. Платье в грязи, даже пятно крови имелось. Ужасная повязка, косички не спасти переплетением, но зато едем в «ресторан» и закажем там самый царский ужин. Зная Феню — это будет грандиозно.

Страсть девочки к фаст-фуду была необъяснимой и пагубной. Никто из детей такого не ел, все относились к бургерам сносно и даже с некоторым пренебрежением. Мика предпочитала модную вегетарианскую еду. Близнецы ели за троих, и желательно домашнее и жирное. А Феня… стрипсы, бургеры, шаурма, картофель-фри, хот-доги, наггетсы. Что угодно, лишь бы жареное, вредное, солёное и с соусами. Она могла уничтожить в одну каску целое ведро из KFC самого большого размера и потом запить это колой, даже не пикнув, что объелась.

В выборе заведений Франсуаза Ивановна была гурманом. Знала что и где вкуснее. Любой фут-корд — проклятие, потому что картошку нужно брать вон там, наггетсы вот тут, а соусы вкуснеев в этом месте. И сама же шла и заказывала, стоя в километровых очередях за стрипсами от полковника Сандерса. До стойки даже не доставала, а всё равно стояла.

— Ей же всё это нельзя? — спросил Иван, глядя на Феню, с серьёзным лицом изучающую меню «Бургер Кинга».

— Совершенно точно нельзя.

— Как часто она это ест?

— Так редко, как я могу. Но если её везёт водитель куда-то, она приступает к шантажу. Даша и Ванесса вообще не в состоянии справиться.

— А Оксана?

— Никогда не приходило в голову спросить Оксану, как и что ест при ней Феня, — улыбнулась я, а Иван так странно кивнул, будто я не говорила очевидных вещей, а он вовсе не задавал странных вопросов.

— Мы возьмём вот это, — подбежала к нам Феня с бумажным листом-меню. Она ткнула пальцем в огромное комбо и с важным видом кивнула. — Лучше нам не найти.

— Как скажешь, — вздохнул Иван и оставил нас.

— О чём болтали? — тут же набросилась Феня.

— Да так, о тебе и твоей любви к фаст-фуду, а что?

— Я тебя мамой назвала, — заявила Феня, будто сделала выпад и ждала какой-то особенной реакции.

Я осторожно кивнула.

— И? — уточнила она, вздёрнув бровь.

— Что «и»?

— Что скажешь? — она наседала снова. Я даже напряглась. Как тут корректно что-то объяснить ребёнку?

— Что я могу сказать? У тебя уже есть мама, Феня. И это не я.

— Что за глупости? С чего ты взяла, что у меня есть мама? — фыркнула Феня и закатила глаза, копируя Мику.

— Что ты имеешь в виду? — тут как сапёру перед миной: главное не облажаться.

Феня уставилась на меня огромными глазами, такими возмущёнными, что становилось попросту жутко. Будто она знает что-то, чего не знаю я, и это «что-то» настолько важно, что нельзя просто закрыть глаза и пойти дальше.

— Феня? — позвала я.

— Ты просто не хочешь, да? — обиженно шепнула она.

— Да что не хочу? — у меня уже в горле щипало, будто сама вот вот расплачусь.

— Это вы близнецам можете дурить… голову, — будто в попытке отдышаться, с долгими остановками проговорила она.

— А мне не надо! Я не глупая! И Мика не глупая!

Иван застал нас вот так. В напряжении таком сильном, что можно было потрогать его пальцем. Он стоял и смотрел на нас какое-то время, а потом просто молча сел рядом, положив в центр стола чек с номером заказа.

— Можно я сама заберу? — спросила ангельским голосочком Феня, Иван кивнул, и она сорвалась с места, хоть на экране был огромный список заказов, и наш явно не в первой десятке.

— О чём говорили?

— Ну вы точно родственники, — я отвернулась, чтобы перевести дух, и пристально посмотрела на маленькую фигурку Фени у стойки выдачи заказов.

— Почему она сказала, что им, детям, дурят голову?

— О чём речь? О деде Морозе? Или о вреде фаст-фуда?

— Нет. О том, что у неё есть мама. Да, Оксана не идеальна, но она есть. Это факт. Она делает всё, что может, а что не может — позволяет делать другим. Она не занимается самодурством, не запрещает составлять свои планы занятий, не даёт нам каких-то сумасшедших инструкций. Она просто женщина, обычная. Не обладательница Нобелевки, трёх высших или пары золотых медалей. Но она очень добрая… Очень.

— Вы о чём? — с тем же недоумением, что и Феня, поинтересовался Иван. Ему будто мои слова не нравились.

Вот уж нате. Эти двое явно со мной не могли согласиться, а вкладывать в чужие головы свои мысли — идея не блестящая.

— Ни о чём, — я покачала головой, а Иван не отвёл от меня взгляд. Ну и ладно.

Не нравится им Оксана — их проблемы.

Даже противно стало. Эта женщина ему четверых родила, а он её будто ни во что не ставит. И дети туда же.

И дома не появляется, тоже мне отец. Зато за ужин расплатиться — пожалуйста!

Я должна всех этих людей как-то свести… Сблизить. Оксану, Ивана, детей. Это всё не дело. И то, как он на меня смотрит сейчас — тоже!

Дмитрий спал, прислонившись спиной к софе, сидя прямо на полу в детской гостиной. Близнецы лежали тут же, рядом, свернувшись, как два котёнка и устроив головы на его коленях. Я засмотрелась ненадолго, пока ждала появления Ивана, а потом обернулась к нему и умилилась во второй раз.

Иван шёл по коридору со спящей Феней на руках и делал это очень осторожно, даже скинул туфли, чтобы не стучать подошвами.

— Нужно всех уложить, — шепнула я.

Иван кивнул, смерив Дмитрия странным, недобрым взглядом. Уложил Феню и вернулся за Максом.

— Дмитрий, — позвала я, потрепав его по щеке.

Будить мужчин теперь было страшновато, того и гляди прилетит в нос, но вместо этого данный экземпляр потянулся за моей ладонью и медленно открыл глаза. У него была такая тёмная радужка, что казалась совсем чёрной, прямо-таки завораживающей.