Пока они, подбоченившись, кружили в танце, Росс не отрываясь смотрел на Кейт, но она глядела в сторону, явно раздосадованная.

— Простите, я сказал глупость, — наконец произнес он. — Но вы заговариваете мне зубы, миледи. Почему бы вам не признать, что вы приходили…

— Тише, — сказала Кейт, пугливо озираясь по сторонам. — Готовьтесь лучше петь, сейчас настанет наш черед.

Она оказалась права: уже в следующий миг они должны были перечислить все девять новогодних подарков, один затейливее другого, которые коробейник доставал из мешка. Кейт боялась, что всю эту ношу ей придется взять на себя, но она заблуждалась: хорошо поставленный баритон Росса тотчас пришел ей на помощь. Не сбиваясь со счета, он грациозно двигался по кругу, разворачивался в нужные моменты, брал ее за руку и обходил, пропуская других вперед.

Кейт не хотелось расставаться с ним даже по такой необходимости. Петляя между парами, она продолжала следить за Россом взглядом. Оказываясь рядом с ним, мужчины, казалось, сбавляли темп, как будто боялись наступить ему на ногу, а женщины улыбались и слишком уж охотно протягивали руки. Росс, правда, ничего не замечал. С каменным лицом он менял партнерш одну за другой, пока вновь не приблизился к Кейт.

— Рана уже не болит? — участливо поинтересовалась она, когда они раскланялись и продолжили кружение. — Может, вам лучше посидеть?

— И разомкнуть круг? И не подумаю.

Дышал он не чаще, чем она, и улыбался так же приветливо, как в самом начале. Даже будучи раненым, он все равно оказался гораздо сильнее, чем она думала. Еще денек-другой — и никто не догадается, что его жизнь висела на волоске.

— Вы приходили ко мне, признайтесь же.

Требование сие Кейт услышала, стоя к нему спиной, когда он кругом обходил ее. Какой неугомонный нрав! Этот человек добьется своего любой ценой.

— Хорошо! — воскликнула она, косясь на соседей. — Приходила. И что с того?

— Но зачем было это отрицать? Вам было бы приятней, если бы я думал, будто вы мне приснились?

— Мне нельзя было этого делать, — сквозь зубы процедила Кейт. — Если кто-то узнает…

— Вы пошли на серьезный риск.

— Поверьте, я и сама это знаю. — Она готова была метать громы и молнии, вспоминая, как кралась по холодным коридорам в халате Гвинн, с толстым крестьянским платком на голове. Во время этих ночных вылазок Кейт не раз приходилось прятаться от знакомых в кладовой, дверных проемах и темных углах.

— И зачем было подвергать себя опасности?

— Вы ради меня пошли и на большее. И пострадали тоже больше.

— Но на мою будущность это никак не могло повлиять.

— Да? — язвительно спросила Кейт. — А мне казалось, смерть существенным образом влияет на будущность человека.

— А может, моя жизнь подчинена лишь одной цели: не подпустить к вам мерзкого Трилборна? — с хитрой улыбкой предположил Росс.

— Генриху уже надоели аристократические свары. Каждый смутьян считает себя ровней королю. Отныне его величество не потерпит дуэлей при дворе — кроме тех, которые он одобрил лично.

— Я не имею намерения сражаться на дуэли. Если меня, конечно, к этому не вынудят.

Что он имел в виду? Неужели?..

— Вы больше ничего не хотите мне сказать? — с тревогой в голосе спросила Кейт.

— Понимаете… Эту дилемму с легкостью разрешил бы ваш муж, который, во-первых, угоден королю, а во-вторых, будет хорошо с вами обращаться. И не забывайте о другом преимуществе: этому мужу было бы очень приятно увести невесту у Трилборна! В совокупности…

— Вы же поклялись, что не дадите своего согласия! — напомнила она полушепотом. — Если вы хотите таким образом отблагодарить меня за то, что я вас излечила, то сожалею, что вообще пошла на это!

— Сожалеете?

Конечно, ничего подобного у нее и в мыслях не было. Лежа на кровати без сознания, Шотландец являл собой образчик мужской красоты. Кейт виновато, украдкой пробегала прохладной тряпочкой по его широкой мускулистой груди, по плечам, по крепким вытянутым бедрам. А если она и приподнимала уголок простыни, когда Гвинн стояла к ним спиной, то кто мог об этом знать? Разве что сам Росс. Неужели ему известно, как обмерло ее сердце, когда она получила возможность убедиться в щедрости природы?

— Я же не знал тогда, что вы в опасности.

— А еще вы не знали, что с помощью меня сможете насолить заклятому врагу.

— А вы бы предпочли выйти за него? Если вы мне откажете, такой вариант не исключен. Если вы вырветесь из этого замка, Генриху придется отдать вашу долю земель монастырю, а он, по-моему, совсем не хочет так ими распорядиться.

От ужаса в горле у Кейт встал ком.

— Вы же знаете, что это не так.

— Значит, вы боитесь, что я погибну? Старуха с косой рано или поздно наведывается ко всем. А мы, между тем, делаем все, что можем.

— Но разве вы не понимаете, что Трилборн может вас убить? Месть и предательство — они всегда где-то рядом, только дай им знак. И если вы бросите вызов проклятию, они вас настигнут.

— Они могут настичь меня, даже если я буду чтить ваше проклятие, как слово Божие. Не лучше ли попытаться успеть насладиться жизнью?

— Но вы не можете!

— Не могу?

Его глаза выражали какую-то неведомую силу. Но Кейт все-таки не отвела взгляда.

— Нет… Никогда.

— Ну ладно, — сказал Росс, улыбнувшись одними губами. — Как вам будет угодно.

— Пообещайте, что не отступите от своего слова.

— Довольно, миледи, прошу вас. — Он покачал головой. — Нам снова пора петь.

* * *

Рождественское полено было такой ширины, что четверо не смогли бы его обхватить. В конце концов, оно должно было непрерывно гореть целых двенадцать праздничных дней. Вот только, когда оно горело, в главной зале становилось невыносимо жарко. Когда Кейт с сестрой отправились переодеваться к полуночной мессе, Росс вышел на улицу. Окна Гринвичского дворца выходили на Темзу и судоверфь, что покоилась в углублении в излучине реки. Днем отсюда открывался весьма живописный вид, но ночью рассмотреть было возможно лишь сверкающие огоньки фонарей, похожие на булавочные головки из чистого золота. У берега река была спокойной, и корабли проплывали тут крайне редко.

Росс спустился по проторенной дорожке, петлявшей среди голых конских каштанов, иной раз прижимавшейся к каменной стене и кончавшейся у самой кромки воды. Река словно звала его своим тихим плеском. К нему тут же беззвучно приблизилась пара черных лебедей, практически невидимая в ночи: только в глазах их отражалось зарево от спящего замка. Росс присел на корточки и протянул птицам ладонь, но те, заметив, что корма на ней не было, сразу уплыли прочь. Он улыбнулся.

Стало немного теплее, но воздух все равно сохранял прохладу и влажность. Ветерок, овевавший его разгоряченное лицо, был настолько свеж, что Росс не обращал внимания на запахи гнилых водорослей, испражнений и ила, которые ветерок нес с собой. Нарвав у берега сухого камыша, Росс смастерил простенькую флейту и сыграл на ней мелодию, которая нередко провожала в бой мужчин в килтах, с тяжелыми орудиями на плечах.

Не прошло еще и двух часов, как Росс поужинал, а ему уже снова хотелось есть. И этот волчий аппетит, вероятно, не пройдет, пока он окончательно не выздоровеет. Завтра во дворце закатят пир — разумеется, на деньги Генриха. Вепря, убитого Россом в Новом лесу, тоже наверняка подадут на стол. После того как зверя выволокли из леса и перевезли во дворец на телеге, его мясо, наверное, просаливалось где-то в подземелье. Россу не терпелось его отведать.

Клыки вепря он сохранил на память. Когда-нибудь они украсят стену его дома, когда отец отправится в лучший мир. Они будут напоминать о волшебной, пусть и нелегкой ночи.

А этот вечер песен и плясок, а также взглядов на Кейт, освещенную огнем рождественского камина, он запомнит и без напоминаний. На долгие годы. Возможно, навсегда.

Господи, до чего же она красива, храбра и чистосердечна! Одна на миллион.

Но предназначена, увы, не ему. Если он будет достаточно часто это повторять, то сам рано или поздно в это поверит.

Разумеется, Росс сочувствовал леди Кэтрин, как и любой на его месте. Сочувствие, и только… Он не виноват, что она заблудилась в лесу и оказалась под его защитой. А с этим скользким типом, Трилборном, пускай разбирается Генрих, хотя Росс понимал, что его врагу было бы приятно отбить у него возлюбленную. Даже если раньше она не нравилась графу, теперь он пополнил и без того тесные ряды ее воздыхателей. Так уж он устроен.

Над неподвижной поверхностью воды раздался какой-то глухой шлепок, а следом за ним — непонятный треск. Кто-то шепотом выругался. Росс поднял голову и, прищурившись, окинул реку взглядом.

Прямо за сухими камышами, подарившими ему музыкальный инструмент, плыла по течению лодка. Она направлялась к дворцу. Если бы оттуда доносились хоть какие-то звуки, Росс решил бы, что это один из придворных возвращается домой из места, где гостей развлекают по-настоящему, а не рождественской пантомимой. Но гребцы были облачены в плащи и широкополые шляпы, а весла их рассекали воду совершенно бесшумно.

Росс пригнулся к земле привычным движением опытного похитителя скота. Лодка пришвартовалась гораздо выше каменной пристани, к которой обычно причаливали обитатели дворца. Двое мужчин спрыгнули на берег и проворно засеменили вдоль внешней стены. Они остановились у ржавых ворот, через которые с кухни обычно выносили помои. Створки открылись, и оба исчезли внутри.

Когда за ними закрывали дверь, ее, видимо, заело. Мужчина, остававшийся на причале, подошел, чтобы подтолкнуть ее, и его силуэт озарило светом — особенно ярко горели ряды серебряных цепей и кайма на черной тунике. Росс наблюдал за знакомыми движениями, и волосы у него на затылке становились дыбом.

Не сойти ему с этого места, да это же Трилборн!

Трилборн впустил новоприбывших в замок, но зачем, оставалось только догадываться. Впрочем, Росс был уверен, что затевали они что-то недоброе.

Он встал и, отряхнув килт, продолжил наблюдение. Сверху на стену взобрался стражник, но он находился слишком далеко, чтобы представлять какую-либо угрозу. С беспечным видом человека, который вышел на улицу, повинуясь зову природы, а теперь возвращался, Росс, насвистывая веселый мотивчик, зашагал к черному ходу.

Едва завидев его, стражники вытянулись в струнку. Где их носило еще несколько секунд назад, было непонятно, но сейчас они доблестно несли караул. Стражники впустили Шотландца без лишних вопросов: не так уж много придворных носили килт. А может, им просто в голову не могло прийти, что через такие невзрачные ворота может войти чужак.

Затаившись, Росс прислушался, но не услышал ничего, кроме звяканья посуды: это повара Генриха готовились к завтрашнему пиршеству на тысячи персон.

Не успел Шотландец сделать и пару шагов, как в королевской часовне забил колокол. Полночь, сбор к заутрене. Начиналась первая из многочисленных рождественских служб, которой никто не смел пренебрегать. Все как один отправятся в часовню, преклонят колени и будут молиться, с ликованием встречая благую весть. Если Трилборн задумал провести в замке тайную встречу, то лучшего времени он выбрать не мог.

Коридор, выложенный неотесанным брусом, вмиг наполнился торопливыми слугами. Пойдя вместе со всеми, Росс очутился в общих смежных покоях, где толпились оруженосцы, менестрели, стражники, лорды с женами и монашки. Он продолжал двигаться вперед, энергично работая локтями и стараясь прикрывать ноющую рану.

Снова Трилборна он заприметил уже в холле — квадратной комнате, где паркет визгливо скрипел от каждого шага, а гобелены колыхались от постоянных сквозняков. Троица злоумышленников во главе с Трилборном отделилась от общего потока и прошмыгнула в соседнюю комнату. Оттуда можно было войти в несколько кабинетов. Росс проследовал за Трилборном и его спутниками, стараясь не попадать в их поле зрения и не сводить глаз с серебряного блеска цепочек. Вплотную он приблизился только тогда, когда они исчезли за дверью в конце анфилады.

Его опередил какой-то человек, лицо которого скрывал черный капюшон. Человек проскользнул впереди Шотландца и успел придержать увесистую дверь, прежде чем та захлопнулась. Лица таинственного человека Росс не видел, но под капюшоном явно скрывался массивный головной убор, и потому он предположил, что это женщина. Пятно света, отброшенное горящим на треноге фитильком, выхватило вышивку на бархатном плаще. Это был символ вдовствующей королевы, Елизаветы Вудвил, жены покойного Эдуарда Четвертого и тещи Генриха.

Поговаривали, что Елизавета Вудвил презирала своего зятя, называла его узурпатором и плебеем, унаследовавшим голубую кровь только от матери, да и то совсем немного. В чем-то она была права: линия Генриха шла от третьего сына Эдуарда Третьего, Джона Гонта, и его любовницы Кэтрин Суинфорд. Джон Гонт женился на Кэтрин, когда ему это позволили, и их потомки были признаны законнорожденными высочайшим королевским указом, но с точки зрения Йорков все это не имело никакого значения. Взойти на престол Генриху помогло лишь устранение прочих претендентов из рода Ланкастеров во время междоусобицы, которую назвали войной Алой и Белой розы.