- Если девочка мне понравится, я и сама подберу ей мужа, - провозгласила ее величество, поднимаясь. - Вам незачем беспокоиться. Приведите ее ко мне.

Королева направилась к двери в глубине кабинета, которая вела в спальню.

Сэр Фрэнсис поспешно вскочил.

- Это все, господин секретарь?

- Еще пара вопросов, мадам.

Уолсингем прижал к груди бумаги и направился следом.

Елизавета вошла в просторную комнату. Возле одной из стен стоял клавесин, в камине ярко горел огонь. За толстыми каменными стенами старинного замка даже летом властвовал холод.

- Говорите, - приказала она и села за инструмент.

- Мадам, хотел бы вновь посоветовать как можно решительнее действовать в отношении вашей кузины. - Сэр Фрэнсис положил бумаги на клавесин. - Это письма Марии Стюарт в Париж, Томасу Моргану, в которых она спрашивает, на какую именно поддержку со стороны короля Франции может рассчитывать и какую численность войска он готов гарантировать для вторжения.

Елизавета решительно сжала губы.

- Я уже говорила, господин секретарь, что больше не предприму против кузины ни единого шага. Я отобрала у нее трон, но, честно говоря, не верю, что таким, образом можно развенчать королеву, хотя сэр Эмиас считает иначе. Письма, которые вы принесли, не в состоянии показать ничего нового и более страшного, чем прежде. Кузину тщательно охраняют; заключение уже далеко не так приятно, как раньше, да и сэр Эмиас Полит не допускает никаких послаблений. - Королева пробежала пальцами по клавишам. - Ваши мрачные предсказания утомили.

Сэр Фрэнсис выбрал из стопки один листок.

- Если вы, ваше величество, соизволите прочитать вот это, то сразу согласитесь с необходимостью немедленных действий. Ради всего святого, мадам, не поддавайтесь слабости и не откладывайте далее излечение своего больного государства. Необходимо срочно вырвать заразу с корнем, методично и безжалостно.

- О, катитесь ко всем чертям вместе со своими заразами и корнями! - Елизавета порывисто вскочила. - Я полновластная хозяйка этого государства и в состоянии сама решить, что пойдет во благо подданным, а что нанесет вред.

Она в сердцах швырнула веер, и вельможе пришлось сделать шаг в сторону.

Впрочем, Уолсингем тут же наклонился, поднял веер и почтительно отдал королеве. За долгие годы службы ему уже не раз приходилось избегать столкновений с различными летающими предметами.

Ее величество смерила секретаря разъяренным взглядом, однако постаралась умерить пыл.

- Я проявила несдержанность, но, право, Фрэнсис, вы испытываете терпение.

- Позвольте заметить, мадам, что вы не меньше испытываете мое.

Шурша юбками, Елизавета быстро прошла по комнате, остановилась возле окна и обернулась.

- Так чего же вы от меня хотите?

- Всего лишь применения к Марии Стюарт положения о причастности к преступлению.

Елизавета вздохнула:

- Не могу одобрить подобную практику, Фрэнсис. Никогда в жизни не верила в отраженную вину. Несправедливо наказывать невиновного человека за чужие деяния.

- Но, мадам, вашу кузину никак нельзя назвать невиновной. Она неустанно и целеустремленно трудится ради одной цели: свергнуть вас с трона. Ведет регулярную переписку с герцогом де Гизом, своим французским кузеном, подстрекая того собрать армию и организовать вторжение. Ее агенты работают и в Испании, добиваясь поддержки короля Филиппа. Нет, узница далека от невиновности, и вам придется это признать, даже против собственной воли.

Елизавета внезапно постарела; даже толстый слой пудры и румян не смог скрыть обрюзглой кожи. Она долго смотрела на настойчивого придворного невидящим взглядом, а потом тихо произнесла:

- Я вас выслушала. На сегодня достаточно. Можете идти.

- Мадам. - Сэр Фрэнсис поклонился и направился к двери, однако тут же остановился и неуверенно уточнил: - А моя кузина?…

- Да, можете представить мне девочку.

Королева вернулась к клавесину, и секретарь покинул личные апартаменты ее величества.

Розамунда с нетерпением ждала, когда же начнутся уроки придворного этикета, однако жизнь в особняке на Сизинг-лейн мерно текла день за днем, а леди Уолсингем даже не заговаривала на животрепещущую тему. Розамунда не раз задумывалась, не задать ли самой все накопившиеся вопросы о новой блестящей жизни, а главное, не узнать ли точно, когда эта жизнь начнется, однако спокойная безмятежность Урсулы сдерживала любопытство и заставляла прятать горячее стремление к неизведанному. Хозяйка дома могла подумать, что подопечная пренебрегает добротой и гостеприимством, а подобная неблагодарность была немыслима и недопустима.

Дни текли мирно, без особых происшествий. Хозяйка и гостья много времени проводили в маленькой уютной гостиной. Урсула вышивала или проверяла хозяйственные счета, а Розамунда тем временем рисовала. Постепенно выяснилось, что с самого начала она неверно поняла суть обучения. Для того чтобы приоткрыть дверь в неведомый мир, надо было всего лишь внимательно слушать рассказы леди Уолсингем. Супруга секретаря не заводила речь непосредственно о придворных манерах, и в непринужденной беседе то и дело касалась различных правил, обычаев и ритуалов.

- Фрейлины королевы чрезвычайно дорожат собственным статусом, - заметила Урсула однажды. - Постоянно выясняют, кто важнее, кто где сидит, кто какую работу выполняет. Помню, одна бедняжка совершила страшную ошибку: подняла оброненный ее величеством веер. Столь деликатная функция, несомненно, принадлежит исключительно камер-фрейлинам. Тебе, конечно, известно, что именно они занимают верхнюю ступеньку придворной иерархии.

- И что же случилось с той несчастной? - с сочувствием спросила Розамунда.

- О, несколько недель кряду ее обливали холодным презрением. Никто не хотел с ней разговаривать; даже сидеть приходилось вдали от всех. Когда наконец девочку простили и приняли в общество, от страданий она совсем похудела и побледнела - превратилась в настоящее привидение. - Урсула покачала головой. - Оказавшись среди придворных, в первое время особенно важно внимательно наблюдать и вслушиваться во все разговоры. Действовать и говорить самой опасно.

Розамунда понимающе кивнула. Она запоминала каждое слово хозяйки, задавала вопросы и с жадностью впитывала подробные дружелюбные ответы. Постепенно из отдельных кусочков складывалось цельное полотно. Правда, порой рисунок казался ужасным. Но вот Урсула заводила разговор о музыке, танцах, прогулках, катании на лодках, где целый день царило веселье, и пикниках на берегу реки. Некоторые из возникших образов радовали и привлекали, и Розамунда с удовольствием вспоминала о них перед сном. До сих пор жизнь ограничивалась узким кругом родственников и жителей Скэдбери, зато теперь предстояло узнать новый мир и повстречать множество новых людей. Невозможно было предсказать, когда и в какую сторону повернет судьба, какие события и знакомства принесут изменения, и от неизвестности нетерпение лишь возрастало, а сон безвозвратно улетучивался. Ночь напролет Розамунда крутилась в постели, сгорая от нетерпения.

И вот однажды, сияющим солнечным утром, Розамунда вошла в гостиную леди Урсулы в тот момент, когда сэр Фрэнсис прощался с супругой, отправляясь на службу.

- Доброе утро, Розамунда.

Она поклонилась.

- Доброе утро, сэр.

- Загляни в кабинет через полчаса. Хочу кое-что с тобой обсудить.

Кузен коротко кивнул и скрылся за дверью, отделявшей жилую половину особняка от служебной.

Розамунда не могла скрыть волнения. Неужели началось?

- А вы знаете, мадам, зачем сэр Фрэнсис хочет меня видеть?

Урсула оторвала взгляд от пяльцев и спокойно ответила:

- Нет, милая, муж ничего мне не сказал. Будь добра, зарисуй вон ту розу - легче вышивать, глядя на точное изображение.

- С удовольствием, мадам.

Розамунда вынула из вазы цветок и устроилась за небольшим столиком, который специально для нее поставили в эркере, поближе к свету, а спустя полчаса отдала госпоже готовый рисунок.

- Пора идти к сэру Фрэнсису, мадам.

- Да, дорогая. О, какая прелесть! - Урсула с улыбкой рассматривала розу. - Непременно попробую передать этот крохотный изъян на лепестке.

Розамунда торопливо присела в реверансе и поспешила уйти: опаздывать не полагалось. Вышла в служебный коридор и быстро зашагала в противоположный конец здания. Неожиданно одна из дверей справа открылась, и показался человек.

- Мастер Марло! - Она почти бегом бросилась навстречу. - Уже вернулись из путешествия?

Кристофер широко улыбнулся. Выглядел он вполне довольным собой и весело перекидывал из руки в руку увесистый кожаный мешочек.

- Да, мистрис Розамунда. Вернулся целым и невредимым, а мастер Филиппе весьма любезно и щедро заплатил за труды.

- Очень рада. А с братом уже успели встретиться?

- В настоящее время мастер Уолсингем беседует с господином секретарем. Мы приехали сюда вместе, однако меня отправили получать жалованье, а Томас остался у благодетеля. А как обстоят ваши дела? Чем занимались все это время?

- Жила здесь, у леди Урсулы. Она чрезвычайно добра, но только… - Розамунда замолчала, боясь показаться неблагодарной.

- Только что? - настойчиво переспросил Кит, прислоняясь к стене и засунув руки в карманы.

В полумраке глаза блестели, а улыбка казалась ослепительной.

Розамунда вздохнула:

- О, все прекрасно, но, честно говоря, порой дни тянутся невыносимо медленно. Здесь так тихо, спокойно, и ничего не происходит. Совсем ничего. Даже гулять можно недолго и только в саду. Конечно, остается много времени на рисование, да и в бумаге недостатка нет, но даже любимое занятие порой наскучивает, если не хватает разнообразия.

Она встряхнула пышными волосами, и Кит подумал, что точно так же встряхивает гривой жеребенок, которому не терпится скакать галопом.

- Не могу больше ждать, мастер Марло, хочу начать новую жизнь, ради которой меня сюда привезли.

В голосе слышалось неподдельное отчаяние, а крепко сжатые кулачки побелели от напряжения.

Кит улыбнулся:

- Что ж, прекрасно понимаю. А что можно сделать, чтобы поторопить события?

- Ничего, разумеется, - безнадежно ответила Розамунда и тут же мечтательно добавила: - Правда, ужасно хочется снова побывать в театре. - В следующую секунду она взяла себя в руки и заторопилась: - Надо идти. Сэр Фрэнсис, наверное, уже ждет. Желаю доброго дня, мастер Марло.

Быстро поклонившись, она деловито направилась к двери в конце коридора. Постучала и в ответ услышала голос секретаря: он приглашал войти.

Томас сидел в углу кабинета в непринужденной позе. Мастер Уолсингем за столом изучал через лупу какой-то документ. Едва Розамунда вошла, тут же отложил листок.

- Смотри, здесь твой брат.

Томас встал со стула, подошел и поцеловал сестру в щеку.

- Прекрасно выглядишь, дорогая. Хорошеешь с каждым днем.

- Спасибо. Надеюсь, у тебя тоже все в порядке.

Томас выглядел бледным и утомленным.

- Будет в порядке, как только желудок придет в норму после этой ужасной переправы.

- Переправы?

Трудно было понять, что он имеет в виду.

- Через Английский канал. Ла-Манш, как называют его французы. Я был в Париже.

- Сейчас разговор не слишком уместен, Томас. Побеседуете потом, когда закончим дела.

- Прошу простить, сэр Фрэнсис.

Томас иронично поклонился и вернулся на место, оставив сестру стоять посреди комнаты.

Секретарь королевской канцелярии перешел к сути вопроса.

- Королева милостиво согласилась принять Розамунду, но девочке потребуется придворное платье. Как ты и сам понимаешь, Томас, затраты немалые.

Томас настороженно выпрямился.

- Знаю, сэр.

- Позволю себе заметить, что и твой наряд явно обошелся в круглую сумму.

- Не имею права опозорить семью не подобающим случаю костюмом, сэр.

- Не сомневаюсь. - Уолсингем, который неизменно появлялся перед королевой в черной мантии и небольшой шапочке, тоже черной, язвительно усмехнулся. - Итак, сколько ты готов выложить за новое платье для сестры?

Томас покраснел:

- Боюсь, совсем немного. Долги весьма обременительны: поместьем управляет Эдмунд и, естественно, тянет из него все соки. Того и гляди окажусь в долговой тюрьме. Собственным состоянием я не располагаю.

Розамунда неловко переступила с ноги на ногу: пререкания становились унизительными. Ни один из джентльменов не желал тратиться на придворное одеяние, а леди Урсула не раз подчеркивала, что представление ко двору, даже безупречное, непременно повлечет за собой вереницу проблем. Необходимо произвести не просто безукоризненное, а по-настоящему яркое впечатление, иначе потом придется потратить впустую уйму времени, понапрасну пытаясь утвердиться в кругу придворных дам.