- Да мне и не хочется туда возвращаться, брат, - не скрывая раздражения, ответила Розамунда.

Ей уже порядком надоело изображать сгорающую от стыда и раскаяния падшую женщину. Хватит, вина уже оплачена сполна. Она отодвинула стул и встала из-за стола.

- Если не возражаете, я поднимусь наверх и прилягу.

- Экономка приготовила ту же самую комнату, в которой вы ночевали вдень приезда, мистрис Уолсингем.

Сэр Эмиас поднялся с безукоризненной любезностью, а гостья коротко попрощалась и поспешила уйти.

Оказавшись в просторном холле, Розамунда остановилась в нерешительности. Спать не хотелось, а чувство свободы кружило голову. Она подошла к открытой двери. Теплый вечер, усыпанное звездами темное небо над головой, легкий душистый ветерок, умиротворенное кваканье лягушек в пруду… почему бы не прогуляться? Розамунда вышла на дорожку и медленно побрела в сад.

Что же будет дальше? Если сэр Фрэнсис нашел новое применение ее способностям, то придется подчиниться. Как и остальные, она - всего лишь пешка на шахматной доске.

Собственное будущее терялось в водовороте страшных событий. Сколько людей сейчас в ужасе прислушивались, не раздадутся ли тяжелые шаги гвардейцев, явившихся, чтобы лишить сначала свободы, а потом и жизни?

А сколько несчастных уже мучились в тюрьмах, едва не теряя сознание на жестоких допросах и сообщая то, что хотели слышать палачи, даже если ответы не имели ничего общего с правдой? Сколько невинных людей пострадает из-за того, что она скажет господину секретарю?

Сколько невинных людей найдет смерть? Самую страшную смерть через повешение или четвертование.

Розамунда понятия не имела, какие из ее сведений показались Уолсингему ценными, однако не снимала с себя ответственности за постигшую Марию Стюарт катастрофу.

Ответственность лежала на каждом из актеров всемогущего драматурга сэра Фрэнсиса.

Глава 25

Праздничный перезвон церковных колоколов встретил уже в нескольких милях от Лондона: после трех дней пути Томас и Розамунда вернулись из Чартли в столицу. Радостные горожане толпились на улицах, размахивали шарфами и флагами, пьяно обнимались возле трактиров.

- Что произошло? Отчего все так веселятся? - удивленно спросила Розамунда, стараясь держаться ближе к брату.

Томас остановился возле таверны.

- Разузнай, Фрайзер.

Вездесущий слуга соскользнул с лошади и скрылся. После короткого отсутствия вновь появился, молча сел в седло и склонился к хозяину. Словно не замечая нетерпения спутницы, что-то зашептал на ухо.

- Удалось поймать Бабингтона с товарищами, - сообщил Томас, когда Фрайзер наконец умолк. - Накануне моего отъезда в Чартли арестовали отца Балларда, а сообщники скрылись в деревне, в доме фанатичных католиков. Но теперь их поймали и привезли в Лондон. Колокола звонят в знак благодарности за избавление королевы.

- И что же теперь с ними будет?

- Их уже заключили в Тауэр. Дальше - допрос, суд и казнь, - бесстрастно ответил брат. - На меньшее страна не согласится.

- А что ждет Марию Стюарт?

- Это будет решать королева.

До подъезда особняка на Сизинг-лейн Розамунда не проронила ни слова. Гостей немедленно проводили в кабинет, где их уже ждал хозяин. Кузину он приветствовал коротким кивком.

- Ты хорошо справилась с работой, Розамунда. Возможно, когда судьба леди Марии определится, придется снова вернуться к узнице. А сейчас ответишь на мои вопросы и сможешь отдохнуть в Скэдбери - думаю, там тебе будет хорошо.

Вопросы господина секретаря заняли несколько часов. Некоторые казались банальными и мелочными, какие-то повторялись несколько раз. Однако, как только речь зашла о фрейлинах Марии Стюарт, пришлось взять себя в руки и напрячь усталый ум.

- Насколько глубоко доверяет им госпожа? Взять, например, леди Шарлотту. Она прислуживает королеве с тех пор, как приехала в Англию. Дамы чрезвычайно близки.

Розамунда вспомнила подруг по несчастью, с которыми пришлось делить ту жизнь, которую послала судьба. Подумала об их верности и спокойной храбрости. Если сэр Фрэнсис хотел услышать слова, способные нанести вред хоть одной из этих достойных особ, то его ожидало разочарование.

- Фрейлины преданы леди Марии, сэр Фрэнсис, однако мне ни разу не удалось услышать ничего, что могло бы намекать на заговор или заговорщиков. Госпожа познакомила нас лишь с одним письмом - от Энтони Бабингтона, однако больше поводов для дискуссий не представлялось.

- Но ведь не исключены тайные разговоры. Слышать их ты, разумеется, не и мела возможности, но могла заметить стремление остаться в стороне от других.

Вельможа настаивал, не сводя с лица безжалостных проницательных глаз.

- Конечно, время от времени госпожа уединяется то с одной из своих камеристок, то с другой, - невозмутимо ответила Розамунда. - Каждая прислуживает лично и помогает в самых интимных делах. Но мне ни разу не довелось услышать перешептываний или ощутить атмосферу тайны. Мы ничего не скрывали друг от друга… видите ли, заключение сближает, тем более что изо дня в день приходится преодолевать множество неудобств и трудностей.

- А Клод де Но? Личный секретарь наверняка пользовался особым доверием.

Трудно было отрицать утверждение, тем более что в отчетах отражался каждый визит. А главное, француза уже арестовали, и, вполне возможно, он успел дать признательные показания.

- Месье нередко уединялся с королевой, - подтвердила Розамунда. - Никто из нас не присутствовал при их беседах.

Вновь наступило молчание, и наконец Уолсингем кивнул, хотя и не выглядел вполне удовлетворенным долгой беседой.

- Что ж, пусть так. В свое время каждая из придворных дам сама ответит на наши вопросы. А ты устала, да и леди Урсула, должно быть, заждалась.

Розамунда встала и с поклоном направилась к двери. Она действительно с трудом держалась на ногах: после трех дней в седле и двух часов жесткого допроса трудно было ожидать иного.

Войдя в гостиную, Розамунда с радостью увидела леди Уолсингем и едва не упала в объятия доброй подруги.

- Бедняжка, ты же совсем измучилась! - воскликнула Урсула. - Не понимаю, о чем думал сэр Фрэнсис! Сразу вызвал к себе, не дал даже отдохнуть с дороги! - Хозяйка наполнила бокал. - Выпей же, милая, красное вино немного поддержит силы. Мария Стюарт меня нисколько не интересует, так что новых расспросов можешь не опасаться.

Только сейчас Розамунда почувствовала, что напряжение постепенно отступает. Несколько месяцев приходилось следить за каждым словом, чтобы не проговориться и не выдать себя, внимательно прислушиваться к разговорам, делая вид, что занимаешься совсем другими делами, а потом тайно записывать и пересылать все, что удалось услышать и узнать. Ненавистная жизнь во лжи истощила. И вот тяжкие испытания остались позади, а впереди ждали дом и отдых. Эта гостиная стала почти такой же родной, как сад в Скэдбери. А Урсула проявляла столько материнской заботы и участия, сколько за всю жизнь не удалось увидеть от родной матери, Дороти Уолсингем.

На следующее утро Розамунда с Томасом выехали в деревню, и, несмотря на теплые чувства к особняку на Сизинг-лейн и его хозяйке, при виде с детства знакомых мест сердце вздрогнуло и затрепетало от счастья. Дженни подняла голову, принюхалась и, почуяв родную конюшню, радостно заржала.

Розамунда спешилась у крыльца и, подхватив юбки, побежала в дом. Уехала она в мае, а сейчас на дворе стоял август - пролетела весна, подходило к концу лето. Короткое путешествие по комнатам первого этажа принесло множество открытий. Повсюду царил прежний беспорядок, но после безупречного уюта в особняке Урсулы он особенно остро колол глаза. Слуги, как всегда, неряшливые и апатичные, немало удивились неожиданному появлению молодой госпожи, однако приветствовали с искренней симпатией. Розамунда обошла весь дом, заглянула в каждый угол, чтобы проверить, всели на месте, и вновь почувствовала себя хозяйкой собственной жизни, а не гостьей и не узницей. Этот дом оставался ее домом; она собиралась прочно взять его в собственные руки, ходить где хочется и делать все, что кажется нужным и правильным.

Она распаковала вещи в своей комнате и подошла к открытому окну: внизу, на террасе, послышались голоса. На низкой каменной стене сидел мастер Марло. Томас не предупредил о том, что друг ждет его дома, да и никаких следов присутствия постороннего заметно не было. И вот пожалуйста: Кит собственной персоной сидит на стене с кружкой эля в руках, беззаботно покачивает ногой и, прищурившись, снизу вверх смотрит на стоящего рядом Томаса.

Розамунда спустилась в кухню, чтобы обсудить с мистрис Рали предстоящий обед. Она уже не чувствовала себя прежней девочкой - самой младшей в семье, а потому не имеющей ни прав, ни обязанностей.

Ощущение собственной значимости изменилось, и, судя по реакции изумленной экономки, та тоже заметила перемену.

- Прикажите Табите навести порядок в столовой, мистрис Рали, причем немедленно. Затем пусть вычистит камин в комнате мастера Уолсингема и поставит на полку свежие цветы. А воск для полов и мебели у нас есть?

- Бог его знает, мистрис. - Экономка посмотрела недовольно; хозяйственный пыл молодой госпожи ее явно не обрадовал. - Если сохранился, то найдется в кладовке. Ваша матушка, царство ей небесное, когда-то любила навощенные полы, а потом, как заболела, совсем забыла о таких вещах. Ну а после ее смерти у нас и слуг-то почти не осталось.

В голосе домоправительницы послышалось откровенное раздражение.

- Что ж, отныне все будет по-другому. - Розамунда не поленилась сходить в кладовку и заглянуть в каждый из многочисленных горшков и кувшинов. - Кажется, немного воска там найдется. Скажите Джетро и той девушке, которая приходит из деревни, чтобы завтра утром натерли все деревянные и каменные полы.

- Можно подумать, им больше нечего делать. - Мистрис Рали недовольно покачала головой и заговорила о насущном: - Хочу приготовить к обеду большой мясной пирог. Есть говядина, курятина и даже свежая оленина. А в прошлом месяце забили свинью.

- Это было бы чудесно, мистрис Рали, - одобрила Розамунда с благодарной улыбкой, призванной смягчить сердце суровой экономки, и отправилась продолжать инспекцию запущенного хозяйства.

Проходя мимо открытой двери кабинета, она заметила за столом Кита. Брата видно не было, так что ничто не мешало поздороваться.

- Добрый день, мастер Марло.

Даже не подняв головы, поэт рассеянно заметил:

- А, Томас говорил, что вы вернулись.

- Все еще работаете над пьесой?

- Нет. «Тамерлан Великий» практически готов. Сочиняю поэму о страстном пастухе и его прекрасной возлюбленной. - Он наконец-то соизволил посмотреть на собеседницу. - Кажется, вам пришлось пережить не самое легкое время, мистрис Розамунда?

- Да, воспоминания не из приятных, - согласилась она и вошла в кабинет. - Но в этом я не одинока.

- Полагаю, что так.

Кристофер откинулся на спинку кресла и, подняв бокал, с лукавой улыбкой осведомился:

- А как поживает поклонник очаровательных юных пажей?

Розамунда с ужасом почувствовала, что краснеет.

- Давно его не видела. Была бы искренне признательна, мастер Марло, если бы вы не обмолвились о том вечере в театре в присутствии Томаса.

Кристофер рассмеялся:

- О, не волнуйтесь! Никто не узнает о вашем любовном свидании.

- Это было вовсе не свидание.

Насмешник вскинул брови.

- Как скажете, и все же какой-то неведомый обожатель принимал участие в том небольшом происшествии, за которое вы заплатили ссылкой. - Заметив, что собеседница собралась возразить, он поднял руку. - Не волнуйтесь, мистрис Уолсингем, обещаю все наблюдения и рассуждения держать при себе.

- Вы любите моего брата?

Вопрос родился неожиданно и так же неожиданно прозвучал, а Розамунде оставалось лишь горько пожалеть о том, что не смогла удержать язык за зубами.

Марло прищурился и снова поднес к губам бокал.

- Любовь? Увы, это всего лишь красивый, но избитый поэтический образ! Вожделение, вот что движет людьми. Признайтесь, вы любили - любите - своего Уила? Или желаете его?

- Думаю, и то, и другое, - ответила Розамунда после минутного размышления. - Но прошу, Кит, никогда не упоминайте имя Уила в присутствии Томаса.

- Не беспокойтесь, - ответил поэт и снова взялся за перо.

Вот уже несколько часов сэр Фрэнсис Уолсингем и лорд Берли стояли в приемной королевских апартаментов в Гринвиче. Оба знали, что ее величество намеренно пытается охладить пыл придворных, поскольку не желает выслушивать то, что они намерены сказать. Оставалось лишь терпеливо дожидаться аудиенции. Отказать в приеме старшим членам государственного совета не могла даже королева.