Джейн Фэйзер - Королевские игры

- А Томас об этом знает?

- Нет. И не вздумай упомянуть в присутствии брата о знакомстве с шевалье. Героем займусь сам. Не хочу, чтобы ради сведения старых счетов Томас изображал из себя сэра Галаада. Его ждет более важная работа. Понятно?

- Да, - коротко подтвердила Розамунда.

Какой же наивной дурочкой она была! Так стремилась к общению и признанию, что, словно мотылек, летела прямиком в огонь. Ничего подобного, конечно, вновь случиться не могло, и все же победить приступ острого страха оказалось непросто. Так же непросто, как подавить желание узнать подробности ссоры между Томасом и Арно. Что ж, всему свое время.

- Ну а теперь иди и соберись в путь.

Розамунда ответила реверансом и удалилась.

Путь в Нортхемптоншир занял три долгих утомительных дня, так что времени на раздумья оказалось достаточно. Действительно ли шевалье задумал расправу? Действительно ли Агата намеренно готовила ее, чтобы преподнести собственному любовнику в качестве десерта? Невероятный, фантастический сценарий. И все же трудно было противиться подозрению, что ее одурачили. И чем дольше Розамунда вспоминала общение с Агатой и Арно, тем явственнее подозрение переходило в уверенность.

Сэр Фрэнсис сказал, что сам разберется с де Вожира, а это означало, что ни она, ни даже Томас не смогут так отомстить обидчику, как это сделает всесильный кузен. Прошлое осталось в прошлом, а вот о ближайшем будущем забывать не следовало.

На ночлег путники останавливались в домах преданных Уолсингему людей. Некоторые из них выглядели убогими хижинами, а некоторые поражали богатством. Розамунду везде принимали с почтением, словно важную персону. Впечатление оказалось новым, но приятным. Днем четвертого дня на горизонте показался замок Фотерингей: он возвышался над всей округой, выглядел зловещим и полным жутких призраков.

Проезжая под решеткой, Розамунда вздрогнула, однако тут же взяла себя в руки: в той жизни, которая ее ожидала, давать волю воображению было бы непростительным легкомыслием. Внутренний двор предстал сырым и тесным, а высокие стены почти полностью погружали его в тень.

Полит вышел навстречу.

- Прежде чем я провожу вас к леди Марии, давайте немного поговорим. - Он пригласил Розамунду в круглую комнату, которая в прежние времена, должно быть, служила местом хранения оружия. - Мне известно, что сэр Фрэнсис поручил вам вести дневник и ежедневно записывать все события и разговоры, даже мелкие и незначительные. Сам процесс будет нетрудно скрыть под видом привычного рисования, так что вопросов не возникнет. Каждое утро, пока леди Мария и ее дамы завтракают, горничные убирают постели и наводят порядок. Если оставите послание под подушкой, его немедленно передадут мне.

Розамунда с удовольствием отпила из огромной кружки сладкого горячего напитка.

- Королева меня ждет?

- Нет. Было решено, что надежнее явиться без предупреждения, чтобы у леди Марии осталось меньше времени на размышление. Вам предстоит самой объясниться и убедить ее в своей преданности.

- Понятно. - Розамунда поставила кружку. - Проводите меня к ней, пожалуйста, сэр Эмиас.

- Непременно.

Полит повел Розамунду через большой зал, вверх по лестнице, и остановился перед дверью. Громко постучал и, не дожидаясь приглашения, повернул в замке ключ.

- Мадам, надеюсь, вы помните эту особу? Мистрис Фицджералд только что освободилась из заточения и добилась разрешения присоединиться к вам. Ее величество удовлетворила ее просьбу, поскольку надеется, что присутствие молодой леди добавит живости и впечатлений.

Он вышел в коридор, поменявшись со спутницей местами.

Мария сидела у камина, а собачка, как всегда, устроилась в ногах. Шарлотта отложила Библию, которую читала вслух. Все взоры сосредоточились на Розамунде.

Она сделала шаг вперед и склонилась перед королевой.

- Мадам, я вернулась в надежде быть принятой.

- Как они с тобой обращались, девочка?

После тех зверств, которые довелось видеть во время казни, сочинить историю не составило труда. Розамунда говорила тихо, как будто слова отказывались повиноваться.

- Несколько недель держали в Тауэре, мадам. Я призывала на помощь Бога, старалась ничего не говорить, но… но было очень тяжело. Я… я… - Она упала на колени и совершенно искренне приняла покаянную позу. - Простите, мадам, если каким-то образом усугубила ваши страдания.

Мария наклонилась, сжала холодные руки и подняла бедняжку.

- Ах, несчастное дитя, конечно, я тебя прощаю. Понятно, что никто не в силах выдержать натиск допроса. Даже мой собственный секретарь не устоял. - Она вздохнула. - Показания де Но выдали меня с головой, так же, как письмо к Энтони Бабингтону. Ничто из сказанного тобой не могло оказать серьезного влияния на события. Иди же, пусть Шарлотта покажет наше новое жилище. Оно гораздо уютнее прежнего. - Узница почти весело рассмеялась. - Здесь так тепло и удобно, что даже не верится.

Как всегда, Мария выглядела спокойной и собранной, однако внешние изменения шокировали: она похудела, глаза ввалились и теперь казались темными дырами, а щеки осунулись и еще больше побледнели. Плечи, когда-то прямые, ссутулились, как у дряхлой старухи. И все же она пыталась шутить над собственным положением и перед лицом неминуемой смерти обсуждала уют и комфорт. Твердость королевы и ее непреклонная вера не могли не восхищать.

- Пойдем, Розамунда. - Шарлотта поднялась. - Спать тебе придется вместе с Дороти. - Она открыла дверь в дортуар. - Вот эта дверь ведет в будуар миледи. Ночами мы по очереди с ней сидим. Ее величество страдает бессонницей и кошмарами, а потому любит, когда ей читают или вместе с ней молятся. Хорошо, что ты приехала: теперь нам будет немного легче. Вот кровать Дороти. - Шарлотта показала на пышную перину. - Когда настанет твоя очередь, тоже будешь сидеть с королевой.

- Почту за честь.

В Чартли только леди Мария пользовалась привилегией спать на перине, а камеристки довольствовались матрасами из конского волоса или соломы. И вот странная ирония: в этой мрачной тюрьме позаботились о комфорте узниц.

Розамунду заранее предупредили, что Мария Стюарт ничего не знает о предстоящем суде и останется в неведении до прибытия членов коллегии. Сохранить тайну было непросто, однако разнообразных секретов уже накопилось столько, что говорить вообще следовало как можно меньше.

- Мадам, мне поручено объявить, что суд над вами начнется завтра в восемь часов утра в большом зале. Комиссия требует вашего присутствия для ответов на выдвигаемые обвинения.

Мария несколько минут не поднимала глаз от молитвенника, вынуждая сэра Эмиаса стоять у двери. В глубине души она ждала этих слов со дня переезда в замок Фотерингей, и вот наконец страшный миг настал.

Спокойно посмотрев на тюремщика, узница негромко произнесла:

- Я буду отвергать все и всякие обвинения, сэр. Позволено ли мне иметь адвоката?

- Нет, мадам. Процессы по обвинению в государственной измене не допускают присутствия адвокатов.

- В таком случае придется защищаться самой.

Королева Шотландии выглядела спокойной, невозмутимой, почти безмятежной. Медленно поднялась, удалилась в спальню и закрыла за собой дверь. Опустилась на колени и начала молиться, прося Господа послать ей силы. Если предстоят муки, значит, такова воля Божья. Но вины своей она не признает никогда.

Розамунда почувствовала странное облегчение: больше не нужно было хранить тяжкий секрет. Но с другой стороны, настоящая работа начиналась лишь сейчас, а потому требовалось срочно найти способ жить обычной жизнью и заниматься обычными делами, но в то же время исправно выполнять задание. Казнь ждала Марию Стюарт независимо от показаний юной фрейлины. Но как снять с души тяжкий грех предательства и одновременно удовлетворить запросы господина секретаря?

В ту ночь Розамунда писала при тусклом свете ночника, сидя возле кровати спящей королевы. Отчет о прошедшем дне не таил опасности для узницы; излагать события можно было честно и открыто, чтобы приберечь недомолвки для более сложных ситуаций. Розамунда описала сдержанное поведение Марии во время разговора с сэром Эмиасом, упомянула о долгой молитве. Поведала, что вечер прошел в беседах, занятиях рукоделием, игре в нарды, и рассказала, что в этот момент госпожа мирно спала, словно утренний суд вовсе ее не волновал. Закончив, Розамунда вышла в общую спальню, сунула листок под подушку и вернулась на место ночного дежурства.

Королева не просыпалась, и она сидела в полудреме возле камина.

Наконец королева вздрогнула, проснулась и произнесла:

- Слава Богу.

Розамунда вскочила и подошла к постели.

- Что я могу для вас сделать, мадам?

Мария приподнялась:

- Немного вина, пожалуйста, и псалтырь.

Розамунда принесла и то и другое и снова опустилась на низкую скамеечку у камина. Королева читала примерно с час, а потом опустила голову на подушку и снова уснула, выпустив из руки псалтырь. Розамунда подняла небольшую книжку и положила на столик возле кровати. Глаза слипались, и она позволила себе уступить усталости и теплу тихой комнаты.

Мария проснулась перед рассветом и позвала ее. Розамунда вздрогнула:

- О, простите, мадам, кажется, я спала.

Королева улыбнулась:

- И правильно, дорогая. Неловко заставлять фрейлин бодрствовать, но ваше присутствие успокаивает. Думаю, в одиночестве я ни за что не смогла бы уснуть.

- Может, принести пеньюар, мадам?

Розамунда подошла к шкафу, достала длинный, отделанный мехом пеньюар и подала госпоже. Мария встала с кровати в одной полотняной сорочке, поспешила завернуться в теплое одеяние и приступила к утренней молитве, а Розамунда вышла, чтобы попросить воды и завтрак.

Без пятнадцати восемь сэр Эмиас явился, чтобы проводить узницу в большой зал, где должен был состояться суд. Она, как всегда, оделась в черное и даже волосы спрятала под черным чепцом. Лишь небольшой воротник из серебряных кружев оживлял наряд. На поясе висели неизменные четки.

- Я готова, сэр Эмиас. Надеюсь, фрейлинам позволено меня сопровождать?

- Да, мадам. Они будут вам прислуживать.

Небольшая процессия направилась по коридору, а затем спустилась в зал, где на подиуме в два ряда уже расположились члены коллегии. Перед ними стоял стул для подсудимой, а сбоку - скамья для фрейлин.

- Мария Стюарт, вы предстали перед этим судом, чтобы ответить на обвинение в государственной измене. Каков ваш ответ?

Королева Шотландии встала.

- Милорды, вот уже восемнадцать лет я страдаю в несправедливом заточении. Являясь суверенным, миропомазанным монархом, не подвластным общему праву, я отказываюсь признавать юрисдикцию этого суда.

Она величественно опустилась на простой деревянный стул.

- Мадам, ваша вина уже установлена. В нашем распоряжении данные под присягой письменные показания вашего секретаря, месье Клода де Но, а также письменные признания тех, с кем вы замышляли убийство ее величества. Кроме того, мы располагаем письмом, которое вы собственной рукой написали изменнику Энтони Бабингтону, открыто и прямо поддерживая убийство королевы Елизаветы. Что скажете на это?

Мария встала, гордо подняла голову и уверенно посмотрела на обвинителей. Долго молчала, а потом спокойно заговорила:

- Господа, ни за что на свете не стала бы разрушать свою бессмертную душу мыслью об убийстве дражайшей сестры. Отрицаю какое-либо участие в заговоре, отрицаю переписку с Энтони Бабингтоном и не верю в истинность признаний, вырванных жестокими пытками.

Розамунда, как всегда, рисовала, чтобы послать набросок сэру Фрэнсису. Самообладание Марии Стюарт не могло не вызывать восхищения. Даже перед обвинителями она осталась королевой. Сознавая тщетность любых попыток изменить ход суда и неизбежный приговор, она сохранила абсолютную уверенность в собственной правоте - во всяком случае, внешне. Трудно было представить, сколько мужества требовало подобное хладнокровие в окружении врагов. И все же королева Шотландии выглядела преображенной, освещенной внутренним сиянием, несущим выдержку и стойкость. Передать образ на бумаге - задача непростая, но художница стремилась к безупречной точности. Почему-то казалось важным показать сэру Фрэнсису душевную силу подсудимой и ее спокойное достоинство перед лицом жестокой судьбы.

В этот день суд закончил работу без вынесения приговора. Марию и ее фрейлин проводили в комнаты. Королева сразу опустилась на колени и начала молиться.

На следующее утро, когда все собирались в большом зале, слуга принес Марии письмо от сэра Эмиаса. Узница сломала печать, развернула листок и скользнула по нему взглядом, а потом передала Шарлотте, которая прочитала вслух: