Виктория Холт - Королевский путь

Король Наваррский[29] шел вместе с дофином, а за ними — два принца: угрюмый маленький Шарль и полный веселья Эдуард Александр, страшно довольный своими новыми драгоценностями.

В дверях кафедрального собора процессия остановилась, Марию и дофина поставили рядом друг с другом.

Генрих II снял кольцо с пальца и передал его кардиналу Бурбонскому… И вот под синим парижским небом, в солнечный день Мария, королева Шотландии, обвенчалась с французским дофином…

Стараясь подбодрить дофина, она улыбнулась ему, даже в эти мгновения не забывая, что ему, должно быть, все это веселье в тягость и вообще от криков толпы у него может разболеться голова, а тяжесть свадебных одежд просто мучительна…

Он, казалось, намертво вцепился ей в руку, не сводя глаз с лица Марии. Видимо, он пытался убедить себя, что все это не сон, не видение и чудесное создание в великолепных одеждах рядом с ним — его Мария.

Церемония закончилась, и они возвратились в королевский дворец, где уже был накрыт роскошный стол.

И пусть два человека стоят за их спинами, говорил он Марии, пусть держат над ними эти золотые короны, пусть вокруг толпы людей, а свет украшений почти слепит его… Самое главное то, что они вместе и любят друг друга! Все остается по-прежнему, только теперь они муж и жена.

…Потом гости танцевали. Приглашение короля на танец с ним совершенно очаровало ее, и Мария с радостью присоединилась к танцующим. Они медленно кружились в величественной паванне[30].

— Ты счастлива? — спросил ее король.

— Милый папа, конечно!

— Тогда я тоже счастлив. Все, кто видел тебя сегодня, никогда не забудут тебя.

— Этот день навсегда останется и со мной тоже.

— Ты и Франциск будете счастливы.

Она встретилась взглядом с Франциском, танцующим со своей матерью, и все поняла: ему надо бы уйти, он нехорошо выглядит. Король проследил за ее взглядом и спросил:

— Ты всегда будешь заботиться о нем, ведь так?

— Всегда.

— Ему очень это нужно.

— Я так рада стать женой дофина, но ни за что не хочу быть королевой Франции, папа. Я очень надеюсь, что мне не придется ею стать. Ведь если ты жив, папа, значит, я не королева Франции!

— Дитя мое, я так люблю тебя!

К четырем часам дня бал закончился, но празднества продолжались. Все перебрались через Сену во дворец Юстиции.

Марию провезли в золоченой с серебром карете. Проезжая через толпы людей, она слышала, как народ кричит:

— Долгие лета, королева — жена дофина!

А между собой они шептались:

— До чего же хороша и как непохожа на итальянку…

Екатерина делала вид, что вся эта болтовня ее не касается, и она принимает такое от парижан так же, как от собственного мужа — со смиренной улыбкой.

А как же ликовал народ при виде короля на боевой лошади. Но самые восторженные крики раздались, когда появился рослый мужчина в одеждах с позолотой. Этот человек не мог скрыться ни под какими нарядами! Его рост, впрочем как и шрам на лице, сразу привлекал внимание.

— Vive le Balafre! Долгие лета великому де Гизу! — кричала толпа.

Он знал, как завладеть сердцами этих людей. Они прекрасно помнили, как он разогнал каких-то шутов на помосте, чтобы те не мешали толпе видеть новобрачных.

— Да благословит тебя Господь, Франсуа!

Вот так, сквозь толпу свадебная кавалькада пробиралась ко дворцу Юстиции. Там был бал, а потом — великолепный ужин. На балу было веселье, какое редко можно увидеть даже при французском Дворе. Она сказала Франциску, что этот день — самый счастливый в ее жизни. Он улыбнулся в ответ и произнес, что тоже страшно счастлив, но будет еще более рад, когда они наконец останутся наедине.

Взрыв смеха вызвал маленький Генрих де Гиз с детьми, проехавшись на игрушечных лошадях. Каждую лошадку тянул лакей. Пони были так изумительно украшены золотом и серебром, что смотрелись лучше живых. Вся эта компания остановилась перед новобрачными и пропела хвалебную.

И лишь шотландские гости держались до странного невозмутимо. Было видно, что все это веселье, танцы, драгоценности, сладкие комплименты и томные взгляды между мужчинами и женщинами им не по нраву. Они стояли в стороне, окружив Джеймса Стюарта, как бы готовые защищаться, только неизвестно от чего.

Но больше всего восторгов было, когда в бальном зале появились галеоны. Да, да, настоящие галеоны проскользили по полу, разукрашенному под море! Серебряный газ парусов надувал искусственный бриз… Все выглядело как наяву! Лакеи подвели галеоны к столу, за которым сидела королевская семья. На первом корабле был король, на втором — дофин, на третьем — принц Конде; за ним следовал Франсуа де Гиз, а последним — король Наваррский. Напротив сидящих в галеоне было пустое кресло, и каждому предстояло взять одну из дам королевской семьи на борт.

Это развлечение устроил граф де Гиз и был ужасно горд, что все получилось так славно.

Позже Мария и Франциск сидели рядышком, слушая стихи Ронсара и Дю Белле… Конечно же, стихи были во славу короля Франции и новобрачных. Сколько же в этих строчках было радости за союз, объединивший две страны!

— Мария, — прошептал измученный Франциск, — ну неужели это никогда не кончится, а?

Она нащупала его ладошку и легко сжала ее, стараясь приободрить дофина. Несчастный маленький человек! Он же просто смертельно устал… Франциск хотел, чтобы все наконец закончилось, а Марии — чтобы это веселье не имело конца…

* * *

…Они лежали рядом в супружеской постели, сбросив с себя сверкающие свадебные одежды…

— Я бы умер со страху, если бы здесь была не ты, а кто-то другой, — тихо сказал Франциск.

— Я бы тоже, — ответила Мария, — окажись здесь вместо тебя другой человек.

Дофин радостно рассмеялся, а Мария прекрасно знала, как успокоить его. Все было просто — она чувствовала Франциска. Ему повезло, что у него оказалась такая жена.

— Я буду сильным, Мария, — произнес он. — Я стану как дядя Франсуа. Париж будет приветствовать меня криками… у меня тоже будет шрам… Я стану как отец — спокойный и сильный!.. Как замечательно, что ты такая, какая ты есть!

— И это прекрасно, что ты, Франциск, такой же…

— Я люблю тебя, Мария…

— И я люблю тебя, Франциск.

— Чтобы ни стряслось… ведь все будет хорошо, да?

— Конечно, Франциск. Не беспокойся ни о чем. Спи.

Она видела: он уже почти спит. Он прижался к ней, и Мария обняла его, как бы защищая.

— Я так рад, — пробормотал он, — так рад… что ты — моя жена…

И дофин провалился в сон.

Медовый месяц молодые должны были провести в милом старом замке, построенном еще отцом Франсуа де Гиза в Вилле-Котре. Вместе с ними туда приехали всего лишь несколько слуг. Народу в замке оказалось совсем немного, и Франциску и Марии никто не мешал общаться.

Это были самые счастливые недели в жизни Франциска. Дни казались бесконечными. Это были даже не дни, а сплошная радость. Бывало, Франциск валялся на лужайке перед фонтаном, а рядом сидела Мария, читавшая ему какую-нибудь книжку. Иногда они вместе отправлялись на конную прогулку в лес. С ними больше никто не ездил, они были только вдвоем. Они пускали лошадей шагом, а потом неожиданно галопом, и тогда почти летели бок о бок друг с другом по зеленому ковру травы.

В Вилле-Котре с легкой руки Марии дофин научился не бояться лошадей и неплохо держаться в седле.

Мария умудрилась сделать так, что Франциск начисто забыл о своих болезнях. Она позволила ему ощутить себя Мужчиной.

К его превеликой радости, их свадьба не подвела чему-то итог, не оказалась концом всего. Мария тоже очень радовалась, что все остается по-прежнему, только теперь она жена дофина и они могут быть вместе ночью и днем.

Как же славно, что в Вилле-Котре было так мало народу. Мать со всем Двором была в Ле Турне. Можно сказать, почти никто не беспокоил Франциска, кроме единственного человека — кардинала Лотарингского. Дофину казалось, Шарль все время подглядывает за ним. От него веяло чем-то зловещим.

Все было бы ничего, если бы не болезнь Марии, которая временами одолевала ее. В детстве она была крепким ребенком, но, став старше, нередко падала в обмороки.

На беспокойство о ее здоровье и сослался кардинал, появившись неожиданно в замке. Когда дофин увидел, кто приехал, его охватил беспричинный ужас. А Мария же с радостью бросилась приветствовать дядю.

Кардинал обнял детей и сказал:

— Это тайный визит. Я просто не мог удержаться и не повидать вас. Да еще к тому же прослышал о твоей болезни, Мария.

Кардинал с тревогой взглянул на лицо девушки. Ее кожа была восковой бледности. Это выглядело притягательным, но, увы, не свидетельствовало о крепком здоровье. Шарль вспомнил о разговоре с Франсуа. Тогда он сказал брату, что его пугает, когда власть над страной в руках двух тщедушных ребятишек. Он рассказал Франсуа о встрече с врачами дофина. Кардиналу удалось вытянуть из них, что, оказывается, шанс, что мальчик протянет хотя бы лет до двадцати, очень мал.

Все эти тревоги и вынудили Шарля посетить детей.

Он внимательно посмотрел на дофина и Марию… Он прекрасно понимал их. Дофин — больной мальчик, так ослаб от своего недуга, что у него не было сил на порывы страсти. А Мария… Однажды она выпустит на свободу свою страстность. В этой надежде, затаившейся в ней, и был секрет ее страшной притягательности. Почти каждый мужчина должен был чувствовать это и втайне желать стать как раз тем, кто разожжет этот чувственный огонь. Мария была сдержана, но все из-за гигантского чувства самоуважения. Оно как дымка прикрывало ее чувственность. Убрать этот флер — и предстанет настоящая Мария — страстно желающая, даже распутная. Разбуженная в ней женщина заставит забыть Марию, что она — королева.

Шарль очень хотел сохранить в неприкосновенности этот покров. Он лишь однажды слегка приподнял его, но тут же опустил. Он был слишком стар и мудр, чтобы позволить чувствам править собой. С Марией нужно быть осторожным… Он представил, что вдруг Генри де Монморанси сорвал бы этот чудесный покров… Как все-таки хорошо, что ему удалось представить Генриха таким мерзким.

Кардинал охранял Марию. Она была его творением. Та дружба, что была между ними, была для него слаще откровенных чувственных переживаний. Пусть она останется его простодушной племянницей. Однако ей все же придется вкусить плод с древа познания — Гизам был нужен наследник.

Шарль вслушивался в болтовню Марии. Она рассказывала об успехах Франциска в верховой езде. Кардинал потрепал Марию по щеке и сказал, что ему грустно видеть, что она нездорова, предложив ей пойти прилечь.

— Нет! Нет! Как же можно? Вы ведь приехали! — запротестовала она.

— Вот как раз поэтому пойти и прилечь, — ответил он. — Я просто не могу позволить, чтобы твой энергичный муж так утомлял тебя…

Услыхав такую похвалу в свой адрес, Франциск был не в силах скрыть самодовольную улыбку.

Мария сказала:

— Мы, пожалуй, слишком далеко уехали вчера на лошадях… Немного далековато… для меня.

— Вот потому-то пойди приляг, а Франциск покажет мне своих лошадей.

На том и договорились. Марии было приятно видеть, что дофин уже меньше боится Шарля. А как он умолял ее раньше не оставлять его один на один с кардиналом…

Мария оставила их, а Шарль тепло улыбнулся мальчику. Кардинал был великий актер — этой дружелюбной улыбкой он прекрасно скрыл презрение к дофину.

— Вы… вы… ведь хотели взглянуть на конюшни, да? — с опаской спросил Франциск.

— Да…

Кардинал был так мил, что Франциск начал, было, думать, что валял дурака и зря боялся Шарля. Они побывали на конюшне, а потом отправились побродить по округе.

— Я ни капли не сомневаюсь, что ты очень хороший муж, — заговорил кардинал.

— Я очень люблю Марию, — сказал дофин. — Я готов умереть ради нее.

— Ей от тебя нужно нечто большее, чем смерть.

— Пусть только пожелает — я все сделаю!

— Она выглядит печальной.

— Ну что вы?! Она так счастлива. Она сама так говорит.

— Когда она думала о браке с тобой, она радовалась. Я думаю, что сейчас уже все иначе.

— Я… я… не понимаю, о чем вы?

— Ты дал Марии чудесный титул. Ты сделал ее женой дофина. Но в браке есть еще кое-что, кроме титулов. Марии нужен любовник. У нее должен быть ребенок.

Дофин вспыхнул и не знал, куда глаза девать от смущения. Он почти расплакался от беспомощности. Как же он был прав, что остерегался Шарля.

Губы кардинала растянулись в усмешке.