Мария — королева

ГЛАВА I

В одной из множества огромных комнат замка Стирлинг пять маленьких девочек играли в прятки. Всем было по пяти лет, и каждую звали Марией.

Та, которой выпало водить, стояла, крепко зажмурившись, за гобеленом и, прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов, шептала:

— Десять… одиннадцать… двенадцать…

Теперь можно было открыть глаза — она уже не могла видеть своих приятельниц. Она хотела досчитать до двадцати и затем отправиться на поиски. Ливи выдаст себя, как всегда, глупым хихиканьем. А Флем легко найти, потому что ей всегда хотелось угодить Марии. Флем считала, что Марии должно везти во всем и сразу. Но вот с маленькой ловкой Битон и тихоней Сетон, пожалуй, будет потрудней.

— Пятнадцать… шестнадцать…

Мария пригляделась сквозь шелковые драпировки. Ткани были мягкие, изумительного плетения, их привезли из Франции. Мать часто говорила о Франции. В такие минуты ее голос теплел от нежности. Судя по рассказам матери, там не было ни туманов, ни дождей; там были самые прекрасные цветы; и были безумно красивые мужчины.

Во Франции у Марии были дедушка с бабушкой, несколько теть и дядей — целых шесть. Все дяди были гигантского роста, очень красивы и могли делать все, что заблагорассудится.

— Когда-нибудь ты увидишь их. Я хочу, чтобы им не было стыдно за тебя, — часто говорила Марии мать.

— Восемнадцать… девятнадцать… двадцать…

Увлекшись воспоминаниями, она почти забыла об игре.

В комнате стояла глубокая тишина. Мария и ее подруги специально выбрали именно эту часть замка для игр: в эти часы никто из взрослых не заходил сюда.

— Я иду искать! — крикнула она, прислушиваясь к звуку собственного голоса.

— Интересно, — спросила она про себя, — куда они все попрятались?

Мария заглянула в комнаты. Взгляд задержался на несколько мгновений на тени за массивным стулом, затем скользнул по неровной поверхности драпировки. Никого нигде не было.

Она вошла в одну из спален и, остановившись посередине комнаты, огляделась. Настороженный слух уловил какое-то движение. В комнате кто-то был.

Она воскликнула:

— Кто здесь? Выходи! Я нашла тебя!

Ответом было молчание. Она пересекла комнату, заглядывая под шкафы и за гардины. Нигде никого не было.

Она подбежала к кровати, откинула полог и увидела под кроватью маленькую Мэри Битон. С чисто детским чувством восторга она скомандовала ей:

— Выходи!

Однако Битон лежала без движения. Она лежала на животе, скукожившись и согнув в локтях пухлые ручки. Мария закричала:

— Вставай! Я кому говорю!

Мэри не двигалась.

Эта неподвижность совершенно вывела Марию из себя. Краска гнева хлынула ей в лицо. В это мгновение она вдруг ощутила себя королевой Шотландии. Титулованные лорды склонялись перед ней и целовали ей руку! Ее опекуны — граф Меррейский, Хантлей и Аргайл — не смели начать разговор с нею, не преклонив колено и не поцеловав руку. И сейчас эта маленькая толстушка Битон отказывается повиноваться ей!

— Битон, ты ведь слышишь меня! Выходи немедленно! Это приказывает тебе королева!

В следующее мгновение Мария поняла, что ее маленькая подруга не может более сдерживать чувства — пухленькое тельце вытянулось на полу, и плечи затряслись от рыданий.

Весь гнев маленькой королевы растворился от этого плача. Она упала на колени рядом с кроватью.

— Битон… милая Битон… Почему ты плачешь?

Битон судорожно затрясла головой, а затем отвернулась от Марии, руки которой уже обнимали подругу.

— Мэри, дорогая, — произнесла маленькая королева.

— Мария, дорогая, — произнесла Мэри.

Королева звала подруг по именам очень редко, только когда чувствовала к ним особую нежность и никого из взрослых не было рядом.

— Как понять, к кому мы обращаемся, если мы все с одинаковым именем? — спрашивала маленькая королева.

Некоторое время они лежали молча, крепко обняв друг друга. Мария часто вела себя высокомерно, была несдержанна в словах и жестах, но при этом безгранично любила своих маленьких подруг и всегда стремилась хоть как-то помочь им. Ее приятельницы отвечали ей той же щедростью чувств. Они любили ее не за то, что она была королевой, а просто потому, что ее душа всегда была открыта для их проблем и детских тревог.

Вдруг Мэри Битон произнесла:

— Мой любимый дядя… Я никогда больше не увижу его.

— Почему? — спросила Мария.

— Его убили.

— Кто сказал тебе? Откуда ты знаешь?

— Никто мне не говорил. Я просто подслушала.

— Взрослые говорят, подслушивать нехорошо.

Битон печально кивнула. Но Мария не упрекала ее. Что таить, она сама частенько подслушивала.

— Его больше нет, — произнесла Мэри Битон, — я никогда не увижу его.

Она снова начала плакать, и девочки прижались друг к другу.

Под кроватью было душно, но они и не думали выбираться оттуда. Здесь они были рядом. Общая боль объединила их. Но Мария плакала о Мэри Битон, а не о кардинале. Она вспомнила его частые разговоры с нею о благочестии, о том, что это значит — быть королевой Шотландии.

Перед глазами возникла новая картина: мужчина с ножом в теле, лежащий на полу. Но это было видение. На самом деле она могла лишь вспомнить его беседы с нею об обязанностях королевы перед Богом и Церковью.

Они все еще лежали под кроватью, когда другие участники игры нашли их. Они выбрались из-под кровати с заплаканными лицами. Это зрелище так испугало одну из девочек — Мэри Флеминг — что она тоже расплакалась.

— Заговорщики убили дядю Битон, — произнесла Мария.

Новость ошеломила ее подруг.

— А я знала об этом, — сказала Флем.

— Почему ты не сказала нам? — с возмущением спросила маленькая королева.

— Ваше величество не спрашивали.

Сетон тихо проговорила:

— Никто не должен плакать… в угоду королю Англии[1]… Так мне говорил мой отец.

— Я ненавижу короля Англии! — со злостью произнесла Мария.

— Ты не можешь ненавидеть его. — Сетон схватила маленькую королеву за руку и с ужасом взглянула ей в глаза.

— Мария может ненавидеть кого угодно! — воскликнула Флем.

— Ты не можешь ненавидеть собственного отца, — глухо произнесла Сетон.

— Он не отец мне! Мой отец мертв; он умер, когда я была еще в колыбели, и поэтому сейчас я — королева.

Однако Сетон с настойчивостью продолжала говорить:

— Если ты выйдешь замуж, то отец твоего мужа будет тебе отцом. Так мне говорила няня. Она сказала, что когда ты выйдешь замуж за английского принца Эдуарда[2], то король Англии будет тебе отцом.

Глаза Марии вспыхнули от гнева, захлестнувшего ее:

— Я не сделаю этого! Англичанин убил моего отца! Я не выйду замуж за принца Англии!

Но она-то знала, ей перед друзьями можно говорить все, что хочется, а в жизни многое придется делать наоборот. Стремясь скорее закончить этот разговор, она резко переменила тему:

— Пошли. Мы будем читать и рассказывать разные истории друг другу. Надо отвлечь бедную Битон от грустных мыслей.

Девочки перешли к креслам около окна. Мария уселась в одно из них, а ее подруги устроились вокруг. Казалось, что комната полна испуганных теней. Было нелегко отбросить тяжелые мысли. Конечно, они могли читать и болтать о всяких глупостях, но они не могли забыть, что дядю Мэри Битон убили, и что однажды их маленькая королева покинет мир детства, став женой одного из величайших принцев, который будет выбран для нее.

* * *

Однажды королева-мать заметила слезы на лице дочери. Это встревожило ее. Мария росла слишком эмоциональной. Эту ошибку нужно исправить.

Мария де Гиз[3] подумала, что бдительные опекуны Марии тоже могли обратить внимание на излишнюю слезливость ее дочки.

С тех пор, как убит кардинал, осталось только три человека, приближенных к ней — граф Меррейский, Хантлей и Аргайл.

Будь королева-мать обыкновенной женщиной, она могла бы разрешить себе плакать в присутствии других людей. Но она была королевой, и единственным человеком, к которому она чувствовала доверие, был кардинал.

Еще был регент Аран, глава дома Гамильтонов, в жилах которого текла королевская кровь, пытавшийся примерить на себя корону Шотландии; Аран, которому нельзя было довериться ни в чем и которого она подозревала в тайных связях с Англией; Аран, мечтавший женить своего сына на Элизабет — дочери короля Англии и завладеть еще и английской короной.

А еще был лживый Дуглас, пробывший долгое время в Англии в изгнании и осмелившийся вернуться только после смерти Иакова V[4], а теперь строивший интриги вместе с королем Англии. Именно Дуглас радел за брак между маленькой королевой и принцем Эдуардом. Именно Дуглас явился к королеве-матери рассказать о будущей выгоде этого союза.

А еще был статный красавец граф Босуэлский, лелеявший надежды на брак с королевой-матерью… Был ли он предан ей? Она не знала, кто из этих мужчин мог стать ей другом и опорой. Увы, несчастная Шотландия была страной, разорванной на части рвущимися к власти кланами.

Она ужаснулась, осознав вдруг, что ее дочь, пятилетняя малютка Мария — королева этой чуждой ее сердцу страны.

Ее взгляд замер на маленькой девочке. Все движения Марии были удивительно грациозны. Ее дочь была очень красива, что было заметно уже в столь юном возрасте. Она обратила внимание: даже седовласые дряхлые лорды провожали малышку восхищенным взглядом. Как изящно она сейчас стояла! Во всем ее облике не было и тени смущения или неловкости. Как гордо эта пятилетняя девочка держала голову. Казалось, она вобрала в себя всю красоту Стюартов, и даже легкая примесь французской крови лишь подчеркивала шарм рода, к которому она принадлежала.

Королева-мать обратилась мыслями к Богу, моля его покровительствовать дочери во всех начинаниях.

Она перевела взгляд на лорда Джеймса Стюарта[5] — невзрачного мальчика с тяжелым взглядом невыразительных глаз, взглядом, так непохожим на выражение глаз ее дочери. Он еще оставался ребенком, но черты безмерных амбиций уже тлели в нем. Он думал даже в эту минуту, что, если бы его отец женился на его матери, тогда именно он сидел бы в королевском кресле и именитые лорды преклоняли бы перед ним колени и целовали руку.

«Всевышний! Молю тебя, защити мою дочь от черной зависти шотландцев!»

Маленькая королева терпеливо стояла, пока великие лорды подходили к ней целовать руку. Она с улыбкой поглядывала на них — на Арана, на Дугласа. Они выглядели такими доброжелательными. Вот подошел Джеймс, милый Джеймс. Он торжественно опустился на одно колено, но в следующее мгновение, когда поднял глаза и встретился взглядом с маленькой сестрой, вдруг подмигнул ей. Мария почувствовала волну нарастающего смеха, совсем не подобающего в эту минуту. Ужасно смешно, что высокий статный красавец Джеймс должен опускаться на колени перед своей маленькой сестрой. Конечно, она знала причину. Да, его мать не была королевой, но король, ее отец, был и отцом Джеймса. У Марии было еще несколько братьев и сестер, но ее расстраивало, что ее маленькие подруги — ей не сестры. Однажды она высказала сожаление, что их матери не королевы. Ведь было бы просто замечательно иметь такую большую семью.

Сейчас ее мать не хотела, чтобы она оставалась.

— Королева очень устала, — сказала она, — и уже пора укладываться спать.

А Марии так хотелось задержаться и порасспросить Джеймса об убитом кардинале.

И хотя все целовали ей руку и клялись защищать не на жизнь, а на смерть, они не хотели, чтобы она оставалась. Мария знала, что не должна проявлять недовольства. Королева не должна показывать свои чувства, и мать постоянно учила этому дочь.

Все почтительно замерли, пока она покидала зал, отправляясь к леди Флеминг, своей гувернантке.

— Наша маленькая королева не очень-то любезна сегодня со своими придворными, — с трудом преодолевая смех, произнесла Джанет Флеминг.

— Да, она не очень любезна, — парировала Мария. — Я так хотела остаться поболтать с Джеймсом. Он подмигнул мне, когда целовал руку.

— Мужчины всегда подмигивают тебе — ты ведь королева! — пытаясь подавить смех, произнесла Джанет.

Мария расхохоталась. Ей всегда было легко и весело с ней. Джанет приходилась Марии теткой. Она была очень хороша собою, хотя уже не молода, и казалось, жизнерадостности в ней было не меньше, чем в ее маленькой подопечной. Она тоже была из рода Стюартов, приходясь родной дочерью бабке Марии, а маленькая Мэри Флеминг была ее дочкой. Маленькой королеве было крайне просто уговорить Джанет позволить ей делать то, что ей хочется, и Мария очень нежно любила свою гувернантку.