— Но какая польза Босуэлу от моего брака с Араном?

— Да как мы можем знать, что на уме у этого южанина?

Мария была в замешательстве. Она так надеялась, что дружба между Араном и Босуэлом положит конец склокам. Неужели возможно, чтобы дерзкий южанин втянул бедного Арана в свои дела?

Несколькими часами позже после посыльного от Арана в Фолклендский замок на всех парах примчался член семьи Гамильтонов, Джейвин Гамильтон. Он заявил, что его ближайший родственник, герцог Шательеро упросил его как можно быстрее добраться до Фолкленда, так как герцог опасается, что его сын совсем выжил из ума.

— Мадам, — раскричался Джейвин, — история о диком заговоре, чтобы украсть вас, — неправда! Никогда не было никакого заговора. Молодой граф все придумал. Он представил себя на месте герцога, крича, что его заманил дьявол и Босуэл склонял его к измене. Герцог грозился убить сына, и тот убежал через окно по связанным простыням. Где он — неизвестно, но герцог Шательеро обдумает все и даст пояснения Вашему Величеству.

Мария приказала посыльному отправиться в спальню, где он сможет отдохнуть. Оставшись наедине с братом, она обратила к нему встревоженное лицо. Хотя план и казался диким, она опасалась, что все это было не без оснований.

Джеймс сказал:

— Мы не должны отпускать Джейвина, пока все досконально не выясним.

Не успел Джейвин разобраться с едой, что ему принесли, в Фолклендский замок явился Босуэл.

— Отправьте его ко мне, — сказала Мария, узнав о его появлении.

Он важно вошел в комнату, впрочем, как всегда наглый и надменный. Он никак не показывал, что ему известно о раскрытии заговора.

Вместе с Марией в комнате были Джеймс и Мэйтленд.

— Господин Босуэл, — начала она, — у нас сегодня странные посетители.

— Мадам? — вопросительно произнес он.

Его взгляд скользнул по ней… по украшениям и платью… Мария почувствовала себя как-то неуютно.

— Прошу вас, не надо изображать, что вы в неведении, — сказала она, краснея.

— А я ничего не изображаю, Мадам. Я в полном неведении о ваших сегодняшних посетителях.

— Сегодня утром нас навестил Джейвин Гамильтон… Вам это о чем-нибудь говорит?

— Я его не знаю, Мадам.

— Он принес мне новости от Шательеро.

— Судя по тому, что вы взволнованы, я подозреваю, что это были плохие новости.

Холодные глаза Джеймса Стюарта изучали его, не сводил с его лица проницательного взгляда и Мэйтленд.

— Он рассказал о вашем заговоре.

— Заговоре? Каком заговоре? Ваше Величество, о чем это вы?

— Заговор, в котором состояли вы, Аран и Шательеро. Вы хотели украсть меня.

— Что?! Я о таком заговоре не знаю, Мадам.

Мария оглянулась на Джеймса и Мэйтленда в надежде на поддержку.

— Вам нужно получше убеждать королеву, чем вы сейчас это делаете, — произнес Джеймс.

— Я не понимаю вас, ваша светлость.

— Против вас выдвинуто серьезное обвинение.

— Кто меня обвиняет? Безумный Аран?

— Заговор, — резко сказала Мария, — не выглядит столь же безумным, как человек, который все это устроил.

— Приведите сюда этого парня! — заорал Босуэл. — Пусть он бросит обвинение мне в лицо. Я вызову его… или любого другого, кто обвиняет меня… на поединок!

— Нет такого поединка, который бы прояснил это дело, — сказал Мэйтленд.

— О, Господи! — воскликнул Босуэл. — Поединок решит, жить ли человеку или нет! Я обещаю вам: поединок будет и судьей, и присяжными.

— В этом случае это невозможно, — сказал Мэйтленд. — Королеве нужна правда.

Джеймс сделал знак рукой, и в комнату вошли шесть охранников.

Рука Босуэла легла на шпагу, но он засомневался, понимая, что здесь сила не уместна.

Он взглянул на королеву, и его взгляд, казалось, выражал презрение. Марию пробил озноб.

— Я требую справедливости, — сказал он.

Она торопливо ответила:

— Вы ее получите, господин Босуэл.

Он позволил увести себя.

* * *

Мария пыталась забыть о неприятной истории…

— Я устала… устала от непрекращающейся ругани! — кричала она.

Скоро при Дворе свадьба, и, может, удастся хоть немного отвлечься. Она размышляла о встрече с королевой Англии. Все будет так красиво! Вдоль границы раскинут шатры…

Однако королева Англии, рассыпаясь в извинениях, все время откладывала встречу.

А тем временем несчастный Аран, скитаясь по деревням, наткнулся на дом старого друга, сэра Уильяма Керколди. Вид у Арана был плачевным: одежда разорвана, тело ослабло от голода, а разум помутился настолько, что он уже представлял себя в постели с королевой в Холирудском дворце, на самом деле валяясь под дверью особняка сэра Уильяма.

Рыдая, он ползал в ногах у Керколди, рассказывая, как в него вселился дьявол, и что он был рабом ведьм.

Его доставили в Фолкленд и позднее посадили под стражу в Эдинбургском дворце.

Босуэл тоже был в тюрьме.

А герцог Шательеро бросился Марии в ноги и так ужасно плакал, что она, обняв его, сказала, что он не будет наказан. Джеймс, однако, настаивал чтобы отобрали замок Данбар, и что Аран и Босуэл не могут быть под стражей, если отец Арана объявлен невиновным.

— Ну что ж, — сказала Мария, — давайте освободим и Босуэла, и Арана.

— Всему свое время, — произнес Джеймс.

— А нельзя ли, чтобы с ними разобрались побыстрее? Они что, обязательно должны быть в тюрьме до того, как их вина будет доказана?

Джеймс нежно улыбнулся:

— Сестра, дорогая, Аран будет под стражей в любом случае, так как ему все равно. Что касается Босуэла, так этого мошенника тоже хорошо пока подержать в тюрьме. Даже если он невиновен, у него много грехов. Пусть заключение будет как часть того наказания, которое ему наверняка полагается.

Мария вынуждена была согласиться и не очень жалела об этом. Безумство Арана и его одержимость жениться на Марии пугали ее. Босуэл производил на нее похожее впечатление.

А позднее посыпались новые проблемы.

Все началось, когда сэр Джон Гордон, сын Хантлея, слоняясь по улицам Эдинбурга, лицом к лицу встретился с господином Олгилвиллом. Между ними произошла стычка, Олгилвилл был ранен, а Гордона схватили и заключили под стражу в Толбуф.

Стала ясна и причина столкновения. Олгилвилл «имел зуб» на Джона Гордона. Один из Олгилвиллов, развратный юнец, попробовал уговорить свою мачеху стать его любовницей. Прознав об этом, его отец пришел в такую ярость, что решил лишить его наследства и отдать часть земель сэру Джону Гордону. Юный Олгилвилл созвал семейный совет, где решили: что бы там ни случилось, один из родственников не может отдавать на сторону кому бы то ни было то, что принадлежит всей семье. В суд был подан иск, чтобы вернуть собственность клана.

Сэр Джон Гордон страшно разгневался, узнав об иске. И к Хантлею, и ко всему семейству Гордонов всегда относились с большим уважением. Никто и не помышлял оскорбить их, но, если бы такое случилось, это было бы поводом для поединка. В стычке с Олгилвиллом Джон Гордон защищал свое достоинство, а то, что его за это упрятали в тюрьму, конечно же, было унизительно.

Гордон бежал из-под стражи и укрылся на севере, в крепости.

Когда об этом узнал Джеймс Стюарт, он вспомнил богатые земли, которые следовали бы за титулом графа Меррейского и которые в одночасье прибрали к рукам Гордоны. Он сразу задумался, как бы весь ход событий повернуть с выгодой для себя.

— Хорошее время для Вашего Величества отправиться на север, — сказал он как-то королеве. — Мы должны уладить это дело с Хантлеем и Гордонами. Вы не можете позволить, чтобы молодой Гордон попирал ваш авторитет. А мы терпим любого плута и бродягу, удирающего из тюрьмы, уверенные, что поступаем правильно.

— Джимми, — спросила она, — а нельзя ли попросить его вернуться и предстать перед судом?

— Попросить его вернуться?! Да он никогда такого не сделает! Он снова бросит вызов тебе, как это всегда делают Гордоны.

— Я что-то такого не замечала с их стороны. Единственный человек, который так ведет себя, находится в пресвитерианской Церкви.

— Будь уверена, — быстро проговорил Джеймс, — этот парень Рэндолф все-все расскажет своей королеве. Как ты думаешь, что она скажет, услышав, что ты оставила всех безнаказанными? Она узнает, что Аран и Босуэл в тюрьме, а они — протестанты; а сэр Джон Гордон гуляет на свободе, и он — католик! Быть такой лояльной к католикам ты просто не можешь! А ты спрашиваешь, что это английская королева все не едет да не едет…

— Так давай отпустим Арана и Босуэла на свободу, и ей не к чему будет придраться.

— Сестра, милая, ты не осмелишься на такое. Эти двое очень опасны. Ты ведь знаешь: я буду защищать тебя ценой собственной жизни…

— Да, Джимми…

— Так пусть Ваше Величество выслушает меня.

— Да, Джимми, пожалуйста, скажи, как мне быть.

И Джеймс все объяснил: он просто настоял на поездке на север.

Народ настроился, было, на развлечение, но вместо поэтов, музыкантов и придворных с нею поехали солдаты.

Согласно наставлениям Джеймса, Мария потребовала, чтобы граф Хантлей отдал свои замки Файндлейтер и Ошендаун как бы расплачиваясь за то, что его сын нарушил закон.

Старик Хантлей, будучи в ярости, что кто-то покушается на его владения, и зная о том, что Джеймс Стюарт метит на его титул и на земли, собрал вооруженных земляков и приготовился дать отпор людям королевы. Это было не что иное, как начало гражданской войны… Итогом ее стал захват виновника всего шума Джона Гордона и старика Хантлея. Хантлей был огорчен так сильно, что его хватил апоплексический удар, и он умер, не сходя с места.

Так закончилось первое путешествие королевы на север. Она оказалась в глубочайшем унынии, а когда она увидела громадное неподвижное тело Хантлея, ей было тяжело перенести эту картину и скрыть слезы от брата Джеймса, который отныне титуловался еще и графом Меррейским.

* * *

На обратной дороге ее ожидал приятный сюрприз.

К ним присоединился молодой француз, которого она помнила и знала еще с Франции. Он прибыл вместе с ней в Шотландию. К сожалению, он вынужден был вернуться во Францию с теми людьми, которые сопровождали ее. А сейчас он прибыл в Шотландию с письмами и посланиями от ее друзей.

Это был Пьер де Шателяр, молодой поэт из окружения Генриха де Монморанси.

Пьер был юн и красив. Он состоял в родстве с шевалье де Баярдом, от кого ему и досталась такая внешность.

В Марии он видел свою даму сердца.

Он не был уверен, что найдет в душе Марии отклик на свои чувства. Возможно, все вообще началось с Екатерины, королевы-матери Франции, когда она выбрала именно его, чтобы отправить в Шотландию. Тогда она ему сказала что-то вроде:

— Я знаю, вы в восторге от королевы Шотландии. Я наслышана о развлечениях в этих угрюмых заморских замках. Ах, моя дочь, королева Шотландии, самая хорошенькая женщина на свете. Не сомневаюсь, она будет так рада видеть старого друга… Я помню, как нежна она была с моим милым сыном… Подумать только! Прошло три года, как умер ее муж. Бедное дитя! Ну что же, месье де Шателяр, вы утешите ее.

— Я… Мадам?!

— Да, вы. Вы ведь красивы, не так ли?

Ее смех, сопроводивший слова, содержал сотню намеков, и был значительно выразительнее самих слов. Он был груб и звучал с издевкой, но мог дать надежду. Она выразительно взглянула на Пьера:

— Но, месье де Шателяр, помните о чести Франции.

Он решил, что понял ее, а Екатерина продолжила:

— Вы любите королеву Шотландии. Не отступайте. Промедление никогда не приведет к победе.

Ей что-то было известно… Да она, похоже, намекает, что Мария не так уж и недосягаема…

Он был переполнен надеждой.

И вот он перед королевой. Она повзрослела и выглядела во много раз прекраснее, чем он представлял себе.

Как же тепло она приняла его!

— Месье де Шателяр, я сразу вас вспомнила! Мне так приятно видеть вас… Какие новости от дядей и моей дорогой тети герцогини де Гиз? Что нового от короля и… моей свекрови? Что нового о месье де Монморанси?

Она с жадностью схватила привезенные им письма и стала читать, даже не присев. Месье де Шателяр стоял за ее спиной. Он должен был ей все рассказать… все, что случилось с ее друзьями и родственниками.

Ее глаза наполнились слезами — она вновь затосковала по Франции.

— Я так рада, что вы здесь, — сказала она.

Многие вокруг заметили восторг молодого человека и страстные взгляды, адресованные королеве.