— В Шотландии много развратников, больших и маленьких. Неужто он так сильно отличается от остальных?

— Нет, Мадам, — сказал Джеймс, — не сильно. Но этот человек больше, чем развратник. Он рассказывал грязные сплетни о некоторых именитых людях.

— Это о вас, что ли, брат мой?

— Возможно, дорогая сестра, но мне не довелось услышать. Я имел в виду вас…

— Что он говорил?

— Вот я и позвал Прингла, чтобы он рассказал, что его господин говаривал про вас при своих слугах.

— И что же, я должна выслушивать пересуды слуг?

— Если это касается вас, то, несомненно, должны.

— Позовите его.

Прингл опустился на колени перед королевой.

— Так вы были на службе у графа Босуэла во Франции?

— Да, Ваше Величество.

— И он часто говорил обо мне в вашем присутствии?

— Не часто, Ваше Величество, но бывало.

— Он плохо отзывался обо мне?

— Да, Ваше Величество.

— Что он говорил?

— Среди всякого прочего, он говорил, что сложи вместе вас и королеву Англии, все равно не получится даже одной настоящей женщины. Он сказал, что у королевы Англии был любовник граф Роберт Дадлей, но вот если бы у вас был кто-нибудь другой вместо вашего дяди, кардинала, то может и можно было бы сделать из вас двоих одну нормальную женщину…

Мария вспыхнула от гнева.

— Уберите отсюда этого человека! — закричала она. — Да как он смеет произносить такие грязные сплетни? Да как он посмел даже подумать такое?

Граф Меррейский сделал знак Принглу, чтобы тот поскорее убирался прочь.

— Прингл лишь повторил слова этого плута, — сказал он, как только они остались одни.

— Господи, как же это отвратительно!

Мария, страшно стыдясь, что про нее говорят такие вещи, бросилась в объятия к брату и горько расплакалась.

Граф Меррейский успокоил ее. Он выиграл этот поединок: Босуэлу не позволят вернуться к шотландскому Двору.

* * *

Холирудский дворец кипел весельем. Никогда еще Мария не чувствовала себя такой счастливой. Ей постоянно было нужно, чтобы любовник находился рядом; не видеть его было просто невыносимо. Болезнь не беспокоила ее; на бледных обычно щеках играл нежнейший румянец, а смех ее частенько разносился по замку.

Вокруг нее сгущались тучи, но она и думать об этом не хотела. Она отпустила на волю всю свою страсть.

Она совершенно не понимала, что выдает себя. Не прислушивалась она и к предостережениям Давида о том, что графу Меррейскому все известно о ней и Дарнлее и он сделает все возможное, чтобы помешать этому браку. Из Англии возвратился Мэйтленд, но голова его была занята делом, для него более важным, чем королевская свадьба. У Мэйтленда умерла жена, и он положил глаз на Флем.

Флем и королева очень сблизились друг с другом в последнее время. Обе женщины были во власти любви; они часто шутили вместе, и их заливистый смех заполнял комнаты замка.

Давид упрашивал королеву прислушаться к тому, что он говорит. Граф Меррейский собирал армию, чтобы выдворить из страны Босуэла. Неужели нужна целая армия, чтобы выставить из Шотландии единственного человека, который тем более уже вернулся во Францию? Почему бы Джеймсу Стюарту просто не распустить тех, кого он собрал? Давиду все было ясно, и он очень хотел, чтобы Мария тоже поняла, что же происходит вокруг.

Но Мария вела себя безрассудно. Казалось, она купается в любви. В любовной истории с Дарнлеем все исходило от нее. Она — королева и защитит Дарнлея от Джеймса Стюарта, собиравшегося уничтожить его. Давид прекрасно понимал, что Мария полна решимости показать Шотландии всю свою власть.

А в это время Дарнлей лежал в постели с корью. Королева совершенно потеряла голову, и, хотя болезнь была не так уж и серьезна, Мария настояла, чтобы он остался в замке Стирлинг и она могла бы ухаживать за ним. Она не покидала его комнату, и уже ни у кого не оставалось сомнений в ее намерениях.

Джон Нокс призывал теперь паству обратить внимание, что королева обхаживает своего любовничка в самой неприличной форме.

— Господь, — заявлял он, — видит все грехи Марии Стюарт. Она расплатится за каждый из них!

Королева Англии, прослышав о речах Джона Нокса, всенародно объявила, что потрясена до глубины души. Королева… ухаживает за больным молодым мужчиной… Это — разврат!

— Королева Англии, — сказала Мария, — отстаивает свое достоинство, но она защищает то, что для нее потеряно навсегда…

Марии было неведомо, что королева Англии успешно несет в Шотландию раздор. Вместе с Сесилом и Дадлеем они веселились по поводу достоинств Дарнлея.

— Пусть она подождет самую малость, — говаривала Елизавета. — Вскоре этот юнец покажет свое истинное лицо. Ему нужно лишь убедиться, что королева в его сетях.

Последнее время, выздоравливая, Дарнлей сделался сварливым. Мария заметила, что некоторые из его слуг ходят в синяках. До нее дошли слухи, что Дарнлей нещадно бьет их, но она была так счастлива, что не придавала этой болтовне особого значения.

Для Марии был такой праздник, когда он выздоровел окончательно, что она с несколькими служанками, в том числе и со своими тремя тезками, нарядившись в одежды простых горожанок, отправились на улицы Эдинбурга, обращаясь к людям с просьбой дать несколько монет для бала, который они собирались устроить.

Когда стало известно, что во главе этих якобы небогатых женщин, была сама королева, пересуды о Марии разгорелись с еще большей силой. Джон Нокс раскричался громче, чем когда-либо, а королева Англии потихоньку складывала в копилку о Марии все то, над чем можно позлорадствовать и на людях, и в личных беседах.

* * *

Теперь, после выздоровления Дарнлея, Мария решила не затягивать со свадьбой.

На дворе стоял май — три месяца с тех пор, как Дарнлей появился в Шотландии. Марии очень хотелось узаконить их союз. Она чувствовала себя немного неуютно. Сначала строгая мораль Шотландии была нарушена пресвитерианской Церковью, а теперь вроде как сама королева Шотландии делает то же самое.

Она вызвала к себе брата и сказала о своем намерении выйти замуж за Дарнлея. Мария приготовила бумагу, которую попросила Джеймса подписать.

— Какую бумагу?! — воскликнул граф Меррейский.

— О вашем согласии на этот брак и что вы сделаете все, чтобы устроить это дело.

— Мадам, это невозможно. Это расколет Шотландию.

— Отчего же?

— Среди шотландской знати множество тех, кто категорически против этого брака.

— Это вы о себе, что ли, говорите?

— И о себе тоже, Мадам.

— Это все потому, что вы боитесь. Вы опасаетесь, что мы возвратим Шотландию к католической вере, а реформатская Церковь и вы лично окажетесь не у власти.

— Вы слишком молоды, Мадам, чтобы…

— Я уже достаточно взрослая, брат. Когда ты был в моем возрасте, ты мечтал править Шотландией. Я теперь делаю то же самое.

— Тебе не добиться этого через брак с Дарнлеем.

— Я — королева и сама выберу, за кого мне выходить замуж.

— Делая выбор, ты не можешь не думать о своем народе…

— Мой народ поддержит мой выбор.

— Никогда! — в ярости заорал граф Меррейский.

— Ты забываешься, брат.

— Нет, это ты забываешься, дорогая сестра. Ты ведешь себя, как шлюха, со своим смазливым мальчишкой. Он спит с тобой в твоей постели. Весь Двор знает об этом. Я прошу тебя, пока еще не очень поздно, если тебе дорога твоя корона, оставь эту дурную жизнь…

— Ты цитируешь господина Нокса… А ведь есть кое-кто, кто подрежет ему когти.

— Ты не понимаешь, что говоришь.

— Я очень хорошо понимаю, что говорю. Подпиши эту бумагу, и я буду считать тебя хорошим подданным.

В ответ на это граф Меррейский резко развернулся и вышел из комнаты.

Несколько позже пришел Давид с новостью, что Джеймс собрал вокруг себя вооруженных людей. С ним вместе Аргайл, Шательеро, Керколди — весь цвет шотландской знати. Граф Меррейский был проницательным человеком. Он никуда не вел людей, а лишь намекал, что может случиться. Это и было его ответом Марии.

…Она меряла шагами комнату. Угроза гражданской войны не пугала Марию. Она больше не легкомысленная девочка, а женщина во власти чувств, и эти чувства делали ее бесстрашной.

— На его стороне англичане, — сказал Давид. — Елизавета обещала оружие и людей.

— Даже если весь мир будет против меня, мне нет никакого дела до этого, — сказала Мария. — В конце концов я стану королевой Шотландии.

— Жители гор могут поддержать Ваше Величество, — сказал Давид. — Выпустите из тюрьмы Джона Гордона и дайте ему титул графа Хантлея. Есть еще один человек, кому вы можете доверять — Босуэл. Позовите его. Он только и ждет этого и не упустит возможности отомстить вашему брату. Он будет предан вам даже только в благодарность за возможность вернуться в Шотландию.

— Этот человек?! Да вы помните, что он говорил обо мне?!

— Забудьте старые обиды, Мадам. В этом есть отчаянная необходимость. Да, он сквернословил о вас, но он хороший воин и самый мужественный человек в Шотландии.

Мария отправила за Босуэлом и дала Гордону титул графа Хантлея. Новоявленный граф спустился с гор с тысячами сторонников — народом решительным и нахальным. Все хотели свести старые счеты с графом Меррейским.

Они разбили лагерь вокруг Эдинбурга, и звуки их волынок были неплохо слышны во дворце. На улицах города мелькали шотландские юбочки и стальные шлемы. Со всей Шотландии стекались люди поддержать королеву в борьбе против Джеймса Стюарта.

Джон Нокс с опаской поглядывал на происходящее. Тщетно он пытался образумить их бесконечными проклятиями. Люди лишь наигрывали веселые мелодии в ответ на его речи. И хотя большинство собравшихся были протестантами, им было мало дела до Нокса.

У Марии были некоторые сомнения в лояльности собравшихся. Среди них был распутник Мортон, который долго взвешивал шансы королевы на победу над братом. Когда он решил поддержать Марию, она увидела в этом добрый знак. Еще был граф Рутвен, который поддержал ее потому, что его дети от первого брака приходились Дарнлею кузенами.

Бесспорно, у всех этих людей были свои корыстные интересы, чтобы быть на ее стороне, а не вместе с графом Меррейским.

Было одно дело, которое она хотела устроить прежде, чем все остальное — узаконить союз с любовником. Именно Мария была виновницей всего скандала, и события развивались только в худшую сторону. Получилось так, что граф Меррейский, который хотел уладить все тихо, был теперь настроен резко против. До него дошел слух, что королева — похотливая женщина и, что у нее было два любовника — Давид Риччо и Дарнлей. Ему на память пришла история с Шателяром… Джон Нокс яростно поддержал графа Меррейского…

* * *

В день свадьбы Мария была одета в траурные одежды. Ей было необходимо показать, что она соблюдает строгий королевский этикет, согласно которому, пока она не станет женой другого человека, она обязана появляться на всех официальных церемониях в траурном одеянии.

Граф Ленокс и граф Атолл препроводили ее в церковь и вернулись в замок за Дарнлеем.

В искрящемся драгоценностями костюме он был в таком контрасте со своей невестой!

Настоятель монастыря в Рестарлиге служил на церемонии венчания.

…Рука Марии легла на руку Генриха Стюарта, лорда Дарнлея, и вот они уже муж и жена…

Они вернулись во дворец порознь. Новобрачный должен был ждать ее в апартаментах, куда ее привели служанки.

— Так не годится! — воскликнул он, как только она вошла в комнату. — Мне не нравится этот черный наряд. Ты должна быть ослепительной невестой! Отложи-ка в сторону эти наряды скорби, теперь у тебя начинается новая жизнь!

Мария притворилась, что ей вовсе и не хочется этого делать, но скрыть ликование, что можно наконец избавиться от этих мрачных одежд, ей было так трудно.

В конце концов она надела сверкающее свадебное платье, специально приготовленное для нее.

— Самая прекрасная невеста на свете! — прошептала Флем, и Мария внезапно вспомнила, что уже слышала эти слова, когда венчалась с Франциском. Как же был не похож маленький Франциск на красавца Дарнлея!

Затем были пир и веселье. Новобрачный выпил вина немного больше, чем обычно, и начал, было, ругаться без всякой на то причины, но лицо его озарялось улыбкой, когда он слышал, что титулуется теперь как Генрих Стюарт, лорд Дарнлей, а также лорд Ардмарнрок, граф Росский, герцог Элбони и, к превеликой радости Ее Величества королевы Шотландии и Исландии, король этого королевства.

Наконец они остались одни. Это было именно то, чего Мария так долго ждала. Теперь она может отпустить себя на волю! Не было нужды ни в торопливых расставаниях на заре, ни в разговорах украдкой.