— Может, ты и права. Да, я хочу покорить тебя. Ты будешь моей пленницей. У тебя лишь единственный путь сохранить достоинство — выйти за меня замуж. Ты сделаешь все возможное для этого. Сейчас ты вдова. Скоро я разведусь с Джин, и ничто не остановит более нас, вот так.

— Я ничего не могу поделать, — сказала она, — но вся моя жизнь, все мое счастье — в тебе.

* * *

Она не думала ни о чем, кроме любви. Она полностью доверилась Босуэлу, веря, что он выведет их из той беды, той опасности, в которой они оказались.

Мария выслала из страны Джозефа Риччо и других подозреваемых, надеясь, что это убережет их, а Босуэл и Джеймс Бэлфор сами знали, как обезопасить себя.

Босуэл разгуливал по улицам в окружении почитателей и выкрикивал, что готов сразиться один на один с любым, кто посмеет обвинить его в убийстве.

Мария, стремясь выразить свою любовь, задаривала Босуэла подарками… Ему перешли все меха и драгоценности, что принадлежали Дарнлею. Она слагала в его честь стихи, в которых так ясно было видно, что молодая женщина на грани помешательства от чувств, переполнявших ее, от желания и ревности…

А Босуэл был готов и даже рвался встретиться лицом к лицу с обвинителями. Суд должен был состояться в Толбуфе. Все было подстроено заранее, и Босуэла не тревожило решение суда. Верховный судья был старым другом Босуэла и Аргайла, а присяжных подыскали специально. Каждый понимал: нужно быть полным дураком, чтобы поддержать Ленокса, а не Босуэла.

Дело было не только в том, что люди боялись Босуэла. Может, они даже с подозрением относились к его связи с королевой. Но город был заполнен пятью тысячами его сторонников, а пушки Эдинбургского замка были под командованием его людей…

Горожане видели, как торжественно Босуэл отправлялся на суд. Облаченный в богато украшенный атласный камзол, бархатные чулки, расшитые серебром, в драгоценностях, подаренных королевой, верхом на изумительной лошади, он как гора возвышался над людьми. Он не скрывал того, что он — будущий король.

Суд прошел страшно торжественно, почти как настоящий. Они сделали вид, что слушают обвинения Ленокса, а потом удалились на совещание. Их долго не было, а когда они возвратились, то был оглашен вердикт:

— Джеймс, граф Босуэлский, оправдан по каждому пункту обвинения по делу об убийстве Генриха Дарнлея, короля Шотландии.

Босуэл с триумфом проехал по улицам Эдинбурга, крича:

— Жители Эдинбурга, я оправдан! Меня объявили невиновным! Если есть хоть один, кто сомневается в вердикте суда, пусть выйдет вперед! Я вызову его на поединок! Пусть он подкрепит свои обвинения шпагой!

Люди слушали его, не выходя из домов. Выйти не решился никто, хотя вряд ли можно было сыскать во всем городе хоть одного человека, кто бы думал, что не Босуэл убийца короля.

Он метался по городу, останавливаясь то здесь, то там и вызывая хоть кого-нибудь на дуэль. Но все это было тщетно. В конце концов он возвратился в Холирудский дворец, чтобы сказать королеве, что все идет так, как им нужно.

* * *

Марию бросало то в безумную радость, то в столь же безумное отчаянна Ее страсть к Босуэлу разыгралась как никогда. А Джеймс просто радовался их взаимопониманию, был столь же неистов в любви, но воспринимал все легче и проще. У нее было единственное отличие от других женщин: она владела короной, которую предложила ему.

Частенько, будучи в одиночестве, она перечитывала стихи, посвященные ему. Вот одно из них, которое объяснит ее чувства лучше, чем что-либо еще:

«…Pour luy aussi j’ay jee maine larme,

Premier qu’il fus de ce corps possesseur,

Duquel alors il n’avoi pas le caur…»

     …Я столько слез лила из-за него.

     Он первый мной владел, но взял он только тело,

     А сердце перед ним раскрыться не хотело.

Она вновь и вновь перечитывала его. Стихотворение было написано давно, но было столь же правдиво, как и в тот миг, когда сложилось…

«…Brief, du vous seul je cherche alliance…»[41]

…Через несколько дней Босуэл решил повидаться с женой.

— Я должен поговорить о разводе, — сказал он Марии.

— Мне противно слышать, что ты собираешься к ней! — закричала она.

Он громко захохотал, а потом сказал:

— Я еду к ней просить, чтобы она отпустила меня. Что в этом может вызвать ревность?

Она находила утешение лишь в стихах, которым доверяла все свои мысли. Он позже найдет их, прочтет и улыбнется. А потом положит их в шкатулку, где они и останутся навсегда забытыми.

Он передумал ехать к Джин, опасаясь, что враги могут выкрасть королеву и сделать из нее заключенную. Вместо того, чтобы ехать к Джин, он переговорил с ее братом Хантлеем. Хантлей решил помочь ему в этом деле, видя выгоду и для себя.

Все нужно устроить очень быстро. Босуэл объяснил Хантлею, что в этом деле можно сослаться на их, пусть и дальнее, но все же родство с Джин.

А слухов тем временем становилось все больше. Муж королевы убит… Босуэл разводится… Похоже, все было ясно без слов.

Шотландия была накануне великих событий. Граф Меррейский покинул Шотландию, уехав во Францию. Ему не хотелось ни в чем участвовать. Он мечтал лишь об одном: отхватить себе хороший кусок власти, так как королева, похоже, скоро лишится всего.

* * *

Босуэл был на вершине славы: ему удалось остаться безнаказанным, хотя он и был зачинщиком убийства. Его люди шатались по городским улицам, бряцая оружием.

Он устроил званый ужин для именитых людей города. Не нашлось ни одного, кто рискнул бы отказаться.

…Пирушка была в полном разгаре, когда вдруг все осознали, что таверна окружена, а в дверях встала охрана.

Босуэл обратился к гостям:

— Мои милые господа, спасибо, что пришли. Вот мы все вместе… и вы знаете, что я вам друг. А теперь я хотел бы убедиться, друзья ли вы мне. Для этого я принес сюда одну бумагу и хочу, чтобы вы подписали ее.

…Графу Элингтонскому повезло: он сидел около окна и ему удалось незаметно улизнуть, а вот все остальные оказались как в ловушке.

Мортон закричал:

— Эй, дружище Босуэл, что это за бумага?

— А я сейчас зачитаю ее, — сказал Босуэл, залезая на стол.

Он развернул свиток и громким голосом начал читать:

«Джеймс, граф Босуэлский, оклеветанный злобными пасквилями в убийстве короля, был признан невиновным в присутствии знатных господ Шотландии. Мы, нижеподписавшиеся, клянемся: если хоть кто-то осмелится обвинить Босуэла в причастности к вышеназванному убийству, то мы, наши друзья и близкие восстановим справедливость и поддержим Босуэла.

Ради общего блага недопустимо, чтобы затянулось вдовство королевы, и мы считаем, что граф Босуэлский достоин ее руки. Мы клянемся, что не позволим никому помешать этому браку или расстроить его.

Подписано и скреплено печатями 19 апреля 1567 года.

Эдинбург.»

Вся знать была ошеломлена. Они могли предположить, что их попросят поддержать Босуэла в борьбе с его врагами, но представить себе, что будут говорить королеве, за кого ей выходить замуж, они не могли. Такого они от Босуэла не ожидали.

Их раздирали сомнения. Им было как-то не по себе в окружении вооруженных людей. Об их жестокости они были наслышаны.

Неожиданно из-за стола поднялся Мортон и сказал:

— Графа Босуэла оправдали, и потому каждый честный человек должен стоять на его стороне, если кому вздумается еще разок обвинить его в убийстве короля. Кроме того, я согласен, что для блага страны королева должна выйти замуж. Если Ее Величество умерит гордыню и возьмет себе в мужья подданного своей страны графа Босуэла, то я скажу, что для Шотландии это пойдет на большую пользу, и я с радостью первым ставлю свою подпись!

Босуэл выглядел обескураженным. Уж чего-чего, а он никак не ожидал поддержки от такого человека, как Мортон.

…Один за другим знатные шотландские графы подходили к столу с тем, чтобы подписать бумагу. Они прекрасно понимали, что просто должны это сделать или их ждет смерть. Было ясно: Босуэл не пощадит никого.

Лишь один человек в таверне наблюдал за происходящим без особого восторга — Мортон.

Боже мой! — размышлял он. — Эти тупицы так и рвутся подписать бумагу. Но на самом-то деле они подписывают смертный приговор Босуэлу. А он, жалкий дурак, даже не понимает этого. Поженись они, и оба будут обречены. Этим браком они всему миру покажут, кто убил Дарнлея. Этот брак будет самым глупым шагом, который только можно придумать.

Он решил немедленно отправить графу Меррейскому письмо. Пора ему возвращаться принимать регентство.

* * *

Во всем мире был еще один человек, прекрасно понимавший Мортона — Елизавета Английская. Семь лет назад она оказалась в схожей истории: при загадочных обстоятельствах умерла жена Роберта Дадлея, ее любовника. Подозрения пали на Елизавету и Роберта. У Марии был уже пример того, как себя вести в такой ситуации. Выйти замуж за Босуэла — значит уничтожить саму себя. То же самое случилось бы с Елизаветой, выйди она замуж за Дадлея.

Королева Англии ни капельки не любила свою шотландскую соперницу, но у нее было страшное желание сберечь честь королевского рода. Она написала письмо Марии, но той не было ровным счетом никакого дела до тревог английской королевы. Елизаветой правило честолюбие, а Мария жила чувствами. Ее руку сжимала рука любовника, она была ведома им, пусть даже к смерти. Он был рядом с нею, и ничего более важного для нее уже не существовало.

* * *

В один из солнечных апрельских дней Мария отправилась в замок Стирлинг навестить сына. На этом настоял Босуэл, сам собираясь съездить в Лиддесдейл. В этом месте шли бои, и нужно было быть там.

С нею вместе в Стирлинг поехали Мэйтленд, Хантлей и Джеймс Мелвил.

Когда они проезжали через Эдинбург, жители города вышли из домов взглянуть на королеву. Милое печальное лицо Марии смягчило их сердца, да так, что они уже с трудом верили, что королева могла быть соучастницей в убийстве короля.

— Да хранит вас Господь! — кричали они, но добавляли: — Если вы невиновны!

Если я невиновна! — повторяла, содрогаясь, Мария. Она была готова отдать все, чтобы быть невиновной, все… кроме любви к Босуэлу.

А граф Мэйтленд, казалось, не обращал на происходящее вокруг никакого внимания, совершенно погрузившись в раздумья. Он весь кипел от ярости на королеву и Босуэла. Теперь ему было прекрасно видно, как Босуэл обвел вокруг пальца всех. Убийство Дарнлея не принесло облегчения Шотландии; оно было на руку лишь Босуэлу и королеве.

Мэйтленд дал себе слово сделать все, что можно, только чтобы эти двое никогда не правили страной.

Он взглянул на Хантлея… У того был вид заговорщика. У Мэйтленда не было сомнений, что Босуэл очень даже нуждался в помощи Хантлея, чтобы избавиться от своей жены… С Хантлеем надо быть начеку.

Вот такие безрадостные мысли крутились в голове у Мэйтленда по дороге в замок Стирлинг.

Опекунами маленького принца были граф Марский и его жена. Они подозрительно взирали на появившуюся в замке королеву. Новости разносятся быстро, и им было уже известно о бумаге, которую заставил подписать Босуэл именитую шотландскую знать. Граф с женой стали, было, подозревать, что королева и Босуэл хотят выкрасть мальчика.

Мария взяла малыша на руки. Ему было уже десять месяцев. Он с любопытством смотрел на мать, а она, улыбаясь, запускала руку ему в кудряшки…

Ах, если бы она только могла забрать его отсюда… поселиться в монастыре… тихо жить там, забыв обо всем и уйдя с головой в заботу о маленьком сыне… Но ей никогда не дадут этого сделать. И вот уже подозрительный граф не разрешает ей быть один на один с мальчиком в детской и отбирает младенца.

— Прошу прощения, Мадам, — говорит он. — Я отвечаю за принца и поклялся денно и нощно оберегать его.

— Даже когда с ним рядом его мать?!

— Все время, Мадам.

Ее унизили! Она — мать, но ей не позволили побыть наедине с собственным ребенком! Она сказала себе:

— Ну ничего, скоро все будет по-другому. Я выйду замуж, и рядом со мной будет муж, и никто больше не посмеет со мной так обращаться.

Через три дня они оставили Стирлинг. Она вновь в седле, и от этого ощущение какой-то удивительной легкости. Ей было известно, что ждет ее впереди…

Сейчас появится Он… во главе кавалькады… Он отвезет ее как пленницу в Данбар… Пусть весь свет думает, что он покорил ее… Все будет хорошо, ведь ее будущее в его руках!