В нескольких шагах от камина она вильнула назад с целью продемонстрировать Дженнифер некоторые достоинства ее нового дома, часть из которых та уже успела отметить.

– Посмотри вон туда, дорогая, – с удовольствием предложила тетушка Элинор, указывая на окно с витражом. – Ну не прелесть ли? Окно с цветными стеклами! Ты не поверишь, каких размеров верхняя галерея и как удобно в светлице! Подсвечники золотые. Постели застланы шелком, и чуть ли не все кубки украшены драгоценностями! По правде сказать, – задумчиво объявила она, – посмотрев на этот дом, я вполне убедилась, что грабеж и разбой должны быть очень выгодными занятиями…

С этими словами тетушка Элинор повернулась к камину и вежливо поинтересовалась у владеющего замком «грабителя и разбойника»:

– Что вы скажете, ваша светлость, мародерство и впрямь приносит немалую прибыль, или я ошибаюсь?

Сквозь пелену смертельного ужаса Дженни увидела, как кружка с элем застывает в воздухе в нескольких дюймах от губ ее мужа. Он очень медленно опустил ее, внушив Дженни опасение, что за этим последует приказ сбросить тетушку Элинор со стен замка. Но он вместо этого вежливо склонил голову и, сохраняя спокойное выражение лица, подтвердил:

– И впрямь весьма прибыльное дело, мадам, и я настоятельно рекомендую эту профессию.

– Как приятно слышать, – воскликнула тетушка Элинор, – что вы говорите по-французски!

Дженни схватила тетку за руку и поволокла ее к ступенькам, а тетушка Элинор весело продолжала:

– Мы можем сразу велеть сэру Альберту поискать тебе подходящие наряды. Тут целые сундуки вещей, принадлежавших бывшим владельцам. Сэр Альберт – здешний управляющий, человек нездоровый. По-моему, у него глисты. Я вчера приготовила ему чудный отвар и потребовала, чтобы он выпил. Нынче он жутко болен, но завтра поправится, вот увидишь. А тебе сразу же надо вздремнуть, ты бледна и измучена…

Четверо рыцарей одновременно повернулись к Ройсу, сморщив физиономии в широких улыбках. Сдавленным от смеха голосом Стефан вымолвил:

– Гнев Господень! В дороге она вела себя гораздо лучше. Правда, почти не могла говорить, цепляясь за лошадь ради спасения жизни. Должно быть, все эти дни копила свои речи.

Ройс сардонически повел бровью в том направлении, где скрылась тетушка Элинор.

– Когда у тебя руки связаны, она ловка, как старая лиса. Где Альберт Пришем? – спросил он, внезапно почувствовав необходимость увидеть управляющего и разузнать из первых рук, как идут дела в Клейморе.

– Болен, – отвечал Стефан, устраиваясь в кресле у огня, – как и сообщила леди Элинор. Однако по-моему, это сердце, насколько я мог судить за короткое время, что говорил с ним вчера по приезде. Он все приготовил к нынешнему торжеству, но умоляет, чтобы ты до завтра освободил его. Не хочешь пройтись, взглянуть на свои владения?

Ройс поставил кружку с элем и нерешительно почесал в затылке.

– Попозже. Мне тоже надо поспать.

– И мне, – добавил сэр Годфри, зевая и одновременно потягиваясь. – Сначала я хочу поспать, а потом хорошенько поесть и выпить. А потом согреться да заполучить в руки девчонку на остаток ночи. В таком вот порядке, – ухмыляясь, заключил он, и прочие рыцари согласно кивнули.

Когда они удалились, Стефан развалился в кресле, с легкой озабоченностью глядя на брата, который с отсутствующим выражением хмуро исследовал содержимое своей кружки.

– Ты почему так угрюм, братец? Если думаешь о том скандале в долине, брось, не позволяй этим думам испортить вечерний праздник.

Ройс посмотрел на него:

– Я гадаю, не появятся ли посреди праздника незваные гости.

Стефан мгновенно сообразил, что Ройс говорит о прибытии компании из Меррика.

– Оба эмиссара, от Иакова и Генриха, обязательно сюда нагрянут. Потребуют предоставить возможность взглянуть собственными глазами на доказательства заключения брака, что может устроить добрый монах. Но сомневаюсь, чтобы ее родичи преодолели весь этот путь, поскольку, добравшись сюда, ничего сделать не смогут.

– Они явятся, – твердо заявил Ройс. – И явятся в достаточном количестве, чтобы продемонстрировать свою мощь.

– И что они сделают? – с бесшабашной усмешкой спросил Стефан. – Ничего, разве что поорут на нас из-за стен. Ты укрепил замок так, что он выдержал бы даже твой самый яростный штурм.

Лицо Ройса приобрело твердое, решительное выражение.

– Я покончил со штурмами! Я сказал тебе и сказал Генриху. Меня тошнит от всего этого – от крови, от вони, от грохота. – Не замечая зачарованного слуги, подошедшего сзади, чтобы снова наполнить его кружку, Ройс резко закончил: – Не могу больше этого выносить.

– Так что ж ты намерен делать, если сюда явится Меррик?

– Я намерен пригласить его на торжество.

Стефан понял, что он говорит серьезно, очень медленно встал и спросил:

– А что потом?

– А потом, будем надеяться, он поймет, увидев, насколько мы превосходим его числом, что биться со мной бесполезно.

– А если не поймет? – настаивал Стефан. – Или, вероятней всего, потребует поединка с тобой, тогда как ты поступишь?

– Как ты хочешь, чтобы я поступил? – сердито рявкнул Ройс. – Убил своего собственного тестя? И пригласил его дочь посмотреть? Или послал ее обождать наверху, пока мы смоем его кровь с пола, где когда-нибудь будут играть ее дети?

Теперь настал черед Стефана сердиться.

– Так что же ты собираешься делать?

– Спать, – отвечал Ройс, нарочно не понимая вопроса Стефана. – Я собираюсь повидать своего управляющего, а потом несколько часов поспать.

Через час Ройс вошел к себе в спальню и, предвкушая наслаждение, растянулся на огромной четырехспальной кровати, заложив руки за голову. Взгляд лениво блуждал по темно-синему с золотом балдахину над постелью, по откинутым и скрепленным золочеными шнурами занавесям из парчи и шелка, потом упал на противоположную стену комнаты. Он знал, что за стеной находится Дженнифер. Слуга поставил его в известность об этом вместе с сообщением, что она вошла в свою спальню несколько минут назад, попросив разбудить через три часа, приготовить ванну и какие-нибудь одежды, которые могла бы надеть к празднику.

Воспоминания о том, как выглядит спящая Дженнифер, с рассыпанными по подушкам волосами, с обнаженной атласной кожей на фоне простыней, заставили его тело сжаться от мгновенно вспыхнувшего желания. Проигнорировав его, Ройс закрыл глаза. Умнее обождать тащить непокорную новобрачную в постель до окончания торжества, решил он. Придется еще уговаривать ее согласиться исполнить статьи брачных обетов, в чем Ройс нисколько не сомневался, а в данный момент был попросту не в состоянии беседовать с ней на эту тему.

Ночью, когда она разомлеет от вина и музыки, он приведет ее к себе в спальню. Но добровольно или насильно, он намерен заняться любовью с ней сегодня ночью и в любую последующую ночь, когда пожелает. Если она не согласится добровольно, пойдет потому, что он захочет, – все очень просто, уверенно думал он. Но последним воспоминанием, с которым Ройс погрузился в сон, была возмутительно очаровательная и дерзкая молодая жена, растопырившая пальчики и с нахальным превосходством толкующая ему: «Сорок – это вот столько…»

Глава 19

Дженни выбралась из деревянной бадьи, закуталась в мягкий бледно-голубой халат, протянутый горничной, и раздвинула занавеси, скрывающие альков, где была установлена высокая бадья. Широкий халат, хоть и очень красивый, явно принадлежал кому-то, кто был гораздо выше ростом; рукава свисали дюймов на шесть ниже кончиков пальцев, а подол волочился следом на целый ярд, но одежды были чистыми и теплыми, и, проведя много дней в одном и том же грязном платье, она сочла халат божественным.

Дженни присела на кровать, горничная зашла сзади с щеткой в руке и принялась расчесывать спутанные пряди пышных волос своей госпожи, в то время как другая девушка появилась с охапкой переливающейся бледным золотом парчи, которая, по предположению Дженни, должна была оказаться платьем. Ни одна из служанок не проявляла каких-либо признаков открытой враждебности, чему Дженни нисколько не удивлялась, учитывая сделанное герцогом во дворе предупреждение.

Воспоминание об этом постоянно возвращалось, дразня Дженни словно загадка. Несмотря на напряженные отношения между ними, Ройс сознательно и публично наделил ее своей собственной властью по отношению ко всем и каждому. Он поставил ее на равную с собой высоту, что выглядело бы весьма странным для любого мужчины, тем более для такого, как он. Похоже, он совершил это из сострадания к ней, и все-таки она не могла припомнить ни единого когда-либо совершенного им поступка, включая освобождение Бренны, который не руководствовался бы тайными соображениями, служившими его личным целям.

Приписывать ему такую добродетель, как сострадание, было бы крайне глупо. Она видела собственными глазами, сколь безгранична жестокость, на которую он способен, – вплоть до убийства ребенка, швырнувшего ком грязи… Это больше, чем жестокость, это варварство. С другой стороны, он, может быть, никогда и не собирался предавать мальчика смерти; может, он попросту реагировал медленнее Дженни.

Вздохнув, она оставила до поры попытки разгадать загадку своего мужа и обернулась к горничной, которую звали Агнес. В Меррике меж хозяйками и служанками вечно шла болтовня, доверительный обмен сплетнями и секретами, и хотя невозможно было представить, чтобы эти горничные когда-нибудь принялись с ней шушукаться и хихикать, Дженни была твердо убеждена, что по меньшей мере они должны разговаривать.

– Агнес, – сказала она тщательно продуманным, ровным и вежливым тоном, – что это – платье, которое мне предстоит надеть нынче вечером?

– Да, миледи.

– Как я догадываюсь, оно принадлежало кому-то другому?

– Да, миледи.

За последние два часа это были единственные слова, произнесенные обеими горничными, и Дженни переживала разочарование вкупе с отчаянием.

– Кому же именно?

– Дочери бывшего лорда, миледи.

Обе они оглянулись на стук в дверь, и через секунду трое крепких слуг поставили на пол огромные сундуки.

– Что там? – озадаченно поинтересовалась Дженни и, поскольку служанки, похоже, не знали ответа, спрыгнула с высокой кровати и пошла лично исследовать содержимое. В сундуках оказались захватывающие дух груды тканей, каких она в жизни не видывала, – богатые атласы, парча и бархат, расшитые шелка, мягкий кашемир, полотно, до того тонкое, что почти просвечивало.

– Какая красота! – выдохнула Дженни, касаясь изумрудного атласа.

Раздавшийся в дверях возглас заставил всех трех женщин обернуться.

– Вам, стало быть, нравится? – спросил Ройс. Он стоял в дверном проеме, упираясь в косяки плечами, наряженный в нижний камзол из темно-рубинового шелка и в верхний из свинцово-серого бархата. Узкий серебряный пояс с рубинами на пряжке опоясывал талию, с него свисал декоративный кинжал с огромным пламенеющим рубином, поблескивавшим на рукоятке.

– Нравится? – повторила Дженни, не в силах сосредоточиться, потому что его взгляд, скользнув по ее волосам, остановился в вырезе халата. Она проследила, пытаясь понять, куда он уставился, и запахнула разошедшиеся отвороты, зажав ткань в кулачок.

Легкая насмешливая улыбка тронула его губы при этом стыдливом жесте, он взглянул на обеих служанок и решительно приказал:

– Оставьте нас.

Они повиновались с почти панической поспешностью, как можно проворнее прошмыгнув мимо него.

Когда Агнес проскальзывала позади Ройса, Дженни увидела, что она быстро перекрестилась.

Закрыв за собой дверь, Ройс смотрел на Дженни, и по спине ее пробежал холодок тревоги. Пытаясь найти спасение в беседе, она проговорила первое, что пришло в голову:

– На самом деле вам не следовало бы столь резко говорить со служанками. По-моему, вы их пугаете.

– Я пришел не затем, чтобы обсуждать служанок, – спокойно заметил он и направился к ней. Остро чувствуя свою наготу под халатом, Дженни предусмотрительно отступила на шаг и, конечно же, наступила на волочащийся шлейф. Не в силах двинуться дальше, она смотрела, как он наклоняется к открытым сундукам и извлекает оттуда ворох тканей.

– Так вам нравится? – снова спросил он.

– Что? – вымолвила она, стянув халат на горле и на груди так туго, что едва могла вздохнуть.

– Вот это, – сухо уточнил он, жестом указывая на сундуки. – Это ваше. Пользуйтесь, шейте себе платья и все, что вам нужно.

Дженни кивнула, опасливо наблюдая, как он, потеряв интерес к сундукам, шагнул к ней.

– Ч-чего вы хотите? – сказала она, ненавидя дрожащий звук собственного голоса.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки, но вместо того чтобы привлечь ее к себе, спокойно заявил:

– Я, во-первых, хочу, чтобы вы ослабили хватку на том халате, который на вас надет, пока не удушились. Я видел мужчин, болтавшихся на веревке, натянутой ничуть не крепче.