– Дженни… – простонал он, водя ладонями по ее спине, бедрам и ягодицам, зарываясь пальцами в ее волосы, вновь прижимаясь губами к лихорадочно горящему рту.

– Дженни… – хрипло шептал он, накрывая ее своим телом.

– Дженни… – бормотал он, жадно пробуя на вкус ее груди, живот и бедра.

Он не мог удержаться, чтобы не повторять ее имя. Оно звучало музыкой в сердце, когда она обхватила его руками, и приподнялась, и добровольно приняла в себя налитую мужскую плоть; оно разливалось в крови, когда она радостно встретила первый буйный удар его тела; оно пронизывало каждый нерв, когда она двигалась в такт его яростным целеустремленным толчкам; оно взорвалось, точно гром, когда она крикнула: «Я люблю тебя!» – впиваясь ногтями в спину и содрогаясь всем телом, которое сотрясали набегающие одна за другой волны экстаза.

Напрягшись в отчаянной жажде облегчения, Ройс отнял от нее губы и приподнялся, опершись на руки, ожидая, когда в ней стихнет дрожь, глядя в прекрасное затуманенное лицо. А потом, не в силах более сдерживаться, еще раз – в последний раз – погрузился в нее, шепча это имя. Тело его конвульсивно дрогнуло, еще, и еще, и еще раз, пока он переливал в нее свою жизнь.

Лежа на спине, он ждал, когда уймется безумное биение сердца, поглаживая рукой ее атласную кожу и все еще удивляясь своей взрывной страсти. За все годы многочисленных любовных приключений и жарких интрижек он не испытывал ничего сродни тому потрясающему экстазу, который только что пережил.

Дженни подняла голову, он наклонился, заглянув ей в глаза. И в подернутой дымкой синей бездне видел такое же изумление и смятение.

– О чем ты думаешь? – спросил он, нежно улыбаясь.

Ответная улыбка тронула ее губы, пальцы забегали по заросшей волосами груди.

Дженни занимали только две мысли, и вместо того чтобы открыться в непреодолимом желании услышать от него признание в любви, она поделилась другой.

– Я думала, – горестно прошептала она, – что если бы так было… в Хардине… я наверняка не убежала бы с Уильямом.

– Если б там было так, – заявил Ройс с улыбкой, перерастающей в широкую кривую ухмылку, – я кинулся бы за тобой вдогонку.

Не ведая, с какой легкостью может снова разжечь его, Дженни провела пальцами по твердому плоскому животу.

– А почему не кинулся?

– В то время я был под арестом, – сухо отвечал он, перехватил любопытную ручку, накрыл ладонью, чтобы она не двинулась ниже, – за отказ выдать тебя Греверли, – добавил он и выпустил руку.

У него тут же захватило дух, ибо ладошка скользнула по внутренней стороне бедра.

– Дженни… – хрипло предупредил он, но желание уже затопило его.

Глухо усмехнувшись, он подхватил ее, приподнял и нежно, но твердо усадил на себя.

– Делай что хочешь и сколько хочешь, крошка, – поддразнил он. – Я целиком и полностью к твоим услугам.

Но смех его оборвался, когда жена прильнула к нему и прижалась ко рту своими губами.

Глава 21

Дженни стояла у окна на балкон, глядела во двор, на лице ее плавала улыбка, воспоминания о прошедшей ночи переполняли душу. Судя по положению солнца, утро было в самом разгаре, а она поднялась меньше часа назад, заспавшись дольше, чем когда-либо в жизни.

Утром Ройс долго и настойчиво занимался с ней любовью, на сей раз с такой редкостной сдержанной нежностью, что даже сейчас сердечко Дженни усиленно билось. Он не сказал, что любит ее, но любил ее – она, будучи совершенно не искушенной в любовных делах, была в этом уверена. Зачем бы ему иначе так ее одаривать? Зачем так заботиться о ней в постели?

Дженни погрузилась в раздумья и не заметила, как в комнату вошла Агнес. По-прежнему улыбаясь, она обернулась к служанке, державшей еще одно поспешно перешитое для нее одеяние, теперь из мягкого кремового кашемира. Невзирая на суровое, полное мрачных предзнаменований выражение лица горничной, Дженни окончательно преисполнилась решимости разбить все преграды и подружиться с прислугой. Разумеется, раз уж она покорила Волка, наладить добрые отношения со слугами не составит труда.

Подыскивая, что бы сказать горничной, она взяла платье, и тут на глаза ей попалась бадья в алькове. Уцепившись за это как за безопасную тему для разговора, она заметила:

– Этот чан так велик, что в него можно засунуть человека четыре, а то и пять. Мы дома купаемся в озере или в маленьких деревянных бадьях.

– Тут Англия, миледи, – напомнила ей Агнес, собирая наряд, который Дженни надевала прошлым вечером. Госпожа бросила на нее изумленный взгляд, не уверенная, прозвучала ли в ответе нотка превосходства или нет.

– А что, разве в Англии во всех больших домах такие огромные чаны, и настоящие камины, и… – она подняла руку, широким жестом охватив роскошную комнату с бархатными драпировками и толстыми коврами, устилающими пол, – …и все такое?

– Нет, миледи. Да только вы в Клейморе, а сэр Альберт – управляющий нашего хозяина и управляющий старого лорда – получил указание содержать Клеймор как замок, достойный самого короля. Серебро чистят каждую неделю и пыли не дозволяют садиться ни на ковры, ни на пол. А если что-то приходит в негодность, его выбрасывают и приносят другое.

– Должно быть, надо много трудиться, чтобы держать все в таком идеальном порядке, – заметила Дженни.

– Правда, но раз новый хозяин сказал сэру Альберту, что тот должен делать, сэр Альберт, хоть он упрям и горд, подчинится, чего бы он там про себя ни думал про того, кто ему приказывает.

Последнее поразительное замечание было наполнено такой колкостью и негодованием, что Дженни ушам своим не поверила. Нахмурившись, она повернулась кругом и посмотрела на горничную:

– Агнес, что вы хотите сказать?

Агнес явно сообразила, что сболтнула лишнее, побледнела, замерла и посмотрела на Дженни с неописуемым испугом.

– Я ничего не сказала, миледи! Ничего! Мы все очень гордимся, что новый хозяин вернулся домой, и если все его враги нагрянут сюда, мы с гордостью отдадим ему свой урожай, и своих мужчин, и своих детей, если это понадобится для битвы. С гордостью! – выкрикнула она низким, отчаянным голосом. – Все мы – люди добрые, верные и не держим на хозяина никакого зла за то, что он сделал. И надеемся, что и он на нас зла не держит.

– Агнес, – мягко проговорила Дженни, – вам не надо бояться меня. Я вас не выдам. О чем вы говорили, упоминая «то, что он сделал»?

Бедную женщину била сильная дрожь, и когда Ройс, приоткрыв дверь, просунул внутрь голову, напоминая, что Дженни пора присоединиться к нему внизу за завтраком, Агнес уронила бархатное платье, подхватила его и выскочила из комнаты. Убегая, она оглянулась на Ройса, и Дженни на сей раз определенно увидела, как горничная опять крестится.

Забыв в руках кашемировый наряд, Дженни уставилась на захлопнувшуюся дверь, задумчиво сморщив лоб.

В большом зале почти не осталось следов вчерашнего веселья; пиршественные столы, заполнявшие помещение, сложили и убрали на место. Собственно говоря, единственным напоминанием о ночной пирушке служил десяток-другой рыцарей, все еще спавших на скамьях вдоль стен, ритмично и монотонно похрапывая. Несмотря на кипящую вокруг видимость бурной деятельности, Дженни сочувственно отметила, что слуги еле ноги таскают и почти ни один из них не сумел увернуться от полновесных пинков одного рассерженного рыцаря на скамейке, не желающего, чтобы тревожили его сон.

Ройс поднял глаза на подходившую к столу Дженни и вскочил на ноги с той легкой, кошачьей грацией, которая всегда восхищала ее.

– Доброе утро, – интимно промолвил он низким голосом. – Надеюсь, ты хорошо выспалась?

– Очень, – смущенным шепотом отвечала она, но, когда усаживалась с ним рядом, глаза ее сверкали.

– Доброе утро, моя дорогая! – радостно вскричала тетушка Элинор, отводя взгляд от стоящего перед ней подноса с холодной закуской, на котором она изящно резала тонкими ломтиками кусок оленины. – Кажется, ты в прекрасном расположении духа нынче.

– Доброе утро, тетушка Элинор, – проговорила Дженни и окинула любопытным взором молчаливых присутствующих – сэра Стефана, сэра Годфри, сэра Лайонела, сэра Юстаса, Арика и брата Грегори. Заметив странное безмолвие и потупленные глаза мужчин, она с нерешительной улыбкой сказала: – Всем доброе утро.

В ее сторону медленно повернулись пять мужских физиономий – бледных, натянутых, выражавших разнообразные чувства, от глухого страдания до полного смятения.

– Доброе утро, миледи, – вежливо откликнулись присутствующие, но трое при этом скривились, а двое заслонили глаза руками. Этим утром один только Арик оставался нормальным. Полностью его проигнорировав, Дженни посмотрела на брата Грегори, который выглядел не лучше других, а потом на Ройса.

– Что со всеми стряслось? – спросила она.

Ройс взял себе белого пшеничного хлеба и холодного мяса, стоявшего на столе, и мужчины неохотно последовали его примеру.

– Расплачиваются за вчерашнюю ночную оргию с попойкой и дев… гм… и с попойкой, – ухмыляясь, растолковал Ройс.

Изумленная Дженни оглянулась на брата Грегори, только что поднесшего к губам кружку с элем.

– И вы тоже, брат Грегори? – поинтересовалась она, и бедняга поперхнулся.

– В первом грешен, миледи, – виновато признался он, – но утверждаю полнейшую свою невиновность во втором.

Дженни, не успевшая расслышать поспешно проглоченное Ройсом второе слово, удивленно уставилась на монаха, но тут встряла тетушка Элинор:

– Я предвидела именно эти хвори, моя дорогая, и раненько утречком спустилась было на кухню приготовить чудесное подкрепляющее, да нашла там всего лишь щепотку шафрана!

Упоминание о кухне немедленно привлекло внимание Ройса, и он, кажется, в первый раз принялся с большим интересом изучать леди Элинор.

– Вы считаете, что на моих кухнях недостает многого… что помогло бы сделать все это, – он обвел жестом довольно-таки неаппетитные остатки вчерашней еды, – намного приятней на вкус?

– Ну конечно же, ваша светлость, – с готовностью подтвердила она. – Я испытала серьезное потрясение, обнаружив такую прискорбно пустую кухню. Там есть розмарин и тимьян, но нет ни изюма, ни имбиря, ни корицы, ни майорана, не говоря уж о гвоздике. Я нигде не увидела ни одного ореха, за исключением единственного жалкого, высохшего каштана! Орехи – это ж великолепнейшая добавка к деликатесным соусам, изысканным десертам…

Заговорив на кулинарную тему, тетушка Элинор вдруг оказалась в центре безраздельного мужского внимания. Один только Арик не проявил ни малейшего интереса, упорно предпочитая поедаемую им холодную гусиную ногу деликатесным приправам и десертам.

– Продолжайте, – сказал Ройс, сосредоточенно и восторженно взирая на нее. – Что бы вы могли приготовить, подразумевая, конечно, наличие всех необходимых для этого продуктов?

– Ну, дайте подумать, – сказала она, слегка хмуря лоб. – Прошел не один десяток лет с тех пор, как я распоряжалась на кухнях в своем собственном милом замке, но… ах да, жареные свиные отбивные с корочкой, до того воздушные и восхитительные, что просто тают во рту; или взять, например, курицу, которую вы едите, – заметила она в адрес сэра Годфри, наслаждаясь новой для себя ролью специалиста в области кулинарии. – Вместо того чтобы жарить ее на вертеле и подавать высушенной и жесткой, как холщовая тряпка, можно было бы потушить ее в бульоне пополам с вином, прибавив корицы, муската, укропа и сладкого перца, а потом выложить на хлебный поднос, пропитав хлеб вкусным соком. А уж что можно сделать из фруктов, скажем, из яблок, или груш, или айвы!.. Только мне понадобился бы мед, и миндаль, и финики для глазури, впрочем, и корица тоже, но, как я уже сказала, на здешних кухнях ничего этого не найдется.

Ройс напряженно смотрел на нее, позабыв о своем холодном гусе.

– Вы сумеете раздобыть все, что требуется, здесь, в Клейморе, или, может быть, на деревенском рынке?

– Надо надеяться, многое, – охотно отозвалась тетушка Элинор.

– В таком случае, – провозгласил Ройс тоном, приличествующим оглашению королевского эдикта, – кухня отныне в ваших руках, а мы все ждем будущих великолепных блюд. – Взглянув на сэра Альберта Пришема, стоящего возле стола, Ройс поднялся и сообщил ему: – Я только что передал кухню в распоряжение леди Элинор.

Худая физиономия управляющего усердно демонстрировала равнодушие, но пальцы на набалдашнике белой трости сжались в кулак, когда он, вежливо кивнув, ответил:

– Как я уже говорил, еда меня мало интересует.

– А ведь она должна чрезвычайно интересовать вас, сэр Альберт, – со знанием дела уведомила его тетушка Элинор, – поскольку вы употребляете в пищу все, что не следует. Люди со вкусом никогда не едят брюкву, жирные блюда и твердые сыры.

Физиономия управляющего окаменела.

– Я не обладаю вкусом, мадам.

– Но будете обладать! – весело предрекла тетушка Элинор, тоже вставая и горя желанием доказать это на деле.