Он любил ее. Ну конечно же, он ее любил. Ее трудно было не любить — прекрасную женщину, страстную, храбрую. Нет, это не правда. Он хотел от нее правды? Он сам должен был сказать правду.

Она была непроста. Акора, о которой он мечтал в дни беззаботной юности, была для нее повседневной реальностью, а Кассандра, как он понял, наоборот, всегда хотела попасть в Англию. В самом прямом смысле каждый из них был мечтой другого. А может ли мечта стать реальностью?

Но она была чем-то большим, гораздо большим. Она была принцессой, дочерью древнего рода, воспитанной, чтобы указывать путь и властвовать. Разве это не проявилось в полную силу, когда она заняла место брата, да так, как вряд ли кто-нибудь другой смог?

Атридис.

Что-то новое и для Акоры, и для него самого.

Если бы Атрей умер, то Алекс вернулся бы домой, но стал бы он ванаксом? Совсем необязательно. Алекс был человеком чести. Он мог решить, что его сестру связывают с Акорой особые отношения, и в этом смысле он не был ей равен.

Кассандра так же сильно зависела от того, что считала своим долгом, как и сам Ройс. Она бы никогда не смогла поставить собственные интересы выше интересов Акоры.

Господь Бог и все святые, лишь бы Атрей выжил, не только ради себя самого, но ради всего королевства! Ройс поморщился, неожиданно осознав эгоистичность своего желания, что было на него совсем не похоже.

Делает ли любовь человека эгоистичным? Возможно, но тут ему нечем было оправдаться. Он хотел, чтобы Кассандра была в безопасности, чтобы она могла жить собственной жизнью… с ним.

Вино было прохладным и терпким. Он снова отхлебнул и посмотрел на нее, необыкновенно грациозную. Она протянула руки другим женщинам, и они начали танцевать, сначала медленно, потом быстрее. Они танцевали в лучах солнца, просачивавшихся сквозь раскидистые ветви древних олив. Некоторые женщины были в возрасте, и ради них сохраняли достаточно медленный темп. Пожилые женщины танцевали со знанием дела, с достоинством. Радость светилась на их лицах, покрытых морщинками, сквозила в движениях тел, казалось, вспомнивших былые времена, былые удовольствия. Девушки же улыбались, но он чувствовал, что все ведут себя более сдержанно, чем обычно, из-за нависшей над ванаксом угрозы. И все же они плясали, как, должно быть, плясали тысячи поколений до них, здесь, среди олив. Танцевали, несмотря на боль и скорбь, танцевали, потому что день прекрасен и завтра обязательно наступит.

Мужчины присоединились к ним. Они образовали внешний круг, высоко подняв руки. Они двигались сильно и мощно, с гордостью и уверенностью. И они пригласили Ройса присоединиться к ним.

Он согласился. Наверное, из-за выпитого вина, и, к своему удивлению, понял, что знает движения танца. Как будто он уже танцевал так где-то когда-то, давным-давно. Но не здесь, не на этой земле. В Хоукфорте, которому принадлежит его сердце. Барабаны забили быстрее, лютня зазвучала громче, звуки арфы поднимались к небесам. На них медленно осыпались лепестки белых цветов, сорванных легким ветерком.

Кассандра повернула голову, и они встретились взглядами.

Когда они возвращались домой, прямо на закат, лучи заходящего солнца превратили побеленные стены Илиуса в малиново-золотые. Вскоре после того как они спешились, пришла Сида с доброй вестью: Атрей спал спокойно, и Елена решила, что с операцией можно подождать, по крайней мере еще немного.

Кассандра почувствовала такое облегчение, что едва удержалась на ногах. И все же ей еще многое предстояло сделать.

— Меллинос, — сказала она, притворяясь, что не заметила, как он сморщился, слезая с лошади, — ты ведь присоединишься к нам за ужином, правда?

— За ужином, принцесса? Но я вообще-то предполагал… учитывая, что мы делали сегодня днем…

— За ужином, — жестко повторила Кассандра. — А, Троицус, я так и думала, что ты где-то поблизости. Присоединяйся к нам. Будем есть устрицы и вспоминать о прошлом.

— О прошлом, — пробормотал обрюзгший советник. Он переводил взгляд с нее на Ройса и обратно. — Вы еще слишком молоды, чтобы у вас было прошлое, Атридис.

Она — засмеялась и потянула всех за собой во дворец. Бросила через плечо:

— За ужином, но не волнуйтесь, допоздна засиживаться не будем.

Этого и не произошло, хотя и отведали устриц, как и хотела Атридис. Половинки раковинок были уложены в подсоленный лед. К ним подали крошечные сладкие креветки и соус, который Ройс нашел просто восхитительным, а также салат из хрустящей редиски и душистой зелени и еще много других закусок вместе с вином, которое, по мнению Ройса, имело привкус солнца.

Они разговаривали — он не помнил, о чем именно, — то об истории, то о легендах. В какой-то момент он услышал собственный голос:

— Артур жил на самом деле, я в этом уверен. Времена его темные, многое утрачено, но память об этом человеке слишком велика, чтобы быть просто мифом.

— Герой всегда появляется, — пробормотал Меллинос, наливая себе еще вина, — всегда в самое опасное и смутное время. — Он моргнул, словно сова на свету, из-за вина и событий длинного дня и посмотрел на Кассандру, как будто ее присутствие было для него большой неожиданностью. — Герой или…

— Героиня, — закончил Троицус и поднял бокал. — Ты ведь это собирался сказать, дружище? Героиня — то же самое, что и герой, не правда ли?

— Не знаю, — признался Меллинос, — все же это разные вещи.

Троицус кивнул, снова поднял бокал, чтобы пригубить, однако Ройс заметил, что он не отпил.

— Настало время перемен, — сказал советник, — мы стоим на пороге нового мира.

— Упаси Господи, — пробормотал Меллинос и, с трудом поднявшись, неуклюже поклонился: — Принцесса, позвольте пожелать вам доброй ночи. Не хотелось бы опозориться и потерять ваше уважение.

Она улыбнулась, это была искренняя улыбка, которая зажгла огонек в ее глазах, и протянула ему руку.

— Вы никогда его не потеряете, советник. Ваша честь — ваше оружие.

Он моргнул и возвратил ей улыбку:

— Первая из Атридис произнесла эти слова. Ваша семья… — Он помедлил, все еще держа ее руку, и закончил: — Вы никогда нас не подводили.

— Мы всего лишь люди, мужчины и женщины, — ответила она, — и мы можем совершить ошибку, как и все остальные. И все же похоже, что здесь, в этом месте, мы призваны к чему-то большему.

— Судьба была благосклонна ко всем нам здесь, на Акоре, — сказал Меллинос, — и больше всего к роду Атридис. Остается только молиться, чтобы она не отвернулась от нас сейчас.

Он удалился с достоинством, воцарившееся молчание после его ухода нарушил Троицус:

— Меллинос всегда был очень суеверным, и все же, несмотря на это, он один из лучших моих друзей.

Кассандра вздернула бровь:

— Правда? Что-то я не замечала, чтобы у него из карманов торчали амулеты в виде кроличьих лапок.

— О нет, ну не настолько же! Однако он верит в судьбу, как будто это реальная сила, с которой следует считаться.

— А вы так не считаете? — спросил Ройс.

— Я верю в случай, но не в предопределенность. Мудрый человек использует возможности, которые попадаются на его пути. — Он поставил свой бокал, и свет факелов отразился в вине. Бокал по-прежнему был полон, отметил Ройс, и удивился, как это можно не пить сам солнечный свет.

— Я тоже желаю вам спокойной ночи, Атридис, — сказал Троицус. — Луна уже высоко, и я готов ко сну.

Когда он ушел, Кассандра отпила немного вина. Рука ее едва заметно дрожала, когда она поставила бокал обратно на стол.

— Я хочу зайти к Атрею, прежде чем пойду спать, — сказала она и протянула ему руку. Улыбка ее была усталой, но такой обманчиво-сладкой, что он почувствовал укол в сердце.

Они вместе вошли в комнату, где царила тишина. Елена снова заняла свой пост у кровати. Возле нее на импровизированной постели на полу чутко спала Брайанна.

— Он где-то очень далеко, — сказала целительница, — но нить, которая связывает его с нами, не ослабевает.

Кассандра пристально посмотрела на брата, он был очень бледным.

— Сколько еще? — спросила она.

— Я не знаю, — честно ответила Елена, — несколько дней, может быть, неделю, но не больше. Он должен вернуться, или мы будем вынуждены что-то предпринять.

Они остались в комнате еще ненадолго, наблюдая, как медленно вздымается грудь Атрея в такт его дыханию. Наконец Кассандра вздохнула, наклонилась и неожиданно для Елены тихонько поцеловала ее в щеку.

— Мы все на тебя рассчитываем, — сказала она, — и ведь ты никогда еще не ошибалась. Помни об этом и ни о чем не беспокойся.

Целительница зажмурилась и сжала ее руку.

Вскоре после этого Ройс проводил Кассандру в ее покои. У двери он остановился. Было очень поздно, жизнь во дворце замерла. Нигде не было слышно ни шороха. Он подумал о том, что солнце взойдет уже очень скоро, неся с собой дневные заботы. Взваливая на нее тяжелую ношу.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Мне нужно… — Она не закончила, а лишь протянула ему руку, заходя в комнату, посеребренную лунным светом.

Глава 14

Три дня, заполненные оливковыми рощами, запахом ладана, молитвами и вином. Заполненные бдениями у постели Атрея и разговорами вполголоса с Еленой. Время растягивалось, замедлялось до бесконечности, словно готовясь к стремительному прыжку в бездну.

И среди этого всего — ночи. Украденное время, подумала Кассандра, но вины не почувствовала. Каждое мгновение было для нее драгоценным.

В разгар дня, выполняя обязанности, которые постепенно превращались в рутинные, она неожиданно вспоминала какое-нибудь из этих мгновений, прикосновений, слов, сказанных нежным шепотом в ночи.

По ее мнению, Ройс был именно тем любовником, о котором мечтают все женщины. В те бархатные часы, что она проводила в его объятиях, она открывала для себя иной мир, где не было боли и страха, одиночества и ужаса, мир, в котором не существовало ничего, кроме любви и той радости, которую она приносила.

Она, та самая Кассандра, что всегда с радостью просыпалась на рассвете, сейчас встречала его с грустью и сожалением.

Атрею не становилось ни хуже, ни лучше. Он просто существовал, не шевелясь и ничего не осознавая. Скоро, очень скоро придется принимать какое-нибудь решение. Кассандра каждый раз ужасалась этой мысли, хотя и понимала, что это неизбежность.

Зачастую ее мысли устремлялись за море, к другому брату. Весть ему нес быстрый корабль, но, несмотря на это, пройдут многие дни, прежде чем он узнает обо всем, и еще больше, прежде чем сможет вернуться. — И конечно, это еще только в том случае, если дела в Англии не задержат его.

Слухи расползались по улицам, по дорогам, ведущим из гавани, через большие Львиные ворота перед дворцом прямо в его пустынные палаты. Это были слухи, рожденные великими событиями, происходившими вне Акоры.

Говорили, что император Наполеон, тот, что хотел овладеть всем миром, будто древний колосс, обратил свой взор в сторону великих равнин России. Кассандре верилось в это с трудом, ведь эта страна, хотя и находилась очень далеко от Акоры, была хорошо известна ее жителям. Определенно только глупец или сумасшедший мог решиться на завоевание такого народа. Был ли Наполеон глупцом, безумцем, или же просто привычка побеждать затмила его разум и сделала самонадеянным? Скоро они все узнают.

Были и другие разговоры, слухи о войне между Америкой и Англией, бывшие колонисты которой считали, что свободу, добытую огнем и кровью, будут уважать. Вместо уважения они получили разграбленные суда, запуганных моряков, урезанные права на промысел рыбы да еще и насмешки над их слабостью и беспомощностью. Эндрю, некоторое время поживший среди них, не считал их ни слабыми, ни беспомощными.

— Неорганизованные, — сказал он, когда за ужином зашел разговор на эту тему, — и влюблены в звук собственного голоса, ведь каждому есть что сказать. Но они уже распробовали свободу и теперь не отдадут ее так легко.

— Лучше бы до этого не дошло, — заметила Федра. Она ела теперь чуть больше, чем до этого, но все еще выглядела истощенной и бледной. — Столько боли, и все ради чего? Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее таким вот образом.

Ее муж посмотрел на нее с нежностью и заботой, Кассандра пыталась найти какие-нибудь утешающие и успокаивающие слова, но именно Ройс сказал то, что было нужно:

— Если всю жизнь бороться за то, во что глубоко веришь, то ведь это будет иметь далеко идущие последствия, вам не кажется? Словно круги, расходящиеся от камня, брошенного в воду.

«Он умеет поддержать», — подумала Кассандра, снова вспомнив, как посветлел взгляд матери, и к тому же он очень много замечает, возможно, слишком много. Однако он говорил об Атрее, не о ней. У нее нет причин думать, что он чувствует присутствие темных сил, управлявших ее поведением.