Шагнув в комнату, Эмма четко увидела изуродованное лицо на подушках в тени полога кровати. Перечеркнутые шрамами глазницы запали так глубоко, что голова Эльфгара напоминала череп, а белые волосы и борода лишь усиливали впечатление, что перед ней мертвец. Обложенный подушками и укутанный мехами, хотя день был довольно теплым, он не подал виду, что заметил ее появление в комнате. Эмме пришло в голову, что всю оставшуюся жизнь запах яблок будет воскрешать в ее памяти костлявое лицо, которое она видела сейчас перед собой.

— Благослови вас бог, Эльфгар, — поприветствовала она его. — Меня зовут Эмма.

Он ничего ей не ответил, и она глядела в лишенное глаз лицо со страхом. Кто мог бы сказать, спит этот человек или бодрствует? Подойдя к кровати, она пододвинула табурет поближе. Он громко скрипнул по полу, но Эльфгар по-прежнему оставался недвижим. Усевшись, Эмма уставилась на него. Она не знала, что еще сказать. Разговор окажется бессмысленным, если говорить будет только она.

— Я привезла сюда, в монастырь, вашу дочь Хильду, — заговорила она. — Она желает повидаться с вами. Но мне бы хотелось немного с вами побеседовать, прежде чем вы с ней встретитесь.

Она вгляделась в неподвижное лицо, в толстые прямые белые брови над рубцами, где когда-то были глаза, морщинистый лоб и щеки, в бледную сероватую кожу, в перекошенный на одну сторону рот. Это было лицо из ночного кошмара, и ее сердце сжалось от ужаса и жалости.

— Я знаю, что вы не желаете со мной говорить, — начала она и тут же замолчала, заметив, что уголок его губ исказила презрительная ухмылка.

— Вы тщеславно полагаете, что можете читать мои мысли?

Его голос был подобен скрежету камней друг о друга, а дыхание было затрудненным, словно невидимая рука сдавливала его горло. Однако и слова, хоть и были произнесены нечетко, и его язык ей были понятны. Язык этот представлял собой причудливую смесь английского с датским. Не это ли имел в виду настоятель, говоря, что они не всегда понимают Эльфгара? Для человека, которых не знает оба языка, его речь могла бы показаться набором бессмысленных гортанных слов.

— Я не могу читать ваши мысли, — ответила она ему по-датски. — Если бы могла, мне вовсе не было бы необходимости с вами говорить, не так ли?

Что-то отдаленно напоминающее смех слетело с его неулыбающихся губ.

— Королю известно, что его королева владеет языком его врагов?

Эмма ничего не ответила. Этельред не знал, что она говорит на языке своей матери. В эту тайну она не посвящала никого, кроме Этельстана.

— Ну что ж, миледи, — вновь заговорил он, не дождавшись ответа. — Мой отец мне много о вас рассказывал, но я так и не смог понять, чего вы хотите от меня? Несомненно, чего-то большего, чем просто посмотреть на дело рук вашего супруга.

Лучше бы она никогда не видела этого обезображенного лица. То, что Этельред был ответственен за эти увечья, служило ярчайшим напоминанием о том, каким безжалостным может быть правосудие короля.

— Я хочу понять, почему вы изменили своему королю и перешли в услужение к Свену Вилобородому, — сказала она.

— А вы как думаете, миледи? — прохрипел он. — Я выбрал лучшего из двоих.

Она нахмурила лоб.

— И как вы осуществили этот выбор? — спросила она. — Что вам было известно о них обоих?

— О, я достаточно хорошо знаю Этельреда, — презрительно бросил он. — Мы росли вместе, я и он, ведь мы почти ровесники. Я старше его менее чем на год.

Эмма опешила. Она никогда не считала своего супруга молодым, но по сравнению с Эльфгаром, с его сединами и старческим лицом, Этельред казался полным сил.

— Я воспитывался при дворе короля Эдгара, — продолжал он, — где я был в услужении у Этельреда, играл в игры, которые выбирал он, даже учился по тем же книгам. Когда этелинга ловили за какой-нибудь проказой, наказание доставалось мне. Королю Эдгару ничего об этом известно не было, этим занималась королева. Она бы не позволила, чтобы ее любимчика били.

Он снова усмехнулся, и выражение его исковерканного лица стало еще более жутким.

— Я жаловался своему отцу, но Этельред был всегда ему ближе. Когда старый король умер, Этельред обратился за наставлениями именно к моему отцу. А когда король Эдвард скоропостижно скончался, мой легковерный отец первым поклялся в том, что Этельред к этому не причастен, хотя я и твердил ему обратное.

У Эммы екнуло сердце. Что-то подобное она и боялась услышать.

— Этельред тогда был всего лишь ребенком, — прошептала она. — Разумеется, он не мог участвовать в заговоре против короля Эдварда.

— О да, но он знал об этом. Если бы он желал того, то смог бы найти возможность предостеречь Эдварда. Но он этого не сделал, потому что боялся своей матери. Он признался во всем мне, когда уже было слишком поздно. А потом Этельред был коронован, и таким образом он узнал цену короны. Этот человек всему знает цену, так как он хитер во всем, когда дело доходит до серебра. Разве он не купил преданность моего собственного отца, даровав ему земли и полномочия? Разве он не покупает мир с викингами раз за разом? Но над ним висит проклятие, как и над всеми, кто следует за ним. Да, Этельред купил себе корону, но это не сделало его по-настоящему королем.

Эмма закрыла глаза. Этельред, возможно, и вправду заслужил проклятия, но, в отличие от Эльфгара, она не могла заставить себя возложить вину за убийство короля на ребенка. Равно как не могла она согласиться с тем, как Эльфгар оценивал собственного отца. Эльфрика она знала как великодушного и честного человека. Да, он верен Этельреду, но причиной тому его почтение, а не алчность. И она своими глазами видела его любовь к Эльфгару и скорбь о нем.

Она снова взглянула в ужасное лицо перед собой и не нашла в себе сил вменить этому человеку в вину его ненависть. Виновным в ней был Этельред, и, вымолив жизнь своему сыну, Эльфрик обрек его на жалкое существование.

— Если Этельред — не настоящий король, почему же вы тогда сражались за него при Молдоне? — спросила она его.

— Я сражался не за Этельреда. Мы шли в бой под знаменами эрла Биртнота. Это был великий воин и полководец. Правда, на его месте должен был быть король. Это тело Этельреда должны были изрубить на куски, окрасив воду под гатью его кровью. Король тогда был молод и полон сил, только недавно встретил свое двадцать четвертое лето. Но он послал старика рубиться насмерть с викингами. — Правый угол его рта снова искривился. — Этельред всегда слишком высоко ценил свою жизнь, чтобы подвергать ее опасности в бою.

Эмма ничего не сказала, лишь покачав головой. Ненависть Эльфгара к Этельреду не позволяла ему понять ответственность, возложенную на короля. Если бы король был убит при Молдоне, что стало бы с королевством? В тот год старший сын короля был еще младенцем. Если бы на престол был возведен ребенок, то непрекращавшиеся десять лет междоусобные распри, предшествовавшие убийству Эдварда, повторились бы снова. В каких бы грехах ни был повинен Этельред, а их, видимо, было немало, относить к ним поражение под Молдоном не следует.

— Расскажите мне, что вы знаете о Свене, — спросила она, поскольку на этот вопрос она действительно желала услышать ответ.

— Хотите знать своего врага, да? — спросил он голосом, слабеющим от напряжения, которого ему стоила речь. — В таком случае, вы, королева Эмма, мудры, несмотря на свои молодые годы.

Он замолчал, тяжело дыша, и она положила свою ладонь на лежащую на мехах безжизненную руку.

— Я вас утомила, — сказала она. — Простите меня. Отдохните немного, поговорим позже.

— Нет, я расскажу вам то, что вы желаете знать, поскольку судьба моей дочери в ваших руках. — Эльфгар судорожно вдохнул. — Я бороздил моря со Свеном, воевал с ним бок о бок и знаю его как бесстрашного, умного полководца, в котором сочетаются храбрость и честь. Он понимает людей и знает, как ими управлять. — Он снова замолчал, чтобы набрать в легкие воздуха. — Более того, Свен обращается к своим вельможам за советом и принимает их слова к сведению, прежде чем начинает действовать. В отличие от короля Этельреда, который не слушает никого.

Этот упрек в адрес Этельреда был справедливым. Ей ли его отрицать?

— Король Свен так же безжалостен, как и Этельред? — спросила она, размеренно произнося слова.

Она уже составила свое мнение на этот счет. Свен отвоевал корону в жестокой схватке со своим собственным отцом. Но она хотела услышать, что ей ответит Эльфгар.

— Всякий король безжалостен. Другого способа править не существует. Но у Свена безжалостность сочетается со справедливостью. И по этой причине, миледи, он не успокоится, пока его сестра и те датчане, которые были умерщвлены по приказу Этельреда в день святого Брайса, не будут отмщены. Вся Англия еще пожалеет об этом омерзительном деянии.

Он поднял ладонь здоровой руки указательным пальцем вверх.

— Помяните мои слова: Свен пронесется по этой стране огненным смерчем, уничтожая всех, кто встанет у него на пути, пока не получит корону Англии. И еще вы должны знать кое-что. На севере многие проклянут Этельреда и будут рады Свену.

Уронив руку, он мучительно пытался отдышаться. У Эммы было такое чувство, будто с ней разговаривает сама смерть. Она неотрывно глядела на лицо на подушках, черным провалом рта хватавшее воздух. Прав ли он в том, что северяне будут рады Свену? Если это так, то, если Свен бросит свои войска на Англию, армии двух безжалостных королей сойдутся в смертельном бою и эта земля умоется кровью.

Эмма поднялась на ноги и, обойдя кровать, налила воды в чашку. Она собиралась напоить его, но, почувствовав ее рядом с собой, Эльфгар самостоятельно взял чашку в руку.

— Поскольку я королева Этельреда, — промолвила она тихо, безрадостно глядя на льющийся через окно свет, — проклинающие короля также проклянут и меня.

С ним ее связывала клятва, и у нее не было выхода, какое будущее ей не ждало.

— Если вы, миледи, благоразумны, вы вернетесь к своему брату, пока это еще возможно. А когда поедете, заберите с собой и мою дочь, так как тут она не будет в безопасности.

— Вы хотите, чтобы я стала клятвопреступницей? — спросила она.

— Почему бы и нет? Не вы первая и не вы последняя, уверяю вас.

Почему бы и нет?

«Потому что я королева, — сказала она себе. — И преступив клятву, данную своему королю, какие бы недостатки и грехи за ним ни числились бы, я растопчу свою честь и превращу свою жизнь в жалкое существование, как у этого несчастного».


Солнце уже склонялось к горизонту, когда королева и ее свита двинулись в Эксетер в сопровождении брата Редвальда, который обещал показать Маргот место, где та могла бы пополнить свои запасы полевого шалфея. Отца Мартина и Хильду решили оставить в монастыре, так как Хильда хотела побыть с отцом до тех пор, пока Эмма не соберется возвращаться в Винчестер.

В дороге Эмма перебирала в уме то, что услышала от Эльфгара. Он считал правдой все, что говорил ей, но насколько ясным было его восприятие, искаженное ненавистью к Этельреду? Его враждебность была настолько очевидной, что она до сих пор ее ощущала почти физически. Он вынашивал ее десять лет, пока наконец она не поглотила его целиком. «А Этельред, — подумала она, — так же поглощен своим страхом перед врагами».

Сколько всего было этих врагов?

Несомненно, Свен, король Дании, — один из них, и он не менее жесток, чем Этельред, король Англии. В утверждение Эльфгара о том, что Свен не успокоится, пока не заполучит корону Англии, Эмма охотно верила, и в этой связи она задумалась над советом Эльфгара. «Вы вернетесь к своему брату, пока не поздно», — сказал он ей. Но она не могла оставить Англию. В день своего замужества и коронации она получила два кольца: одно связало ее с королем, второе — с Англией, наложив на нее обязанности королевы. Она не могла отказаться от них, не уронив своей чести.

Пока ей не оставалось ничего другого, как уповать на то, что Эльфгар переоценил могущество Свена. В том, что Свен придет, она не сомневалась. Этельстан также утверждал, что это лишь вопрос времени, и у нее возникло гнетущее предчувствие, что время это подходит к концу. Правда, понадобится много серебра, людей, оружия и кораблей, чтобы отвоевать корону у короля Англии. Настолько ли Свен богат? Серебро и вправду перетекало из городов и монастырей Англии на датские корабли-драконы и на них пересекало Северное море, но для столь масштабной авантюры его понадобилось бы очень много.

«Или, возможно, — размышляла Эмма, — понадобится только обещание серебра».

Свену нужно будет лишь поклясться, что в конце похода наемников ждут великие богатства, и они добровольно за ним последуют.

Погруженная в свои безрадостные размышления, Эмма не замечала остающиеся позади мили их дороги. Они уже отъехали от монастыря на приличное расстояние, когда брат Редвальд остановил их кавалькаду в узкой долине меж двух холмов. Спереди дорога делала крутой поворот влево и скрывалась из виду.