— Да, я спала, но мне снился кошмар, — вздохнула Марина. — А ты почему приходила?

— Сама не знаю... как-то вдруг стало не по себе. И дети беспокойно спали, Вера звала тебя.

— Милые мои сорванцы... — Марина присела перед кроват­ками, поладила шелковистые волосы малышей. — Я теперь не отойду от них до самого утра, здесь буду спать.

Но спать в ту ночь Марина уже не могла; до утра она про­лежала, не смыкая глаз, прислушиваясь к сонному дыханию малышей и чувствуя гулкие, тревожные удары собственного сердца. Агафья в присутствии хозяйки совсем успокоилась и вскоре крепко уснула, а Марина каждую минуту готова была вскочить и метаться по комнате, как зверь, загнанный в клетку.

Вначале она мысленно успокаивала себя, убеждала, что ни­чего страшного не произошло, что она расскажет обо всем До­нато, я он уничтожит пришельца из прошлого, задумавшего отравить им жизнь. Но чем больше Марина об этом думала, тем отчетливее понимала, как трудно будет объяснить Донато все происшедшее. Ведь никто из слуг не видел Нероне, с разбойничьей ловкостью проникшего в дом, а сама она не подняла крик, никого не позвала на помощь и никому ни о чем не рассказала из чувства стыда и боязни огласки. Сохранив в тай­не свое общение с Нероне, она словно бы невольно станови­лась его сообщницей. И как теперь доказать мужу, что генуэ­зец ее не тронул! Ведь этот бандит может привести веские доказательства якобы состоявшейся любовной связи. И если ревность опять ударит в голову Донато — как тогда, на город­ском празднике, то размолвка между супругами может оказать­ся непоправимой. Во всяком она оставит такой болезненный след в их жизни, что они уже не смогут до конца доверять друг другу.

Но еще сильнее, чем грядущая ссора с Донато, Марину пу­гала вероятность Повторного вторжения Нероне в жизнь ее се­мьи. Ведь неизвестно, насколько он опасен, есть ли у сообщники. Теперь Марина ни минуты не могла быть спокойна за себя и своих детей. Конечно, надо рассказать обо всем До­нато, но как и когда? Ведь но сейчас в Кафе и даже не знает, что из таверны «Золотое колесо» за ним, возможно, следит его злейший враг, переодетый в монаха. Что же делать? Самой по­ехать в Кафу и объяснить Донато, что ночью ее тайно посетил Нероне и потребовал большой выкуп! Наверное, это было бы правильным, но Марина не могла решиться посеять зерна недоверия в душе Донато.

«Может быть, и вправду лучше откупиться от разбойника? — мысленно спросила она саму себя. — Откупиться и сохра­нить в тайне. А Донато скажу, что драгоценности украли. Лег­че лишиться драгоценностей чем его доверия». Но тут же Марина вспомнила рассказы опытных людей о том, что вымо­гатели никогда в останавливаются на достигнутом ж если жертва им поддается, то обирают ее до бесконечности.

Она металась в лихорадочных поисках выхода, а сквозь бу­рю ее сомнений пробивалась одна темная и упорная мысль: убить Нероне! Убить негодяя — это будет лучшим и, пожалуй, единственным выходом для нее.

А ведь еще вчера она осуждала Зою, мечтавшую об убийстве ненавистного ей мужа. Сейчас же Марина сама охотно бы наняла убийц, чтобы устранили с дороги ее врага. Зоя что-то говорила о том, будто могла бы отравить мужа, если бы не бо­ялась, что ее заподозрят. Значит, у нее имеется яд?

К концу ночи Марина уже почти додумала свой замысел от­равить генуэзца, явившись на встречу с ним под густой вуалью, чтобы никто не узнал. Под утро ее даже сморил короткий и тяжелый сон, в котором она видела себя и Нероне.

А разбудил Марину звонкий смех малышей. Примавера и Роман, проснувшись, кидались подушками и щебетали, как жаворонки.

Марина взглянула на детей — и вдруг поняла, что сейчас, пока она беременна, не сможет взять на душу такой тяжкий грех, как убийство. Значит, надо искать иной выход... Она сно­ва мысленно заметалась.

Беспокойное, нервное состояние хозяйки в то утро ощути­ли на себе и слуги. Марина кричала, что усадьбу плохо охра­няют, что ночью она слышала под окнами подозрительные звуки, что сторожа беспробудно спят, хотя должны и по ночам следить за домом. Татарку Файзу она выбранила за пыль на коврах, а повариху Теклу — за пересоленное кушанье. Такая суровость госпожи была непривычна, и даже верная Агафья посматривала на нее с тревогой, но, видимо, посчитала, что Марина просто не выспалась.

Зоя вышла к завтраку с робким видом, но вскоре осмелела и прямо спросила у подруги:

— А почему ты сегодня не такая, как вчера? Что-то случи­лось?

— Нет, ничего... У беременных женщин бывают перепады в настроении, — нервно передернув плечами, ответила Марина.

Зоя, умытая, причесанная и одетая в подаренное Мариной платье, выглядела значительно лучше, чем накануне. Теперь она напоминала ту, прежнюю Зою, которой Марина когда-то поверяла свои сердечные тайны как лучшей подруге.

И вдруг память о прошлом, а может, и привычка юных лет, всколыхнули в Марине желание облегчить душу, поделившись с Зоей своими горестями хотя бы в общих чертах, не сообщая подробностей и не называя имени Нероне.

Она позвала Зою в уединенный уголок сада, где их точно ни­кто не мог подслушать. Молодые женщины сели на скамью, утопавшую в зарослях можжевельника, и Марина, не мешкая, начала свой разговор:

— Зоя, вчера я укоряла тебя тем, что ты мечтаешь об убий­стве ненавистного тебе человека. Вчера я не решилась тебе признаться, а сегодня скажу, что и сама я не так безгрешна в мыслях, как мне бы того хотелось. Не буду скрывать: я тоже ненавижу одного человека, ненавижу смертельно, и, наверное, убила бы, если б имела такую возможность. Так что я тебя по­нимаю и не вправе осуждать.

— В самом деле? — обрадовалась Зоя. — А кто он, тот чело­век, которого ты ненавидишь? Надеюсь, это не твой муж?

— Что ты! Донато — самый близкий мне человек, я жить без него не могу! А тот, кого я ненавижу, — враг Донато и мой враг. Я недавно узнала, что он приехал из Генуи, чтобы строить нам козни. Наша жизнь будет в постоянной опасности, если я не избавлюсь от него.

— Почему это должна сделать ты? Пусть Донато, как муж­чина, расправится с ним.

— Нет, это должна сделать я. Донато пока не знает, что наш враг уже в Кафе, и я не хочу, чтобы узнал. Негодяй может окле­ветать меня перед мужем. Не спрашивай, каким образом, но, поверь, он сумел раздобыть оружие против меня.

— Он вымогает у тебя деньги? — догадалась Зоя.

— Да. И ты ведь понимаешь, что если я заплачу один раз, то буду вечно в его руках. А потому у меня один выход — избавить­ся от него. Об этом я и думала всю ночь, потому и проснулась та­кой взволнованной. Как видишь, у нас с тобой похожие несча­стья, и мы можем помочь друг другу хотя бы советом. — Марина сделала паузу и, решившись, произнесла слова, казавшиеся ей роковыми, как прыжок в омут: — Ты говорила о наемных убий­цах. Наверное, ты знаешь, где их найти? А я бы дала тебе денег...

Щеки Зои порозовели не то от волнения, не то от тайной радости, что и у благополучной подруги не все гладко в судь­бе. Возможно, в словах Марины она усмотрела надежду для се­бя отыскать какой-то выход. Подумав лишь пару секунд, Зоя предложила:

— А если бы нам и вовсе обойтись без наемников? Зачем лишние свидетели, когда мы и сами можем помочь друг другу?

— Сами? Что ты имеешь в виду?

Зоя придвинулась ближе, взяла Марину за руку и горячо за­шептала:

— Твой враг не знает меня, а мой муж не знает тебя. И если твой враг умрет в Кафе в то время, когда ты будешь находиться здесь, в поместье, то кто же подумает на тебя? А если мой муж умрет, когда я буду в Кафе, то кто же меня заподозрит? Ты по­няла, о чем я говорю? Мы с тобой можем... обменяться убий­ствами.

Марина невольно вздрогнула:

— Ты предлагаешь мне убить моего врага, а я за это должна буду убить твоего мужа? Нет, Зоя, я не могу на такое пойти!

— Я понимаю, это звучит страшно, но... — Зоя перекрести­лась. — Я верю, что Бог простит, ведь покарать злодея — не грех. И потом, ты не будешь видеть ни крови, ни страданий. Мы с тобой уберем их тихо, по-женски. У меня есть яд, кото­рый убивает не сразу, а в течение нескольких часов. Никто и не подумает на тебя, если ты, к примеру, отобедаешь с ним днем, а умрет он только вечером.

— Нет, Зоя, ты не понимаешь... — Марина судорожно сжа­ла руки на груди. — Как я могу пойти на убийство сейчас, ког­да жду ребенка?

— А в другое время могла бы? — не без лукавства спроси­ла Зоя.

— Может быть... ради спасения чьей-то жизни. — Марина опустила глаза, вспомнив тот день, когда ей пришлось, защи­щаясь, вонзить кинжал в разбойника из шайки Заноби Грассо.

— Ну что ж, — вздохнула Зоя, искоса поглядывая на подру­гу, — тогда придется мне искать наемных убийц, а на это уй­дет время. Видно, ты не очень спешишь избавиться от своего врага.

— Напротив, очень спешу! — невольно вырвалось у Ма­рины.

— Вот как? — Зоя незаметно усмехнулась краем губ. — А я бы могла сделать это уже завтра, как только приеду в Кафу. Я ведь не жду ребенка и не так щепетильна, как ты. Навер­ное, потому, что больше твоего настрадалась.

Слова Зои манили возможностью быстрого избавления от Нероне, и Марина, немного поколебавшись, объявила:

— Хорошо, я принимаю твои условия. Поезжай сегодня или завтра в Кафу и убери с моей дороги одного негодяя. Разуме­ется, я щедро тебя награжу. А потом, когда мы убедимся, что этот яд действует безотказно и незаметно, я поеду в Сурож. Ты подскажешь мне, как познакомиться с твоим мужем, и я по­стараюсь... помочь тебе.

— И ты меня не обманешь? — слегка прищурившись, спро­сила Зоя. — Не откажешься от своих слов после того, как я сде­лаю дело?

Марина, в глубине души понимая, что вряд ли когда-нибудь сама решится отравить незнакомого ей человека, сейчас гото­ва была пообещать Зое все, что угодно, лишь бы поскорее из­бавиться от опасного генуэзца.

— Зоя, я никогда не откажусь тебе помочь, — заявила Ма­рина с твердостью в голосе, хотя такой ответ звучал несколько уклончиво. — Только, умоляю, поезжай в Кафу поскорей, мне надо со всем этим покончить до того, как Донато вернется в поместье. Твое же дело может немного подождать, ведь ты не связана сроками и твой муж не знает, где тебя искать.

— Хорошо, я согласна. Я уже на все согласна, лишь бы из­менить свою судьбу. Да ведь и ты меня не оставишь после то­го, как нас свяжут такие дела, правда?

Марина понимала, что, решаясь на подобный сговор, попа­дает в зависимость от подруги, не всегда искренней, но уже не видела для себя иного выхода.

— Я никогда не оставлю тебя, Зоя, — заверила она. — Если ты выручишь меня в таком страшном деле, то, уж поверь, я до конца дней буду тебе благодарна.

— Ну, по рукам. — Зоя слегка напряглась и заговорила ко­роткими, отрывистыми фразами: — А теперь перейдем к сути. Кто этот человек? Где его найти? Как к нему подобраться?

— Подобраться к нему будет нетрудно: он остановился в го­стинице при таверне «Золотое колесо». Живет он там под име­нем некоего монаха фра Бернардо.

— Он и вправду монах?

— Нет, конечно. Но его настоящего имени я не могу тебе назвать. Да и зачем? Под тем именем в Кафе его все равно ни­кто не знает.

— Он опасный человек? Разбойник, вор?

— Да, но знатного происхождения, из генуэзских дворян.

— А сколько ему лет?

— По виду — лет тридцать пять.

— Это хорошо, что он достаточно молод. Значит, я могу по­дойти к нему просто как женщина к мужчине? Ведь в «Золотом колесе», кажется, околачивается немало разных красоток. При­ду под покрывалом, чтобы случайно не попасться на глаза кафинским знакомым. Хотя, наверное, сейчас меня трудно узнать...

— Тебя нетрудно узнать, и покрывало тебе, пожалуй, при­годится. Но подойти к нему под видом гулящей девки — нет, не то... Кажется, он не интересуется женщинами. Понимаешь, о чем я говорю? Лучше представься ему богомолкой, которая ищет благословения у странствующего монаха. Он выдает се­бя за паломника, поэтому расспрашивай его о святых местах. Главное, чтобы он не догадался, что ты имеешь отношение ко мне. И еще. Если увидишь, что нет способа незаметно подсы­пать яд в его питье, то лучше отойди, не рискуй. Он очень опас­ный человек.

— Не волнуйся, за эти годы я научилась хитрить и быть осто­рожной. Горькая жизнь делает из простодушных девиц изво­ротливых лисиц. — Зоя встала со скамьи. — Что ж, я готова ехать в Кафу хоть сегодня. Яд — при мне, а остальное... день­ги, одежда, повозка с кучером...

— Об этом не беспокойся, это моя забота! — Марина под­нялась вслед за подругой и взяла ее за плечи, заглядывая в гла­за. — Зоя, мы на страшное решаемся! Давай поклянемся, что эта тайна останется между нами!

— Я готова. Клянусь!

— И я клянусь!