— Потому что я тебе велю это сделать. Двенадцать экю дают мне на это право. Надень их.

Он хотел рассмеяться, прижать ее к себе, зацеловать, но теперь он не сделает первого шага… не сделает до тех пор, пока между ними не наладятся такие отношения, какими они должны быть. Кроме того, у него был хороший план и этот план наполнял его глубокой радостью.

Она взяла чулки и пошла на галерею. Он с удовольствием смотрел на то, как она натягивала их на свои стройные ноги, застегивая пуговицы на талии. Затем она одернула платье и также молча встретила его взгляд.

— Иди за мной, — сказал он, подходя к лестнице.

Сарита пошла за ним. Она не видела причин для отказа. Сделав заявку, она проиграла. Так разве что‑нибудь может теперь для нее иметь значение?

Они пришли во дворик крепости и Абул что‑то тихо сказал офицеру, после чего тот ушел, а калиф надолго задумался. Сарита стояла рядом с ним, чувствуя ласковое солнышко на своей многострадальной шее, и невыразимая усталость переполняла ее, усталость человека бессильного что‑либо изменить.

Она несколько рассеялась после того, как во дворике возникла невообразимая суматоха. Со стороны крепости появились вооруженные люди в шлемах, из конюшен вывели лошадей, и одной из них оказалась та серая в яблоках лошадка, на которой Сарита уже однажды ездила.

— Садись, — сказал Абул, но не стал дожидаться ответа, а поднял ее и водрузил на лошадь, после чего оседлал своего великана.

На этот раз эскорт их был еще многочисленней, и среди него не было мулов, нагруженных всем необходимым для обеда. Они выехали на дорогу и повернули на северо‑запад. Узкая тропинка бежала в сторону от Гранады, и Абул продолжал хранить молчание.

Наконец Сарита не выдержала.

— Куда мы едем с таким сопровождением? — голос ее был хрипловатым от долгого молчания.

— В Кастилию, — ответил он будничным голосом.

Сарита удивилась:

— В Кастилию? Но ведь это несколько дней езды.

Он кивнул:

— Безусловно, это далеко, но по пути туда нам окажут гостеприимство, а наш эскорт достаточно большой, чтобы не бояться бандитов, так что тебе совершенно нечего опасаться.

— Но почему? Почему мы едем в Кастилию? — Сарита чувствовала себя так, будто плыла по темной воде заросшего пруда. Все казалось ей каким‑то бессмысленным. Ведь он снял с нее ошейник рабыни, нежно разговаривал, и, похоже, принял ее извинения, а теперь избавляется от нее, заставляя принимать участие в какой‑то странной экспедиции, объяснения которой она не находила.

Абул посмотрел на нее, храня спокойное выражение лица.

— Прости меня, но у меня создалось явное впечатление, что ты желаешь вернуться в Кастилиб. Так что я везу тебя туда. Ты не можешь путешествовать в одиночку, по‑моему, это‑то ты себе уяснила.

— Ты везешь меня в Кастилию… к границе… из своего королевства? — она все еще старалась выбраться из потемок и что‑то понять.

— Я везу тебя к границе. И там оставлю. У тебя будет лошадь и, кроме того, я дам тебе кошелек с золотом и человека, чтобы он проводил тебя до ближайшего города. Больше я ничего не могу для тебя сделать. Но ты окажешься на своей собственной земле.

Так значит, наконец, Абул понял ее!

Ее переполняло счастье. Потом она вздохнула, стараясь привести в порядок мысли и заговорила:

— Если… допустим, я решу, что сегодня не хочу ехать в Кастилию, то ты разрешишь мне это сделать тогда, когда я захочу?

— В любое время, Сарита, — он повернулся к ней и в его взгляде Сарита увидела теплоту, любовь и желание. Она поняла, что он кладет к ее ногам то, чего не дарил никогда и никому — свободу. Этот человек никогда раньше не отпускал от себя то, чего желал, но в данном случае собирался сделать именно это.

Когда б ты не захотела поехать в Кастилию, к твоим услугам будет эскорт, лошадь и кошелек. Тебе придется только сказать о своем желании.

Сариту переполняла радость.

— Мне кажется, кажется… сегодня не очень подходящий день для такого путешествия. Может разразиться гроза, как ты думаешь? В небе висит какая‑то свинцовая тяжесть.

— В самом деле, по‑моему, да, — согласился он серьезно, Абул чувствовал сейчас невыразимое облегчение. Он рискнул и выиграл. Хотя, может быть, его поступок вовсе и не был таким рискованным.

Ведь Сарита много раз говорила о том, что ему надо делать, просто он не понимал этого раньше. Теперь понял, что слишком боялся потерять ее.

— Так ты хочешь вернуться в Альгамбру? — спросил он ее таким же серьезным тоном, как будто бы все внутри него вовсе не пело, а кровь не бурлила от радостного предчувствия.

— Сегодня — да, — ответила она, — думаю, что сейчас я хочу вернуться.

Абул вывел лошадь на крутую тропу, и окликнул эскорт, который молча сошел с дороги, пропустил калифа и его спутницу и поехал позади них.

— И что ты хотела бы сделать, когда мы вернемся? — спросил немного погодя Абул.

Сарита бросила не него озорной взгляд.

— Посетить бани, мой господин калиф. Я хотела бы восстановить в душе и теле необходимую гармонию.

Он весело засмеялся.

— Я тебе это обещаю.

Она кивнула. Тело ее отозвалось на его слова пульсирующим возбуждением, а глаза расширились, Абул рассмеялся, отлично понимая, что с ней сейчас происходит.

— Попытайся думать о чем‑нибудь другом.

Сарита начала считать кисточки в лошадиной попоне. К счастью, их было очень много, так что считала она долго. Она несколько раз начинала это делать сначала, поскольку не была уверена в том, что не пропустила ни одной. Абул, улыбаясь ехал рядом.

Когда они всего лишь через час после своего отъезда прибыли в Альгамбру, Абул сказал Сарите:

— Иди в башню, Кадига и Зулема будут тебе там прислуживать. Позавтракай, а потом приходи в бани. И вот еще что — я буду очень рад, если ты вместо этого платья наденешь что‑нибудь другое, — он улыбнулся и коснулся ее рта кончиком пальца. — Ну так ты сделаешь это для меня?

— Ты считаешь, что это платье мне не идет? — спросила она, подняв брови, но оно мне так нравится, мой господин калиф.

— Да, я это заметил, — ответил он, — но ты его так давно носишь…

Сарита вспомнила обо всем том, что ей пришлось в нем проделать — свой спуск в ущелье, провести ночь под звездами, долгие часы, проведенные в тюрьме.

— Возможно, его следует постирать перед тем, как надеть снова, — сказала она.

— Да, наверно, серьезно отозвался Абул. Он уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг понял, что она оглядывается по сторонам, явно чего‑то ожидая.

— Ну что еще? — спросил он, ожидая он нее какой‑нибудь очередной проказы.

— Да, но где же Юсуф? — невинно спросила Сарита. — Он всегда провожает меня в башню.

— А ты разве туда дорогу не знаешь? — ответил Абул столь же невинно, подыгрывая Сарите. — Насколько я припоминаю, на днях ты сумела найти дорогу сюда. Но если ты настаиваешь, я сейчас найду кого‑нибудь, кто проводит тебя. И он поднял руку, призывая к себе одного из солдат.

— Возможно, я сумею найти дорогу, — поспешила заверить его Сарита. — Кипарисовая аллея идет к миртовому дворику, не так ли?

Абул кивнул:

— Но ты совершенно уверена в том, что не потеряешься?

— Совершенно, мой господин калиф, — и она церемонно поклонилась ему, не удержавшись, однако, от ухмылки.

— Ну, так до встречи, — повторил он и быстрыми шагами вышел со двора.

По возвращении Сариты в башню туда тотчас же пришли Кадига и Зулема. По началу они смущались, не зная, как с ней обращаться. Весь дворец знал о случившемся, и Сарите было ясно, что они не были уверены в ее теперешнем статусе.

— Помогите мне выбрать платье, — сказала она весело, устремляясь к лестнице. — Я должна встретиться с господином Абулом в банях, и хотела бы надеть что‑нибудь другое. — И она показала на свое платье. — И, наверно, стоит надеть: туфли. Ты расчешешь мне волосы, Зулема?

Женщины обменялись взглядами и вся неопределенность ушла. Наконец‑то, чуть ли не в первый раз после своего прибытия в Альгамбру, Сарита стала вести себя понятным для них образом. Они проводили ее наверх.

— Где вы были?

— Куда вы ездили? — спросила Кадига, перебирая платья.

— Вы и вправду спускались по веревке с балкона?

— Да, — сказала Сарита, — веревка все еще там.

Зулема с опаской приблизилась к балкону. У нее челюсть отвисла, когда она увидела веревку из шелка, все еще свисающую с перил.

— И ты карабкалась по ней, Сарита? Но это же немыслимо, ты могла убиться!

— Не убилась же, — весело ответила Сарита, — как видишь. — И она с серьезным видом стала перебирать предложенные Кадигой платья. — Не знаю, у меня совсем нет опыта в таких вещах. Какое будет лучше, как ты думаешь, Кадига?

— Если ты хочешь понравиться господину Абулу, то я думаю что подойдет любое платье, потому что их выбирал он сам.

— Так они… они, — пробормотала Сарита, почему‑то находя это необычайно забавным и в то же время приятным. — Ну, решайте сами. Я ужасно голодная.

— Кто‑нибудь принесет еду?

— Да, конечно, — сказала Кадига в своей обычной ровной манере, — давай я помогу тебе раздеться. — И она развязала ей лиф, удивляясь плачевному состоянию саритиного платья:

— Что ты в нем делала, Сарита?

Она рассмеялась, чувствуя на сердце необыкновенную легкость.

— Если б я тебе рассказала, Зулема, ты была бы просто в шоке. И, наверно, не поверила бы мне. — О, это кто‑то несет еду.

— Этот хлеб пахнет просто необыкновенно, — и она сбежала вниз и схватила намазанную маслом булочку из корзины, улыбнувшись принесшей ее женщине. При виде этого огненно‑рыжего создания, на котором не было ничего, кроме прозрачного халатика, женщина пришла в полное замешательство.

— Благодарю вас, — пробормотала Сарита с набитым ртом, вновь посмотрев на поднос. Там была миска с йогуртом, мед и чайник с жасминовым чаем, который здешние жители находили столь освежающим.

Погрузив ложечку в йогурт, Сарита решила, что они правы — даже запах этого чая был необыкновенно освежающим.

— Ну что, ты нашла что‑нибудь, Кадига? — она опять побежала наверх, слизывая с ложечки йогурт.

— Вот это… для бань, — Кадига держала в руках платье из шелка цвета лаванды. Оно было простым по покрою и не имело никаких других украшений, кроме коралловых бусин, пришитых к вырезу.

— О да, оно замечательно пойдет мне, — Сарита отставила чашку с жасминовым чаем и сняла халатик. Платье превосходно облегало ее фигуру и несмотря на простоту, подчеркивало пленительность ее линий.

— Давай я причешу тебе волосы, — сказала Зулема, — они так спутались. Завязать сзади бант или не надо?

— Нет, — сказала Сарита. Ей казалось, что Абулу больше нравилось, когда ее волосы были распущены. Он никогда не говорил ей об этом прямо, но потому, как он касался их и убирал с ее лица, она поняла, что это так.

— Давайте побыстрее. Мне уже пора идти.

— Мы проводим тебя, — сказала Кадига.

— О, в этом нет необходимости. Я знаю дорогу.

— Но так положено, — заупрямилась Кадига, — мы — твои служанки.

Сарита пожала плечами. Теперь, когда на ней была одежда Альгамбры, идти в сопровождении служанок было совершенно естественно.

— Хорошо, тогда пойдемте, но голову я закрывать не буду.

— Если господин Абул не настаивает на этом… — с сомнением пробормотала Зулема.

— Господин Абул ни на чем не настаивает, — решительно заявила Сарита.

В глазах женщин она прочитала недоверие к своим словам, но не стала на это обращать внимание. То, что случилось, невозможно было объяснить, что связывало Мули Абул Хассана и Сариту из племени Рафаэля, — эти женщины никогда б не поверили ей.

Все внутри у Сариты пело, когда они вышли из башни. Она подумала о Сандро… Вспомнила то, что чувствовала тогда, когда спешила к нему на одно из тайных свиданий. Она чувствовала тогда то же волнение, от которого сердце почти цепенело, то же предвкушение счастья, но никогда ее чувства к нему не были окрашены радостной легкостью, никогда ей не хотелось петь и плясать, думая о предстоящей встрече. Она любила Сандро. И сохранила в себе теплое воспоминание о разделенной страсти. Его трагическая смерть никогда не будет ею забыта, это Сарита знала точно, но ее жизнь не может и не должна быть омрачена ею всегда. Ее любовь к Сандро не имела никакого отношения к ее чувствам к Абулу. Любовь, которую она делила с Сандро, была чем‑то совсем другим, она была ее частью, вошла к ней в плоть и кровь, и в каком‑то смысле имела самостоятельную ценность, неотделимую от нее самой.

Служанки проводили Сариту в зал омовений.

Как и раньше, идя по залитым зеленым светом залам, они никого не встретили на своем пути.