Галина Чередий - Кошка Зимы

– Чё, я опять где-то налажал? – решил я похитрее закинуть удочку.

– Да при чем здесь ты? – дернулась она вперед, но я не пустил, и вырываться дальше не стала. Значит, на самом деле и не хотела.

– Не я. Впервые. И это радует. А кто? Выдра эта крашеная?

– С чего взял?

– Что крашеная? Так оно не видно, что ли? Вот ты у меня натуральная, на солнышке каждая волосинка кучерявая аж сверкает. Как снег вперемешку с золотом. А у нее какая-то солома тусклая.

– Да причем тут волосы? И вообще… это некрасиво – кого-то за спиной обсуждать.

– Обсуждать – да. А я тебе на вопрос отвечал, к тому же чистую правду. Крашеная она, и сисек нет.

– Артем! Ну при чем тут Иркины… грудь! У меня тут… а ты про это! – она всхлипнула, а у меня в брюхе все узлом стянуло. Ее слезы мне что угли в кишках, но, видно, надо сейчас. Прорвать должно.

– Так и что у НАС тут? – я подцепил ее подбородок, вынуждая откинуть голову мне на плечо и открыть лицо. Варька нахмурилась и закрутилась, пытаясь увернуться, но быстро сдалась.

– Все! Все развалилось! Не осталось вообще ничего! – Губы, опухшие от моих поцелуев, искривились и задрожали. – Как жить и зачем?

Бля, это еще что мне за разговоры?

– Чего там развалилось, балда? – тряхнул я раскисшую кошку слегка. – Подумаешь, труба. Да там починить нехер делать!

Варька снова задергалась, затараторив сквозь всхлипы и писклявые, как у котенка, подвывания.

– Господи, да какая, к черту, труба! Ты ничего не знаешь и не понимаешь! У меня все, что было, развалилось, исчезло, ясно? Мать чокнулась, с ублюдком каким-то ненормальным сектантским связалась. Знать нас больше не хочет с Киром. Нормальное жилье, деньги на жизнь и учебу прощай. Да и учиться дальше… кому это все теперь, права Ирка… – П*зда тупая твоя Ирка и ни в чем права быть не может. – Брат рехнулся и влип. С работой ничего не выходит. То не брали никуда, то вот это… Я старалась, честно, а он сказал – недостача. – Ага, ясно, овечку мою кинули. Обычное дело сейчас. Разберемся, еще и премию организуем. – Я воровка, сказал, и не докажу ничего. Приставать стал. – О-о-о, Тигранчик, еще не знаю, кто ты, но вот последнее станет тебе ох*еть как дорого. Сука, в ногах ползать у нее будешь! – А теперь еще вон и Ирка… Я думала, она друг мне настоящий, а она…

– Крыса и бл*дь, – озвучил я.

Да уж, проблем у моей бедолажки побольше, чем думал, оказывается. А тут и я еще на ее голову с членом наперевес.

– Артем! Опять!

– Что? Я не ругался, а дал единственно верную характеристику. У нее это на морде прям написано, скажешь, не прав?

Варька промолчала, только шмыгала носом и всхлипывала горько, потихоньку успокаиваясь.

– Варьк, ну чего ты сырость разводишь? – Я сдвинулся назад, заваливая ее на постель и вытягиваясь рядом. – Что, моя хата настолько уж отстойнее твоей прежней? И твою так отремонтируем – красота будет.

– На что я ее буду…

– Хватит якать, поняла? – придавил я указательным пальцем ее распухшие еще больше после рева губы. Она, явно чисто машинально, скользнула языком по подушечке, слизывая блестящую каплю слезы, и у меня встал за один вдох. Бл*дь, Варька, как же ты меня заводишь. Дурак дураком в секунду становлюсь. – Жить есть где, с работой все образуется, брат твой жив и, надеюсь, выводы сделал, и это самое главное. А таких подруг и наху… даром не надо. Со мной дружи. Хотя нет. Дружи вон с Крапивой, а меня… – я чуть не ляпнул «люби». Чё-то ты разогнался, Зима. Нарвешься ведь на правду сейчас, и будет она ой как не в кайф. – Нормально все у нас, в общем, Варьк.

– Твое нормально ни капли не похоже на нормальное для меня, – вздохнула она. – Но ничего не поделаешь, придется привыкать.

Вот я о чем. О правде. Там, где мне уже «люби», она пока только «привыкать» и видит. Пока ли?

– И кстати, ты о моей груди тоже не слишком лестно отзывался, помнится, – зыркнула сразу чуть не обиженно. Эй, когда такое было-то? В смысле, давно это все и неправда! – И успел, значит, и Иркину рассмотреть.

Ой-ей!

– Варьк, – заурчал я подлизывающимся котом, скользнув лапой под халат и накрывая ее упругий холмик. Бля, она же голая под этой тряпкой. Сам же напяливал. – Я близорукий и сразу не рассмотрел. Прошу о снисхождении для слепого дебила.

Заговаривая ей зубы, оттянул ткань и коварно присосался к одному соску, дразня второй пальцами. Варька отозвалась мигом. Охнула, заерзала, чуть взбрыкивая бедрами.

– Эй, вы! Кушать подано, идите жрать, пожалуйста! – крикнул через дверь Крапива, обламывая такое крутое начало.

Я уж собирался его послать, но тут желудок моей кошки тихонько заурчал. Вот я долбо*б, только с х*ем к ней и лезу. Скоро прозрачная станет.

– Пошли правда пожрать. И на руку твою посмотреть надо, – поднялся я над Варькой, но не удержался и, задрав под ее взвизг подол халата, ткнулся мордой в лобок, звонко чмокнув и не сводя при этом глаз с ее лица. И по расширившимся зрачкам, рваному вдоху предвкушению просек: мой первый опыт с оральным сексом ох как зашел моей овечке. И мне тоже. Повторим, распробуем, изучим, значит.

– Ларек твой где? – деловито спросил Артем, запросто переставив кухонный табурет вместе со мной на другую сторону стола, так, чтобы я оказалась лицом к окну, а он плюхнулся напротив.

Взяв совсем не тоненький ломоть хлеба, щедро положил на него колбасы и сверху сыра и протянул мне.

– Ешь давай, худобина, – велел он.

– Тебе зачем? – спросила и примерилась укусить, но сие творение явно не под мой рот. Начала снимать часть съедобной конструкции, но Зима, нахмурившись, просто отобрал бутерброд.

– За надом. Господи, да ты не кошка, а котенок какой-то, – фыркнул он.

Встал и нарезал все ингредиенты уже тоненько. Собрал опять и протянул мне.

– Варь, ты чай или кофе? – окликнул меня от плиты Антон, что снимал закипевший чайник, уминая свой громадный бутерброд на ходу.

– А молока нет? – спросила я.

– Котенок и есть, – усмехнулся Артем, а я строго зыркнула, впрочем, ничуть его не впечатлив. – Где ларек?

– На рынке, возле остановки автобусной. Рядом.

– А, ясно. Выходит, знаю я этого Тиграна. Видел точно.

– Чё за дела? – осведомился его друг.

– Обидели Варьку мою. С деньгами кинули. Сходим исправим. Как раз и молока, и еще чего ты там обычно кушаешь купим.

– Нет! – встрепенулась я. – Я не пойду! И вы не ходите! Он сказал, там у него кругом родня и бандитов он позовет, если я кому…

Ну да, а еще наверняка голова разбита, если чего похуже не случилось. А вдруг он в больнице вообще?

– Ух ты! Аж целых бандитов! – сделал нарочито испуганные глаза Антон. – Страшно-то как!

– Ага, как бы не побили нас больно-больно, – поддержал его Зима.

– Вы находите это смешным? – возмутилась я. – Да и пожалуйста! А я никуда не пойду, и точка! Один раз еле ноги унесла, до сих пор передергивает, и повторений мне не надо!

– Он что-то сделал тебе? – веселье Артема испарилось, как и не было. – Трогал? Зажимал? Ну?

Я моргнула, осознавая, что все же меня пугает эта его сторона. Когда он вот такой, злой, в окружающее пространство как тугими волнами холода и какой-то энергетики хлещет. Чудится, что ему и пальцем никого трогать не надо, и так снесет этим бешеным потоком.

– Зима! – многозначительно сказал Антон, очевидно, взывая к его адекватности. Но не очень успешно.

– Я. Спросил. Трогал. Он. Тебя. Своими. *баными. Лапами? – отчеканил Артем, глядя почти черными от ярости глазами, внезапно пробуждая у меня в ответ тоже злость.

– Не смей со мной вот так разговаривать! – хлопнула по столу ладонью и тут же взвизгнула. Вот ну почему вечно забываю!

– Варьк, да ну мать его ети! – мгновенно «выключаясь» схватил меня псих за запястье. – Ну нах опять себя калечишь?

– А ты прекрати рычать так чуть что! Мне сразу бежать от тебя хочется сломя голову! Я тебе говорила, что он ко мне приставал! С чего так вдруг беситься?

– А с того, что от просто «приставал» такое лицо, как у тебя, перепуганное не делается!

– Нормальное у меня лицо!

– Ага, втирай мне!

– Ребята, тормозите! – попытался вмешаться Антон, но не был услышан теперь уже обоими.

– Ну так и не смотри тогда!

– А на кого мне, на хер, смотреть, если я, кроме тебя, и видеть никого не хочу?!

Прямо уж и никого. Фу, Варвара, подобный примитив не должен льстить, ты же не пятилетняя. Парень орет на меня, а меня внезапно тянет улыбнуться. Ну ни в какие ворота же!

– Тогда не цепляйся на пустом месте и не бесись, – резко сбавила я тон.

– Я и не бешусь, – тоже почти спокойно, после заминки в несколько секунд ответил Артем. Надо же, работает. – Я хочу знать, мне сначала говорить с этим уе… Тиграном, а потом бить, или и не заморачиваться на разговоры даже.

– Никого не надо бить, ни с кем говорить и никуда идти, – совсем расслабившись, я вернулась к еде.

– Это еще почему? Потому что хочешь деньги ему свои тупо подарить? Да он сто пудов уже на твое место новую наивняху взял и ее точно так же кинет. Считаешь, нормально это?

– Нет, я ни в коем случае так не считаю! Но и идти не хочу. Боюсь.

– Да чего тебе с нами бояться? Думаешь, реально за какого-то торгаша-шавку серьезные люди вписаться могут? Да он по миру пошел бы, только обратившись к ним. Задаром никто ничего не решает. А с нами бодаться до ху… очень дорого ему станет.

– Да не этого я боюсь, – вздохнув, призналась я. – Я его по голове банкой пива ударила, ясно? Сильно. Он упал даже. А вдруг он… ну плохо с ним. Или на меня заявление написал?

Оба парня уставились на меня, и я почувствовала, что щеки заливает горячим и хочется спрятаться.

– Банкой пива, – изрек наконец Антон и, подняв свои светлые брови, многозначительно посмотрел на Артема. – Мужик, я бы на твоем месте прикупил себе строительную каску.

– Или шлем, как у танкиста, – с такой же нарочитой серьезностью ответил ему второй шутник.

И они сначала зафыркали, что те кони, а потом и заржали в голос, и приспичило треснуть уже их. Меня никто не воспринимает всерьез. Снова. У них, как посмотрю, все легко и просто.

– Не хмурься так, Варьк. Если написал что сдуру – ему же хуже. А мы все порешаем, – наклонившись, Зима чмокнул меня в висок. – Доедай и иди одевайся.

Вот же два дурацких хвастуна! Все они порешают, на все-то им плевать, ничего им не страшно.

Артем явился в спальню минут через десять после меня. Как раз застегивала юбку, стоя без блузки. Зима тихонько заворчал, точно как огромный кот, бросил на стул аптечку, схватил меня за талию, поднял и поставил ногами на край кровати.

– Что ты… – глянула я через плечо, но он опустился на колени и накрыл ладонями мои ягодицы, принявшись их мять сквозь ткань.

У меня тут же потянуло болезненно-сладко в животе, а лифчик почудился тесным и грубым.

– Мелкая ты какая у меня, а вставляешь до звезд перед зенками, – пробормотал он и куснул меня за ягодицу.

– Артем! – взвизгнула я, отскочив от него и спрыгнув с кровати с другой стороны. – Пятна будут!

– Будут-будут, – фыркнул он, – но чуть попозже. Садись, руку посмотрю.

Я послушалась и вернулась тем же путем к нему, так и стоящему на коленях перед кроватью и глядящему на меня снизу вверх как-то… Как никто прежде.

Я замерла, стоя на матрасе, пойманная этим его пристальным взглядом, а по коже то холодом царапало, то жаром омывало. Артем обхватил мои лодыжки и медленно повел руками вверх по ногам, не разрывая визуального контакта. Скользнув под юбку, обхватил бедра и взял и уткнулся лицом в низ живота.

– Тебе ведь понравилось? – пробормотал он совсем без прежней самоуверенности, и, поняв, о чем он, я окончательно вспыхнула, и дыхание с ходу зачастило.

Сгорая от смущения и воспоминаний, что за ощущения заставил пережить, я закивала, не думая, что он не может видеть.

– Варьк… прости, – пробубнил Зима мне в живот, стиснув бедра вдруг аж до боли. – Забудь все поганое. Сможешь? Я никогда… тебя и пальцем. Кого угодно, но не тебя. И хоть все банки на башке мне разбей. Прости. Сможешь, Варь?

– Я… – Смогу? Или уже? За самой разве вины нет? – И ты меня.

Жизнь ох*ительно прекрасна. Ага. У меня чуть морду не рвало пополам от довольной улыбки. Выгляжу, небось, дурак дураком, да только по-хре-ну. Потому как дураком как раз быть, держа в себе то, что из меня сейчас перло. Я п*здец как счастлив. От всего. От возможности пялиться на мою кошку сколько влезет, даже если в ответ она то и дело награждала меня то якобы строгими, то откровенно смущенными взглядами. Пялиться на голую, на то, как одевается, искушая адски вернуть как было. Как ест, чай пьет, даже не замечая наверняка, что с ее манерами мне начинает чудиться, что за одним столом с принцессой какой-то сижу. Принцесска и есть, игрушка моя фарфоровая, тонкая, звонкая, яйца от нее двадцать четыре на семь, сука, камнями.