Галина Чередий - Кошка Зимы

– Ой, у меня же вся обувь нормальная в той квартире, – спохватилась Варька уже в прихожке. И то верно, ко мне же она прямо в тапках домашних притопала. Пришлось идти ее переобувать.

– Может, все же не надо идти? – сделала она последнюю попытку остановить неизбежное. Хрен там не надо! Тут, бля даже не в бабках дело, сумма-то смешная. А в принципе. Не хер беспредельничать и девчонок обижать. Особенно мою девчонку. Бля-я-я, как же это кайфово произносить, пусть пока и про себя. Хотя, с хера ли только про себя?

– Надо, Варька, надо. Мою девушку никакая пад… нехорошая личность не должна обижать. И уяснить это должны все и сразу.

– А других, значит, можно? – усмехнулась она, наклонившись застегнуть босоножки и почти упершись в тесной прихожей макушкой мне в район мигом начавшего тяжелеть члена. – И знаешь, ты такой… воображала!

Господи, она со времен детсада это словечко запомнила? Но пофиг, воображала там или позер охреневший назови, главное, чтобы на тебя впечатление производило.

– И других нельзя, Варьк, никого нельзя, но сейчас меня волнуешь исключительно ты.

Она вскинула голову, зыркнув снизу вверх зеленющими глазищами. Ма-а-ать, видок – сдохнуть можно с места не сходя. Меня осознанием, где ее лицо, шандарахнуло от макушки до копчика так, что аж спина взмокла. А она, как назло, еще так и застыла, в глаза мне смотрит, но ведь и не заметить не может, что член мой, уже совсем вскочивший, дергается в спортивках, гада такого кусок, целясь прямиком на ее губы. А эта мучительница еще и рот приоткрыла, ноздри заплясали, щеки порозовели.

– Убить меня точно задумала, – просипел и, протерев задницей стенку, чтобы реально не ткнуть ей стояком в лицо, выскочил из квартиры. – На улице жду.

– Да-а-а, это ж п*здец какой-то, – проворчал Крапива, что сидел на лавочке, глянув на меня.

– Ага, он и есть, – не стал я спорить.

– Это хоть лечится? Ну или там… попустит со временем?

– А я знаю? Типа со мной такое каждый день.

– А ведь в кайф? – нахмурился друг, будто что-то выясняя для себя.

– Ох*еть как. Сейчас. – А до этого было хоть вешайся. Да только уже пох. Не жаль. Было и прошло.

За спиной зацокали каблуки, и мой рот опять растянуло совершенно непроизвольно. Варька вышла с таким видом, будто мы ее на казнь тащить собрались, и все равно красивая, сучка, аж глаза выжигает. Вот же девка – вынос мозга. Подтянул ее к себе, к боку прижал, жопку облапил под возмущенный писк. Макушка в районе моей подмышки, прилепилась изгиб в изгиб, точно боженька ее, мелкую, под меня, лося здорового, лепил. Чтобы вон паз в паз идеально входило. Сука-а-а-а, вот про пазы и входило… это я напрасно сейчас.

Чем ближе к рынку подходили, тем больше Варька пыталась тормозить. Головой кучерявой вертела, настороженно озираясь.

– Здесь, – кивнула она на один из ларьков с обреченным видом.

Как я и думал: *баный скворечник, куда вломиться и ее вытащить – херня делов. Врезать бы по заднице тебе, овечка бестолковая. Придерживая ее за талию, я провел нас вокруг хлипкого строения к задней двери.

– О, а это мы прям удачно зашли, да? – ухмыльнулся, увидев, что там как раз стоят «Жигули» с открытым багажником, из которого тощая девчонка вытаскивала нелегенький ящик с водярой.

Сам Тигран преспокойно стоял рядом, выпятив свое пузо, по которому вот-вот получит, и елозил масляным взглядом по заднице девчонки. На лбу действительно нашлепка из лейкопластыря крест-накрест. Умница моя, кошка царапучая, но у меня от этого беспорного уже доказательства домогательств мигом аж костяшки зачесались.

– Ты разгружала так? – резко спросил у Варьки.

– Пару раз, – тихо шепнула она.

И эта тварь жирная вот так же стояла, пока она спину и ручки-палочки свои рвала, и сношала ее своими зенками блудливыми?

– Зима? – заметил меня Тиграша, и его рожа побледнела и вытянулась, когда увидел Варьку, прижатую к моему боку. Всего сразу перекосило, глазами забегал, пятиться стал, но Крапива обошел его сарай на колесах и молча встал за спиной.

– Варя, красавица моя! Куда ж ты пропала! – ломким от якобы счастья неземного голосом заблеял торгаш. – Я тут с ног сбился, ищу-ищу тебя! Зарплату кому платить? Туда пошел, спрашивал всех: э-э-э-э, брат, ты Варю знаешь? Девочка-пэрсик, пропала, сердце болит мое! Адрес не знаю, переживаю, спать-есть не могу!Никто не знает, где Ва…

– Пасть захлопнул. Ты кинул на бабки мою женщину и лапы свои к ней протянул. Как думаешь, что я с тобой сделаю?

– Ящик поставила! – тихо скомандовал тощей девчонке, что так и замерла, глядя на нас, Крапива, но она вдруг полоснула по нему злым взглядом.

– А ты мне кто? Начальник?

Еще одна борзота. Что за жизнь, куда девались все тихони?

– Какие такие лапы? – сорвался окончательно в визгливое куриное кудахтанье смертничек. – Да чтобы я девочку какую хоть пальцем…

– Как вам не стыдно врать! – возмутилась Варька, видно, ловя свою боевую волну и подавшись вперед, но я ее тормознул. Задвинул за спину и шагнул к Тиграну.

– А на башке у тебя тогда что, сученыш? – спросил его почти ласково, но он стал съеживаться и оседать.

– Зима, сама она, мамой клянусь! Хочу-не-могу, сказала, сама!

А вот это ты зря! Я взял его за грудки и тряхнул. Слегка. Так, чтобы только хорошо на мне сосредоточился. И язык свой поганый заодно прикусил.

– Ты охерел?

– Зима, братишка, прости-прости-прости! – залился Тиграша натуральными слезами. – Случайно вышло, никогда не делал…

– Кому ты пи… лжешь? Я же тебе сейчас один раз втащу – и ты умрешь, в курсе?

– Да-да-да, не надо, мамой заклинаю, не надо, у меня дети, Зима, трое… сиротами сделаешь…

– А эти девчонки, которых ты, п*дор, кидаешь, не чьи-то дети? Для того, чтобы твои дети жрали от пуза, чужие голодать и пахать, как рабы, бесплатно должны?

– Прости-прости-прости, Зима, братик, прости!

– Да хер ли я тебя прощать должен. Ты меня, что ли, обидел?

– Варя, прости, руки-ноги целовать буду! – кинулся он к ней, но Варька отшатнулась, прошептав «не нужно этого, нет», и мерзавец опять переключился на меня.

Затрясся, расплылся совсем уже как кусок жидкого дерьма, невнятно скуля и клятвенно заверяя, что никогда больше…

– Хорош! – я отбросил его от себя брезгливо. Не было бы Варьки, навешал бы для профилактики и закрепления правильных жизненных установок. – Времени на тебя жаль. Живо Варьке зарплату полную, плюс компенсацию за моральный ущерб.

– Не на… – попыталась влезть моя пострадавшая, но я на нее зыркнул предупреждающе, и она пожала плечами, типа черт с тобой. – Кардиган мой и сумочку верните.

Тигран сбледнул еще сильнее, если это возможно.

– Верну, все верну, я домой все отвез! Мало ли, украл бы кто, за этими девками-продавщицами только и смотри…

Ах ты урода кусок крохоборного, ты еще и вещи ее уволок.

– Хлебало прикрой! – злобно рыкнул Крапива из-за спины. – И имей в виду, я теперь буду каждый, сука, день тебя навещать! Не дай бог опять увижу, что девчонки сами тяжести таскают, или узнаю, что недоплатил кому-то, сраным гуманистом, как Зима, не буду. Натоварю душевно и буду повторять до полного, мать его, усвоения. На лекарства умаешься работать. Понял?

О, а дружище-то стойку на эту тощую рыжулю сделал. Ну-ну.

Деньги, что Тигран протянул мне трясущейся рукой, я аккуратно вложил в кармашек на блузке Варьки, мимолетно, но, конечно, нарочно задев в районе соска.

Мы вышли из-за ларька и не успели пройти и пары шагов, как Варька обняла меня вокруг торса по-настоящему, прижимаясь вся сама.

– Спасибо, Артем, – пробормотала она.

– Да ерунда делов, Варьк. Должен – пусть отдает.

– Не за деньги. Хотя и за них тоже. Спасибо, что не стал бить его при мне.

Мда. А врезать-то стоило. И не раз. Еще до того как разговоры разговаривать. Но плевать. Если на мою кошку не производят впечатление чужие кровавые сопли, то и хрен с ним. Будем впечатлять как-нибудь по-другому.

– Все, что хочешь, Варька. Ты только говори мне. Все говори, лады?

– Лады, – улыбнулась она.

Я что ему сейчас пообещала? Доверие? Откровенность? Не слишком ли это круто и иррационально? Еще утром он сотворил то, что, по сути, прощать никому нельзя, а и солнце пока не село окончательно, а я улыбаюсь глупо и обещаю «говорить все». Где тут логика, Варвара? Очевидно, где-то между первым и вторым событием, учитывая, что за столь краткий промежуток времени у меня туда-сюда эмоции скакали не один раз. Но самое иррациональное во всем нелогичном это то, как на меня вдруг стала воздействовать улыбка Артема. И его взгляды. Да, я умела и любила привлекать внимание парней. Нравиться им. Ради бога, со мной же все в порядке в этом смысле. Но Зима и его внимание – это нечто совсем другое. Словно абсолютное другая категория этого понятия, с иными свойствами, плотностью, интенсивностью. Разница как между воздухом и водой, наверное. Его взгляд был не просто пристальным, он вещал о наличии желания. Был осязаемым, тек по коже, не позволяя его игнорировать или забыть хоть на секунду о том, что я сейчас в центре всех интересов этого мужчины. Да и в этом тоже, похоже, разница. Раньше у меня были парни. Теперь рядом мужчина. И дело совсем-совсем не в возрасте, потому как Зима был чуть старше. Тут другое. Энергетика. Она и смущала, и завораживала. Прямолинейность до примитивности чуть не на уровне голых инстинктов, что внезапно не отталкивали, а манили следовать за ним. Слушаться. Подчиняться. И сколько бы я мысленно ни отвешивала себе рассудочных отрезвляющих оплеух, напоминая, что вообще-то, цивилизованные и самодостаточные женщины себя так не ведут, я его, а он меня, по сути, знать не знаем, а вполне возможно уже сотворили серьезную проблему, но все равно послушно, ну чисто дрессированная зверушка, улыбалась ему в ответ. Само собой выходило. И еще эти бесконечные «это хочешь, Варьк?», «а это любишь?», «такое пробовала?», «вот эту мутотень берем?».

Артем водил меня между ларьками и рядами на рынке, зорко отслеживая, куда смотрю, и постепенно нагружался пакетами. От кого-то другого меня такое буквально окружение и желание демонстративно угодить, произвести впечатление давно начало бы смешить не в хорошем смысле слова, а то и бесить. Но не с ним.

– Господи, да кто все это съест? – закатила я глаза, видя объемы этих закупок.

– Здрасти, а мы с Крапивой на что? Да и пацаны ко мне часто забегают. А после тренировок знаешь, как жрать охота? Да и тебя надо откармливать, а то и так мелкая и худорба, так еще и я, жеребец, совсем заездил. И, кстати, исправлять это не собираюсь.

Я глянула через плечо на Антона, шедшего чуть позади, и шикнула на Артема.

– Нет, ну обязательно всем знать?

– Знать о чем? Что я пи… очуметь как хочу мою девочку? – и не подумал хоть немного потише говорить Зима. Наоборот, набрал воздуха в легкие и гаркнул: – Народ, смотрите, это моя девушка, и я тащусь от нее охренеть как!

Окружающие зыркали на нас, кто-то засвистел, закричали одобрительно, причем как минимум половина людей, судя по всему, знала Зиму. С ним здоровались все время нашей прогулки-закупки с разных сторон. Знаменитость районного масштаба он у меня, выходит. Впрочем, неудивительно. Это его родной район, и личность он такая, что не пропустишь.

– Ты выпендрежник! – Ну вот чего я опять лыблюсь, как недалекая? Возмущаюсь и лыблюсь. Так-то есть у меня воображаемый лимон, для борьбы с необъяснимым и немотивированным оглупением. – Мне в аптеку нужно.

– О, точно. Мне тоже. Кой-какие запасы пополнить, чтобы больше не нарываться, – подмигнул Артем, ухмыляясь.

А мне вдруг стало грустно. Все же права я, он не осознает до конца всей серьезности вероятности и последствий моего залета. Ну, если подумать, то мало кто из мужчин такое осознает, пока не столкнется с реальностью в виде орущего и связывающего по рукам и ногам младенца.

И я не осознаю, нечего выдумывать. У меня-то нет реального опыта, кроме возни с Киром в детстве. Но зато имею наглядный пример Янки, моей приятельницы-ровесницы и ее мужа-одногодки Вадима. Господи, ведь какая любовь была! Не то что светились и летали оба, на них смотреть – глаза сразу на мокром месте становились, и в душе щемило, а в голове один вопрос: «А мне? Можно и мне такого же, хоть чуточку!»

И беременная она пока ходила, он ее на руках обтаскался. Девчонки, глядя на них, от зависти зеленели. Но вот уже через месяц после рождения дочки все стало разваливаться. А через три – скоротечный развод. Вадим тусил с Янкиной одноклассницей бывшей, а она, измученная, потускневшая мать-одиночка двадцати одного года от роду. Но у нее хоть родители, а у меня?

Еще и, как назло, не могу вспомнить, когда в прошлый раз были «эти» дни. С тотальной нервотрепкой последних месяцев мой цикл чудил ужасно.

При входе в аптеку, сразу за рынком, противно звякнул колокольчик, и я вздрогнула. Артема окликнул кто-то, и он задержался снаружи, а я чуть не бегом кинулась к окошку провизора, радуясь, что никого больше внутри нет. От нервозности назвала известный мне по болтовне девчонок в вузе препарат слишком тихо.