Челли Кицмиллер - Коснись зари

Но никто вовремя ее не остановил, и в результате она помогла завлечь Хоакина в ловушку.

Мороз пробежал у нее по коже. Есть некоторые вещи, которые нельзя оправдать, нельзя исправить и нельзя простить. Да и зачем прощать, ведь у него есть Елена. Лино сказал, что Хоакин нуждается именно в ней, а уж он-то знал Хоакина лучше всех. Человек должен быть слепым, чтобы не видеть, насколько Елена любит Хоакина, и эта любовь не кончается в течение более чем двух десятилетий. Она прошла с ним лучшие и худшие времена, она была с ним, когда его ранили, и потом, когда ему нужно было поговорить с кем-то, когда он был одинок. А самое главное — она была с ним сейчас.

Ирония заключалась в том, что Елена Вальдес любила Хоакина так же, как он любил свою жену Роситу.

Хеллер надела ночную рубашку и укрылась теплым одеялом Абигайль. Как же много событий произошло с того момента, когда она, приехав в Сан-Франциско, вышла из вагона поезда в ликующую толпу! Если бы она могла повернуть стрелки часов обратно… скольких ошибок можно было бы избежать. Зная то, что знает сейчас, она бросила бы вызов Элизабет Пенниуорт и доказала бы ей, что нет ничего позорного в ее рождении вне брака. Если бы мать и Джеральд Пейтон поженились, она родилась бы и выросла в Бостоне. А вот теперь и для нее самой роль одинокой матери замаячила на горизонте.

Когда она подумала о будущем младенце, у нее отлегло от сердца. Теперь у нее не было никаких сомнений — его отцом являлся Хоакин, а не Лютер Мейджер. Вот только сам отец никогда не узнает о ребенке, которого зачал.

Терзаясь сомнениями, Хеллер долго ворочалась с боку на бок, пока наконец не провалилась в глубокий, беспокойный сон.

Проснулась она только в полдень следующего дня. Около нее, скрестив ноги и монотонно напевая, сидел Пепе. Заметив, что Хеллер открыла глаза, он перестал петь.

Внезапно ей в голову пришла страшная мысль.

— Хоакин… умер?

— Нет-нет, он жив, но пуля засела очень глубоко, и из него вытекло много крови. — Пепе огорченно покачал головой.

Следующие четыре дня оказались больше похожи на пытку. Пепе не приходил, и никто не разговаривал ни с ней, ни с Абигайль о состоянии здоровья Хоакина. По-видимому, все шло к худшему. Он умирал.

Уже собираясь уезжать, Хеллер неожиданно повстречала Елену. Они не обмолвились ни словом, делая вид, что не знакомы друг с другом; и тут, повинуясь какому-то неясному импульсу, Хеллер кинулась назад в лагерь и сразу прошла в зал, где лежал Хоакин. Она просто не могла не увидеть его в последний раз, чтобы попрощаться.

Хоакин лежал на груде шкур, его голова была слегка приподнята, мускулистые руки покоились по бокам. Широкая повязка стягивала его торс, а ноги прикрывало одеяло в красно-коричневую полоску.

Хеллер безмолвно встала на колени у его изголовья, она хотела дотронуться и погладить его, но не смела, опасаясь, что он проснется.

— Я люблю вас, Хоакин Мурьета, — прошептала она настолько тихо, что ее голос был едва слышен, — и никогда не хотела причинять вам боль. Я сделаю все, что смогу, чтобы доказать мою верность и любовь.

Глаза Хоакина медленно открылись.

— Хеллер? — Его голос был слаб и чуть дрожал.

Она не смела пошевелиться. Его веки снова опустились. Убитая горем, Хеллер поднялась с колен и ушла, уверенная, что видит свою первую и единственную любовь в последний раз.

До этого утра Хоакин был убежден, что умирает. Пепе не обнадеживал его, как прежде, а бальзамы и настойки старика вместе с монотонным пением лишь немного уменьшали боль.

И все же на пятый день после того, как он получил пулю в спину, Хоакин сел. Все у него болело, будто его только что поджарили в аду, но это лишь говорило ему о том, что он жив. К тому же он отлично выспался за эти пять дней — хватит на шесть жизней, как сказала Елена.

В третий раз Хоакин оказался на грани жизни и смерти. С одной стороны, ему было жаль, что он выжил, поскольку смерть освободила бы его от чертовой клятвы и избавила от собственной безупречной честности.

Он знал, что Хеллер была в лагере; Лино сказал ему об этом. Хоакин провел все утро, пытаясь понять, отчего она не пришла к нему, как только приехала, и почему предала его. Что он сделал, за что она так сильно ненавидела его? Разумеется, она разъярена: он должен был больше доверять ей и заранее раскрыть свой план. Очевидно, Хеллер пережила нечто большее, чем страх, она почувствовала себя брошенной.

Когда он сообщил ей о причинах своих действий, то думал, что она поняла и простила его. Как же он ошибался!

Несмотря на охватившее его отчаяние, Хоакин понимал, что во всем случившемся виноват только он один. По его ошибке Хеллер оказалась на его пути мести. Ему бы лучше быть терпеливее и подождать, пока она не уедет домой, а он использовал ее как пешку в своей игре с Мейджером.

Завтра, когда у него будет больше сил, Лино приведет ее сюда; они поговорят, и он узнает, что у нее на сердце. А потом он скажет, как сильно любит ее.

Как будто душевной боли за смерть Хоакина ей недостаточно! Хеллер мучила не только вина за то, что случилось с ним; клятва, данная Хоакином Росите, так и осталась невыполненной. Весь день и всю ночь она думала о людях, которые пострадали или были убиты Лютером Мейджером. Еще недавно Хоакин собирался положить этому конец, а теперь… О, если бы только она могла что-нибудь изменить!

Лунный свет освещал ей путь. Увидев то место, где был взорван целый выступ горы, Хеллер направила лошадь в противоположную сторону. Она уже знала, что несколько головорезов Мердока погибли при взрыве и поэтому нападение на лагерь Хоакина не состоялось.

Конь Лино недовольно фыркнул, и Хеллер похлопала его по шее. Помимо коня, она украла пистолет и кобуру. В другой ситуации она бы гордилась своей отвагой. Интересно, что бы сказала Элизабет Пенниуорт, если бы увидела сейчас свою ученицу в полосатой мексиканской рубашке верхом на лошади?

Когда впереди показались огоньки, Хеллер натянула поводья и остановила коня. Привязав его к дереву, девушка осторожно прокралась вдоль загона к дому. Поблизости не было ни одного охранника, но все же она решила на всякий случай выждать и понаблюдать за домом. Лишь когда у нее появилась уверенность, что ее не заметят, Хеллер покинула укрытие, взбежала по ступеням на веранду и, открыв дверь, вступила в свою затемненную спальню.

В комнате царил беспорядок, постельное белье и занавески были разрезаны на полосы — все выглядело так, будто Гордон… О Господи! Ощущение того, что он сделал, чуть не заставило ее развернуться и бежать, бежать без оглядки. Ее прежняя спальня была подвергнута Гордоном наказанию с помощью его обычного средства — кнута.

Хеллер глубоко вздохнула, пытаясь поддержать свою храбрость, затем открыла дверь спальни и выглянула в коридор. Сначала она подумала, что дом пуст, но затем почувствовала запах дыма. Опиум. Теперь уже ей, вероятно, никогда не забыть этот болезненно сладковатый аромат, щекочущий ноздри.

Словно кошка, преследующая свою добычу, она дюйм за дюймом продвигалась к залу, пока сквозь приоткрытую дверь не увидела Мейджера — он сидел в глубоком кресле, по привычке уставившись в стену, опиумная лампа на столе около него источала вонючий дым.

— Я пришла вместо Хоакина, — произнесла Хеллер чужим голосом. — Я пришла, чтобы отомстить за Роситу Му-рьета и всех других женщин, которых вы искалечили и убили. Теперь настала очередь убить вас.

В письме, которое оставила Хеллер, описывалось все, что с ней случилось в Эльдорадо; в нем она просила Абигайль, Лино и всех остальных попытаться понять и простить ей ее глупость. «На сей раз я не потерплю неудачу!» — этими словами закачивалось письмо.

Несмотря на поздний час, Абигайль, прочтя письмо, тут же отправилась прямо в общий зал, где нашла Лино.

— Хоакин должен видеть это, — сказал он, быстро пробежав письмо глазами.

Абигайль неожиданно смутилась.

— Нет-нет, пожалуйста, не беспокойте сеньора Мурьету. Человека не следует тревожить такими вещами в его последние часы.

Лино несколько удивленно посмотрел на нее.

— Я думаю, что он захочет это знать.

Хоакин провел беспокойный вечер со своими помощниками, разрабатывая окончательный план нападения на Эльдорадо, который решено было осуществить через два дня. Он был уверен, что силы к этому времени вернутся к нему, к тому же они не могли дальше ждать, так как Мейджер мог обрушить свою злость на оставшихся рабов.

— Вот взгляни, — прервал его раздумья Лино, входя в зал. — Хеллер Пейтон вернулась назад в Эльдорадо.

Хоакин встал и тут же поморщился, ощущая слабость в ногах.

— Вернулась куда? — Он посмотрел на вошедшую вслед за Лино Абигайль, и по выражению ее лица сразу все понял.

— Я не уверена… — Абигайль покрутила в руках носовой платок. — Но она, то есть мы думали, что вы умираете, и Хеллер решила, что именно она стала этому виной.

— Так она пошла туда, чтобы убить Мейджера? — Хоакин от досады стукнул кулаком по столу. — И вы позволили ей сделать это? — Его голос стал хриплым от ярости.

Абигайль растерянно моргала.

— Понимаете, я как раз в этот момент вышла, а когда вернулась, она уже покинула лагерь. Возможно, если вы поспешите, то сможете догнать ее…

В нетерпении Хоакин выхватил клочок бумаги из ее рук и быстро прочитал его.

— Матерь Божья! — Отбросив бумагу в сторону, он схватил со стола свой нож, вложил его в ножны и повесил на пояс, а затем проверил пистолеты. — Лино, скажи людям, что планы изменились, мы выступаем немедленно.

Абигайль осторожно подошла и коснулась его руки.

— Не будьте слишком строги с ней, сеньор Мурьета. Она ужасно огорчена, поскольку думает, будто вы умираете; и в довершение всего этот ужасный человек… отхлестал ее кнутом. Бедная девочка, теперь ее спина похожа на сплошной рубец.

Хоакин застыл на месте.

— Мейджер избил ее кнутом?

Абигайль прижала руки к груди.

— О, только не выдавайте меня! Я обещала никому ничего не говорить…

Выражение лица Хоакина оставалось мрачным, все же он притянул Абигайль к себе и легонько похлопал по руке.

— Все будет хорошо: я найду Хеллер и верну ее вам.

Мейджер мутным взглядом обвел комнату, как будто ожидая увидеть вокруг с десяток врагов.

— Успокойся, здесь только ты, я и призрак Роситы. — Голос Хеллер слегка дрожал, выдавая ее врожденный страх перед оружием. Ей нужно было только нажать на курок и выстрелить, чтобы все закончилось, но, как и Хоакин, она чувствовала потребность продлить представление, чтобы Мейджер ощутил ужас не меньший, чем тот, который он обычно внушал другим людям. — Я думаю, что кровать Роситы, на которой ты и твои люди насиловали ее, стояла у той стены. Потом ты, вероятно, отхлестал ее кнутом?

Мейджер искоса посмотрел на нее и сжал кулаки, но Хеллер не собиралась останавливаться.

— Ну да, конечно, кнут всегда доставляет тебе огромное удовольствие. Сколько из тех китайских девочек-рабынь, которых ты купил, умерли от твоих побоев? Ты делал зарубки на ручке кнута, как это делают стрелки на своем оружии? — Все это было произнесено на одном дыхании.

Мейджер встал, его взгляд сделался холодным и угрюмым, однако Хеллер продолжала смотреть на него все с тем же презрением.

— Из всех, кого ты убил, Росита единственная, кто предстал перед тобой. — Еще два месяца назад она не смогла бы разговаривать так ни с кем, даже если бы этот кто-то был ей противен, не говоря уже о том, чтобы направить на человека оружие с намерением убить его. Теперь все изменилось. Она изменилась.

Мейджер выступил вперед, его рука протянулась к пистолету Хеллер, но внезапно, когда вдалеке прогремел выстрел, он замер, — Должно быть, кто-то из рабов посмел бунтовать. — Его взгляд метнулся к двери.

— Стой, где стоишь, или я выстрелю! — Медленно взведя курок, Хеллер с мрачным удовольствием наблюдала, как бледнеет его лицо.

Отряд Мурьеты оставил лошадей ниже по реке и затем по его сигналу окружил поселение рабов. Сам Хоакин, подкравшись к часовому, схватил его за горло и держал до тех пор, пока тот не перестал дышать.

Когда, оглядев пространство перед собой, Хоакин убедился, что наемники сидят вокруг костра и спокойно разговаривают, на его лице появилась довольная улыбка: похоже, действовать будет намного легче, чем он предполагал. Приказав своим людям подойти ближе к лагерю, он выстрелил в оловянную кружку, выбив ее из руки охранника.

И тут же ночь озарилась вспышками: наемники, в спешке подхватив оружие, начали стрелять в темноту, в то же время нападавшие нажимали на курки, отчетливо различая фигуры врагов в свете костра.

Через несколько минут выстрелы постепенно стали стихать, и Хоакин, подобравшись ближе к костру, прокричал:

— Все кончено, сдавайтесь! — И тут же, велев Лино довершать начатое, кинулся туда, где оставил Тигра. Он чувствовал, что слабеет, но не мог позволить себе передышки, так как Хеллер все еще была в опасности.