Ему не надо было тратить месяцы и годы на то, чтобы сначала отрицать, а потом заставить себя признать очевидное. Поступай Соболев так — давно бы подох, если не в Афгане, то в реалиях отечественного бизнеса. Его прошлое научило Константина молниеносно принимать решения, и признавать истину не тратя время на глупости. Потому и сейчас, все поняв и приняв, он не собирался отступать.

Телефон завибрировал, когда он уже выходил из кабинета. Звонил Никольский.

— Да? — Захлопнув дверь, Костя махнул охраннику, разрешив тут все закрывать.

— Шамалко объявился. Похоже, наконец, сломал код. — Сообщил Борис.

Соболев нахмурился. Не от новостей, которых ждал все это время, и думал услышать раньше, если честно. А от тона помощника.

— Что именно смешного было в предложении Виктора? — Поинтересовался он, уже садясь на заднее сиденье автомобиля.

— Ничего, — бодро отрапортовал Борис. — Там все так, как ты и предполагал. Мы выдвинули ему встречный «привет», пока только из того, что нарыли сами. Как ты и велел, чтобы не подставлять Карину. — На последнем слове Никольский просто заглох.

— Чего ты тогда ржешь? — Соболев нахмурился, слушая в трубке задыхающегося от смеха Бориса.

— Ничего. Так, просто. — Борис зашелся в новом приступе хохота.

— Боря. — Константин почувствовал раздражение. — Уймись. Ты по делу можешь отчитаться, или напился?

— Да. Нет. — Никольский едва не задыхался. — Прости. Это сильнее меня. Отчитаться могу. Не напивался. Но, давай, я лучше к тебе подъеду, там и отчитаюсь. — Предложил Борис каким-то непривычным тоном.

— Я собирался Карину в ресторан вести, ужинать. Разве что, после десяти. — Соболев что-то сегодня совсем не понимал помощника.

— Не надо в ресторан. — Борис опять начал придушенно хихикать. — Ужин тебя и дома будет ждать. Она нашла… экономку. — Никольский перестал сдерживаться и откровенно заржал.

— Так… — Соболев побарабанил пальцами по подлокотнику. — Ты поэтому ржешь, как конь?

Ответить Борис не смог.

— Хоть опиши мне, чтоб я знал, к чему готовиться. — Константин не мог не усмехнуться, слушая веселье Бориса. Судя по всему, Карина опять решила его позлить или проверить.

— К этому нельзя подготовиться, поверь мне. — Никольский почти подвывал от смеха. — Это надо видеть.

— Ты хоть кандидатуру проверил? — Уточнил Соболев. — Сюрпризов из Киева нам сейчас не надо, а те могут сработать быстро.

— Проверил. — Заверил его Борис. — Чисто. Да и, сомневаюсь, чтоб Картов или Шамалко могли бы такое сработать, тем более, за эти сроки.

— Боря, ты можешь конкретно сказать, а не хохотать? — Опять попытался Соболев.

— Нет, я лучше приеду и посмотрю на твою реакцию. — Ответил тот, продолжая смеяться. — И потом, не хочу портить ей сюрприз. — Никольский отключился.

А Соболев задумчиво поднес телефон к подбородку и попытался догадаться, что же там еще учудила Карина? А потом — махнул рукой на эти попытки. Чего там гадать, и правда, через десять минут сам увидит.

Но вот что он не мог не отметить — Никольский стал на ее сторону, даже вопреки его требованию рассказать. Он попытался понять Карину. Может и сам не понял, но старался позаботиться о ней и сделать приятное. Не по его, Соболева приказу, а по собственному желанию. И это было приятно ему, черт побери.

Хоть Соболев никогда и не сказал бы этого вслух, он уважал и ценил Бориса. Дорожил его мнением. И прекрасно понимал, что тот давно стал не просто помощником, а другом. Потому и был рад, что Борис принял Карину.

Для него не играло бы роли, реши Никольский относиться к ней отчужденно после всего, что узнал. Константин заставил бы его уважать Карину. Но то, что теперь Никольский, определенно, решил стать другом для его женщины, было хорошо. Карине нужны друзья, даже если сама она считает не так.

Глава 18

Надо было заставить Борю рассказать. Определенно, надо было. Сейчас бы не приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не захохотать так же, как недавно смеялся в трубку Никольский. Заставляя себя сохранять на лице каменное выражение невозмутимости, Костя рассматривал открывшуюся картину.

Карина сидела за столом, что-то снова рисуя, пока он не зашел в столовую. Теперь же, с таким же невозмутимым выражением, как и у него самого, наблюдала за реакцией Константина, сдвинув листы в сторону. Интересно, хочется ли ей так же рассмеяться, как ему самому? Шутница.

Хорошо, все-таки, что он опередил Никольского. Если бы сейчас тут еще и ржущий Борис сидел, Костя не сумел бы сдержаться. А так, еще ничего, пока получалось.

Решив, что овладел собой достаточно, Соболев сосредоточился на…этом.

Перед ним, определенно волнуясь и нервничая, стоял парень. Во всяком случае, Костя так думал. Хотя, не стал бы закладываться.

Но, ладно. Условно решил обозначить сие явление мужским полом. Парню было, судя по всему, больше двадцати лет, но вряд ли, чтоб перевалило за тридцать. Парень был черным. Это первое, что бросалось в глаза. А на гладко выбритой голове, переливался ярко-рыжими и малиновыми оттенками то ли чуб, то ли «оселедець». Это было вторым, на что взгляд притягивался после оттенка кожи.

И где это она чернокожего последователя козаков-то выкопала? Или это новое веяние в моде стрижек, о котором Соболев, ясное дело, понятия не имел, да и не стремился иметь? Ладно, где она, просто, негра достала? У них же не Киев, все-таки, не так и много иностранцев. Или это потомство социалистического прошлого и тесной дружбы народов на почве образования? Надо будет расспросить Бориса о биографии этого… этой… «эконома», в общем.

Константин решил, что может гордиться собой.

Какие там политические интриги? Какой-там теневой бизнес? Это все детские шалости. То, что он до сих пор не согнулся в три погибели и не ржал во все горло — вот истинный показатель его хладнокровия и выдержки. Однозначно!

Следующим, на что против воли натыкались глаза при осмотре этого потомка «запорожцев», были огромные очки в пестрой, массивной оправе. То ли парень видел плохо, то ли это еще что-то, из раздела непознанного и непонятного для Константина, модно-гламурного мира нетрадиционно-ориентированной части населения.

То, что парень был геем, не вызывало никаких сомнений. Даже он, как-то, никогда не стремящийся разбираться в этом, не сомневался в своем выводе. При чем, настолько колированным геем, настолько утрированным, что просто не верилось.

Соболев не удивился бы, столкнись с таким явлением природы где-то, на одном из перекрестков Манхэттена или в пабе Лондона. Кажется, даже, действительно, видел там подобный типаж. Но здесь, в родном городе? В своей столовой…

Да уж, Карина, явно, пошла в отрыв и решила не размениваться на мелочи.

Пестрый свитер, с какими-то леопардовыми мотивами, и насыщенно-фиолетовые джинсы, в которые было облачено сие нервничающее явление, дополняли картину. Парень молча стоял под его изучающим взглядом и нервно пританцовывал на месте.

Потратив на изучение, как он понимал, своего нового «эконома», около трех минут, Константин чуть обернулся и, приподняв бровь, невозмутимо глянул на Карину.

— Это — Филипп. — Она поднялась со своего стула и приблизилась к ним. — Уверена, он справится со своими обязанностями лучше, чем Валентина Васильевна.

Костя снова посмотрел на Филиппа. Он такой уверенности не испытывал, но, с другой стороны, что он знал о геях? Тем более, в роли экономки?

— Оперативно. — Скупо заметил он, не уверенный, что способен выдать более длинное предложение и сохранить серьезное выражение лица.

— Ты сказал, что не любишь ресторанов. — Легко пожала плечами Карина.

Соболев все-таки позволил себе улыбку, глядя на нее. И, особенно, на внимательный взгляд Карины, выискивающий в нем подвох. Очень сдержанную улыбку. Тут нельзя было расслабляться, а то потом не остановишься.

— А ты, как и обычно, стремишься удовлетворить любое желание. — Заметил он, вплотную приблизившись к Карине.

Смотреть на нее было безопаснее для его выдержки, да и куда приятней.

— Разве я не для этого здесь нахожусь? — Парировала она с елейной улыбкой.

— Совсем не для этого. — Уже искренне усмехнулся Соболев.

Карина посмотрела на него с тревогой.

Филипп за его спиной что-то пробормотал про двадцать минут, через которые будет готов ужин, и шустро испарился из столовой. А что, может она и права, парень куда лучше разбирается в субординации, похоже. И в уместности своего присутствия, кстати. Точно чувствует, когда ему стоит удалиться. И никаких намеков не надо.

Поняв, что они остались в столовой одни, Костя чуть ли не рухнул на ближайший стул и, дав себе волю, искренне, от души рассмеялся.

Ее тревога начала трансформироваться в настоящий испуг. Он чертыхнулся и заставил себя снова успокоиться.

— И где ты это чудо выкопала? — Поинтересовался Костя, потирая подбородок ладонью, и все еще посмеиваясь. Остановиться полностью, сейчас, было выше его сил.

— Его резюме имелось в агентстве, которое твой Шлепко описал мне, как лучшее в области, а не только в городе. — Она держалась настороженно.

Ему это не нравилось.

— Что ж, Макс, наверное, разбирается. — Задумчиво заметил Костя, внимательно изучая ее. — Но ужина целых двадцать минут ждать, Валентина Васильевна сразу бросалась меня кормить. — Попытался он поддеть Карину.

Она пожала плечами, но не расслабилась.

— Фил уже успел накормить охранников, при том, что я его взяла на работу только два часа назад. Если б ты позвонил и предупредил, что приедешь так рано, и твой ужин уже был бы готов.

— Хочешь? — Костя усмехнулся и, протянув руки, обхватил ее талию руками, потянув, чтобы приблизить к себе. Она подошла не дрогнув. Но его не устраивала ее отработанная невозмутимость. — Буду теперь тебе звонить и сообщать о своих планах и передвижениях. — Ничуть не смущаясь тем, что смотрит снизу вверх, с веселой иронией предложил Костя.

А она вздрогнула. Он ощутил эту дрожь своими руками, так и лежащими на ее талии. Попыталась высвободиться и отступить, отведя глаза, из которых никуда не исчезло настороженное, испуганное выражение.

Константин вздохнул. Смеяться расхотелось. Он не позволил ей отойти и пристально посмотрел в глаза, удерживая взгляд Карины своим.

— Почему меня? — Наконец, спросил Костя сдержанным голосом.

Она отвернула лицо в сторону. Но вопрос поняла, он в этом не сомневался. Другое дело, захочет ли ответить. В тишине прошло минуты две.

— Ты — ненормальный. — Вдруг, негромко заметила она. А сама вся как-то напряженно сжалась.

— Я? — Так же спокойно уточнил Костя. — Не вот этот наш новый… эконом, а именно я ненормальный? — Он совершенно не сердился, и хотел, чтобы она, наконец, признала то, что не хотела замечать и видеть. То, отчего сейчас отворачивалась. — Я, а не Картов или Шамалко? Именно я ненормален, Карина? — Уточнил Соболев.

Он поднялся со стула, но не перестал ее обнимать. Только поднял одну руку, чтобы повернуть ее лицо и смотреть в глаза Карине.

— Почему ты меня боишься? — Снова спросил он, не позволяя ей отвернуться.

— Я тебя не понимаю! — Бросила Карина ему в лицо почти со злостью. — В какие игры ты играешь? Зачем? Какую роль в этом всем отводишь мне? Зачем я тебе, Костя? И не надо говорить мне о дружбе! Я не вчера на свет родилась, а уж в вашем круге столько лет живу, что на троих хватило бы. Ты ведешь себя неправильно! — Она это крикнула.

Словно бы, и правда, обвиняла его. Как еще биться не начала. Косте показалось, что ей очень даже хочется его ударить. Скорее всего, действительно, от непонимания происходящего. И от беспомощности, которую это непонимание, наверняка, заставило ее ощущать.

— А как было бы нормально, Карина? — Спокойно и тихо спросил он у нее, мягко погладив пальцами щеку. — Чтобы я разозлился? Чтобы избил тебя за такого Фила? Решил бы, что ты надо мной издеваешься и силой указал бы тебе на твое место? Это было бы нормально, по-твоему?

— Да! — Она вдруг гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Это было бы, по крайней мере, честно по отношению ко мне! К тому, кто я. Я это знаю. Ты это знаешь. Это всем известно. Как и то, что ты — Соболев, царь этого региона. Захотел бы, стал бы и Президентом. А я — шлюха. И я знаю правила. Знаю свое место. Так зачем ты устраиваешь эти представления?! — Под конец она снова повысила голос, похоже, не очень справляясь с контролем.

Он подозревал, что в том была повинна его близость. Карину та, определенно, нервировала.

— Нет, Карина. Ты знаешь то, что тебе показывал Картов, чему он тебя учил, и что подтверждали такие же ненормальные, как он. Меня с ними не равняй. Не надо. — Костя говорил твердо, но сохранял спокойный и ровный тон. — Я не буду тебя бить. И не потому, что играю с тобой в какие-то игры. Я — не они. И это не моя реакция неправильная. А тебя приучили к неправильной, ненормальной жизни.