Не то, чтобы Карина хоть раз отказывала ему в какой-то позе или желании. Но всякий раз, даже просто обнимая ее со спины, Костя ощущал мимолетное, но от этого не менее горькое напряжение, отдающее паникой и страхом.

— Не бойся. — Пользуясь ее дезориентированностью, прошептал Костя ей в ухо, накрыв руками ладони Карины, распластанные по лакированному дереву столешницы. — Меня не бойся никогда. Не причиню боли, обещаю. — Продолжал сипло шептать он, осторожно, но настойчиво проникая внутрь ее пульсирующего тела. — Никогда, моя хорошая.

Теперь уже и он с трудом сдерживал стон, понимая, что в этом темпе придерживаться медлительной тактики не удастся. Ее прежние крики и то, как Карина извивалась под его губами, распалили Костю не меньше, чем возбуждало нынешнее собственное скользкое и влажное движение внутри ее тела.

Но так как его затея, похоже, удалась, во всяком случае, Карине сейчас, определенно, не было страшно, и она не застыла в его руках, Константин позволил себе больше не сдерживаться. Единственное, на языке вертелось «Даша». Но Костя, помня ее страх, что он видит в ней лишь обиженную девочку, не позволял тому сорваться, продолжая целовать ее плечи и затылок. И двигался, двигался, двигался…


Карина старалась не шевелиться. Даже дышала медленно и осторожно, контролируя каждую мышцу. По непонятной ей причине, Костя просыпался сразу же, стоило ей только попытаться сесть в кровати. А Карине сейчас не хотелось, чтобы он бодрствовал. Она нуждалась в пространстве и возможности подумать.

С первым было весьма туго, так как Соболев, продолжая спать, крепко обнимал ее, прижимая к своему телу. А вот с мыслями, даже их избытком — дефицита не наблюдалось. И Карина думала. Вспоминала тот дурацкий разговор с девчонкой, когда ей следовало бы сдержаться и просто уйти. А она, вконец разболтанная непониманием того, что творится с ней и ее жизнью, практически опустилась до уровня той дурочки. И все из-за желания напомнить себе, что не бывает чудес и сама Карина была и остается лишь содержанкой и шлюхой.

Только вот последовавший за тем разговор с Костей и то, что было потом, на столе…

Она зажмурилась, ощущая, что начинает задыхаться.

Боже. Боже. При всем ее опыте, то, что сделал для нее сегодня Костя…

Никто не делал для нее такого. Что, впрочем, было бы удивительно ждать от насильников. И на какой-то миг она даже разозлилась на Костю. За то, что и правда, вынуждает, заставляет ее поверить в то, что кажется нереальным и невозможным.

Мог ли Костя ее полюбить? Мог ли, вообще, такой человек, как Соболев, полюбить кого-то? Тем более, кого-то такого, как она?

Ответ очевиден и прост.

Только вот теперь, Карина со страхом понимала, что не только стала допускать существование самой любви, пусть и как феномена, но и готова дать совсем нереальный и абсурдный ответ на предыдущий вопрос. Более того, если бы кому-то сейчас пришло в голову поинтересоваться, что же она сама ощущает к этому мужчине, спящему рядом, Карина вполне могла дать еще более безумный ответ.

Впрочем, в ее случае, даже привязанность и доверие к мужчине казались сумасшествием. А разве Константин не сумел добиться от нее всего этого?

Глава 27

— В такие моменты я начинаю думать, что жить на несколько этажей выше своего офиса, не так уж и плохо. — Борис посмотрел на ухмыляющегося Соболева, стряхивая со своей головы холодные и противные капли.

Как и обычно весной, погода менялась с поразительной быстротой, и вместо вчерашнего солнца за окном лил дождь вперемешку с мокрым снегом. Любой, кому пришлось выбираться из дома сегодня, наверняка, проклинал чертову погоду. Во всяком случае, он так точно ее ненавидел. Пять минут от двери до машины, и минута под открытым небом здесь — и он уже мокрый «як хлющ».

— А кто пару дней назад утверждал, что не выдержал бы такого, потому как тебе продыху подчиненные не давали бы ни днем, ни ночью? — Продолжал посмеиваться над ним Константин. — Принесите кофе и пару сухих полотенец. — Велел он уже в коммутатор кому-то из помощников.

— Будто они так мне покой дают. — Продолжал ворчать Никольский.

Однако, мысль о том, что уже через несколько минут он насухо вытрет голову и согреется горячим кофе, несколько примирила его и с погодой, и с фактом сухости и довольства Соболева.

— Ладно, прекрати. — Все еще улыбаясь, Константин вышел из-за стола и принялся прохаживаться по кабинету.

Зная его достаточно долго, Никольский призадумался. Соболев о чем-то размышлял и, определенно, что-то задумывал. Впрочем, угадать его замыслы зачастую оказывалось просто невозможно, так что оставалось лишь ждать распоряжений.

В этот момент на пороге возникла одна из девчонок, которых Шлепко именовал «украшением вестибюля». Имени ее Борис не знал, так как Максим менял их с завидной регулярностью, заявляя, что никак не может найти таковых, которые бы выглядели достаточно смазливыми и не раздражали при этом ни его, ни самого Соболева откровенно глупым, по их мнению, поведением и поступками. Вообще, Макс отличался половым шовинизмом, считая, что девушке стоит находиться только в одном месте, и регулярно перепроверяя данный тезис со всеми этими «украшениями». Борис, посмеиваясь, не раз указывал на это Соболеву, предрекая, что рано или поздно все девчонки, побывавшие под Шлепко за обещания повысить их в карьере, объединятся, и оторвут Максу голову, или чего-то поважнее. Но Константин только пожимал плечами, приводя веский аргумент, что на работе самого Максима это пока не сказывается, и ладно.

— Что там со вчерашним? — Поинтересовался Соболев, пока сам Борис вытирал волосы, вдыхая прекрасный аромат, обещающий ему благодатное тепло.

Уточнений не требовалось, за исключением одного инцидента, открытие здания прошло, как по нотам.

— Она умаслила одного из охранников самого здания, сам понимаешь как. Парня уволил, Марии довели до сведения, что ей здесь не рады.

Константин кивнул, остановился у дивана и отрешенно принялся рассматривать картину, появившуюся в его кабинете недавно. Впрочем, Борис не сомневался, что Соболев уже знает на той каждый мазок и штрих. Иначе и быть не могло, если судить по тому, сколько времени Константин проводил перед этой картиной с тех пор, как привез ту из квартиры Карины.

— Она, кажется, где-то училась? — Не оборачиваясь, уточнил он.

— Да, местная Академия управления и права. Четвертый курс. — Тут же отозвался Борис.

Соболев молча посмотрел на него через плечо.

Никольскому осталось только кивнуть.

Не глупый, сразу понял, что прошедшее время в интересе об учебе Марии было употреблено не просто так. И как эта дура после всего додумалась явиться? Неужели не поняла характер человека, которого ублажала столько времени? Наверняка, как любит рассуждать Катерина, относится к той породе девчонок, что уверены — своими прелестями смогут захомутать и перевоспитать кого угодно. И откуда такие идиотки только берутся?

Теперь вот, ему морока лишняя, помимо прочих дел надо связываться с ректором и объяснять, почему их студентку следует отчислить. Еще и, небось, прозрачно намекнуть что, лучше бы Марии, вовсе, сменить регион проживания, от греха подальше, так сказать.

Нет уж, лучше он делегирует данное полномочие Максиму, а сам займется тем, что больше отвечает его сфере деятельности.

— Так что там с Боровом? — Тут же переключился Константин на вопрос, по которому Никольский и предложил встретиться.

— Тут такое дело, Лихуцкий…

— Да, кстати, — перебил его Константин, опять разглядывая картину. — Что это ты своего протеже на прием не притащил? Виталик наказан, где-то провинился? — С усмешкой поинтересовался он.

Борис хмыкнул. Он и правда, взял Виталия в оборот, надо же было оправдать так щедро предоставленное им самим от имени Соболева покровительство. Вот и затыкал Лихуцким все дыры, какие только было можно, чем уже не раз веселил Костю. Впрочем, Виталий оказался проворным малым и с поручениями справлялся на отлично, так что и Костя уже был доволен таким «приобретением» в их команде.

— Нет, он пару выходных попросил и уехал куда-то на Западную. Сказал, что появилась информация о том неизвестном, который, вроде бы, в твоем номере похозяйничал.

Соболев обернулся, явно заинтересовавшись предметом разговора.

— Так вот, Виталий позвонил мне ночью и сказал, что, по словам одного проверенного человека, этот тип провел немало времени под самым нашим носом, и посоветовал пообщаться с одним из людей Борова. Я сразу связался с ним по нашим каналам, тот, ясное дело, мне не обрадовался в три часа-то, но поняв, кто, и по какому вопросу — пообещал помочь. Он перезвонил мне час назад, Костя. — Борис посмотрел на внимательно слушающего его Константина, имея представление, что ему эта информация не понравится. — Боров нашел своего человека, который кому-то сливал информацию на тебя и… — Никольский помедлил. — Карину.

Глаза Соболева сузились, но он пока промолчал.

— Боров с ним потолковал, но тот еще в состоянии ответить и на твои вопросы, если у тебя есть желание. И, со всеми сожалениями и извинениями за такую ситуацию, Слава готов оказать тебе любую помощь и содействие в поиске. Сам понимаешь, он горит желанием реабилитироваться.

Борис умолк, наблюдая за Константином. Тот подошел к столу и сел на край. Достал сигарету и прикурил от зажигалки.

— Давай, договаривай. — Велел Соболев, затянувшись. — Я же по глазам вижу, что это не все.

Борис одним глотком допил свой кофе, зная, что потом не дадут.

— Человек Вячеслава, в разговоре, указал на одно из вероятных мест, где тот тип мог прятаться. Мы проверили. Там все подчищено. С ходу и не скажешь, правда, или нет. Сейчас мои криминалисты там все проверяют.

— Но? — Продолжая курить, вздернул брови Соболев.

— Это на другой стороне поселка, Костя. Заглохшая стройка. И оттуда, имея достаточно мощное оборудование, можно следить за домом.

Реакция Кости оказалась практически дословно такой, как Борис и предполагал. Ошибся лишь с одним прилагательным.


— Дождались!

С таким криком, словно бы выиграл, как минимум в шоу «О, счастливчик!», Фил влетел в гостиную, размахивая каким-то журналом. Карина обреченно следила за тем, как неугомонный эконом, на время их проживания в отеле лишенный части обязанностей, а оттого, добровольно возложивший на себя функции ее секретаря, устраивается рядом. Она только полчаса назад вернулась из дому, где полным ходом продолжалась перестройка. И сейчас, как раз, села обедать. Этот самый Фил пять минут назад подал ей обед и куда-то спешно убежал. За почтой, как теперь поняла Карина.

— Ах, как же я тебя ждал, моя красавица!

Это он не ей, это он прессе. А точнее — какому-то журналу. За последнюю неделю Фил собрал всю периодику региона и страны, где хоть мельком упоминалось об открытие центра и посвященному этому празднику. Парень маниакально просматривал статьи и заметки в поисках любого слова о своих нанимателях и, если таковые попадались, с упоением зачитывал те Карине вслух и настойчиво пытался продемонстрировать фотографии.

Карина только улыбалась. А в уме тихо удивлялась тому, что ни в одной из газет не всплыло ни одного предположения или домысла касательно ее статуса. Это впечатляло. Пресс-служба Соболева, действительно, основательно проработала данный вопрос. Везде ее именовали не иначе, как «спутницей», соревнуясь друг с другом только касательно восхищенных описательных прилагательных, дополняющих этот статус.

Декламации Филиппа она слушала вполуха, ее мысли занимали иные события и дела. Но явное безразличие Карины не сбивало энтузиазма эконома, и он продолжал находить все новые и новые статьи.

Карина же больше беспокоилась о непонятном поведении Константина. То есть, поведение его вроде бы и не изменилось, однако… Что-то было не так.

Количество охранников, без которых она не могла куда-нибудь выйти, увеличилось до трех. При этом Соболев ясно давал понять, что будет только рад, если она прихватит и четвертого охранника, так, «про запас», чтоб человек не скучал.

Под предлогом необходимости ремонта «ходовой», ее машина была изъята на два дня. И возможно Карина не заметила бы ничего странного, когда ту ей вернули, если бы не видела бронированные стекла в машине Картова.

Она ничего не сказала Косте, хоть и подозревала, что одними стеклами обновки в ее машине не ограничивались. Не удивилась бы она и, узнав, что на ту установлен датчик GPS, чтобы отслеживать местонахождение. И при всем этом Константин вел себя совершенно невозмутимо и всем видом показывал, что ничего не происходит. И делал это так, что не поверить ему было практически невозможно. А на ее замечание об охране резонно заметил, что осторожность никому не помешает.