Стелла Грей - Котобар «Депрессняк»

– Чай, кофе? – попытался проявить гостеприимство.

Учитывая, который сейчас час, им наверняка пришлось встать очень рано, чтобы добраться до меня.

Где-то глубоко внутри закопошились совесть: что, если они даже не завтракали?

– Чай, если можно, – тихо согласилась Тина, Сэм же так и не поднимал на меня глаз. – Вы не обижайтесь на него, что он даже не поздоровался. Просто Сэм тихий мальчик и стесняется.

– Ничего страшного, – слукавил я, опять же вспоминая себя. Многие из родственников считали меня сущим ангелом, потому что я умел притворяться. – Пройдемте на кухню.

В итоге я все же приготовил завтрак – жирный омлет с беконом и тостами с арахисовым маслом. Заодно попутно объяснил Тине, что где лежит. Раз уж она согласилась заменять мне горничную, то пусть запоминает.

Поставив тарелки на стол, с удивлением заметил, как Сэм впервые отлип от матери. Мальчонка покосился на аппетитно дымящуюся яичницу, затем очень тихо спросил у Тины:

– Можно?

– Конечно, сынок, – разрешила она, подвигая к нему ближе еду.

Еще никогда я не видел такой скорости, с которой пища исчезла с тарелки. Хотя нет, принесенная с улицы Виктория ела так же.

В моей груди заворочалось нехорошее предположение, которое я тут же захотел подтвердить, спросив у мальца:

– Добавку будешь?

Кивок Сэма получился очень опасливым, таким, будто за свое согласие он может получить, причем очень больно. Мальчишка затравленно вжал голову в плечи, и только когда я передал ему свою порцию, немного выбрался из кокона.

– Ваш муж бил сына? – без прекрас спросил Тину, когда та поймала мой взгляд. Разгадка их раннего прихода теперь показалась слишком простой: похоже, они сбегали от домашнего тирана.

Она промолчал, но мне и так все было ясно.

Вторую тарелку Сэм осилить полностью не смог, сдался уже на половине, но даже этого хватило, чтобы мальчонка повеселел.

В глазах все же заплясали озорные черти, а сам ребенок принялся крутиться на стуле, рассматривая окружающую обстановку.

В этот момент на кухню вошла Виктория и прямиком направилась к мисками с водой. Не знаю, где кошка пряталась до этих пор, но никакого любопытства к вновь прибывшим не проявляла. Словно до этого уже успела разглядеть и составить свои выводы.

Она продефилировала мимо так грациозно и надменно, словно королева. Собственно, в честь нее я эту беспородную животину и назвал. Из-за каменного характера, который не сломило даже суровой улицей.

– Ой, киса! – внезапно воскликнул Сэм, вытягивая голову, чтобы получше разглядеть Вики.

От незнакомого голоса кошка вздрогнула, замерла на полушаге, так и не опустив следующую лапу на пол. Ее уши застыли и встопорщились…

– А можно погладить? – задал вопрос мальчонка, уже соскальзывает со стула.

– Лучше не стоит, – предостерег, наблюдая, как шерсть вздыбливается на холке.

Для меня это был верный знак: протянешь руку – жди четыре шрама с наложением швов.

Но, кажется, мои слова ребенок воспринял не как отказ, а как не очень обязательную рекомендацию.

Я не успел даже выкрикнуть «стой», когда Сэм протянул руки к кошке. Мне оставалось только зажмуриться, понимая, что, скорее всего, сейчас будет фарш, но вместо этого услышал сдавленное «мяу».

Открыв глаза, не поверил увиденному: Виктория была сжата в тисках детских объятий и приговорена к насильственному поглаживанию.

Сэм чесал ей за ухом с таким упоением, приговаривая, что она самая мягкая и красивая киса на свете, что Виктория – даже по морде видно – офигела. А спустя еще минуту заурчала.

Я был в шоке, потому что все время до этого был уверен, что мурчательный аппарат в эту кошку либо не вмонтирован, либо сломан и восстановлению не подлежит. Чего не скажешь о когтераздирательном.

– Это хорошо, что они поладили, – задумчиво протянул я, с удивлением ощущая вспышку ревности в глубине души.

Это, как никак, моя кошка. Я ее подобрал на улице, я выходил, выкормил и научил вновь доверять рукам человеческим. А сейчас она ластилась к пальцам совершенно незнакомого мальчишки, которого видела впервые в жизни.

– Извините, – тихо проговорила Тина, опуская глаза и нервно заламывая руки, явно испытывая дикую неловкость от ситуации.

– Не за что, – наверное, гораздо более сухо, чем надо бы, отозвался я и решительно вышел из кухни, здраво полагая, что раз она пришла сюда в качестве горничной, то однозначно справится с мытьем посуды.

В свою комнату я сбежал как в последний оплот в осажденном городе. Ту самую внутреннюю крепость, что осталось нетронутой после нашествия наглых захватчиков. Хотя какие они наглые?.. Скорее, запуганные.

Если кого и стоит проучить, то поганку Маргарет, что дирижирует этим спектаклем как кукловод.

Властительница марионеток, мать ее.

Встряхнув головой, я попытался освободиться от давящей тяжести в висках, но не преуспел. Натянув джинсы и футболку, я вышел в коридор, откопал в тумбочке второй комплект ключей отдал их Тине.

– Мы точно вас не будем тяготить?

В ее взгляде была какая-то дикая смесь безнадеги и отчаянной надежды. Притом на каком-то подсознательном уровне я понимал, что если бы у девушки был выбор, она никогда бы не пришла к незнакомому мужику вместе с очевидно обожаемым сыном.

Потому попытался состроить максимально добродушное выражение лица и ответил:

– Нет, Тина, все в порядке. – И, не сводя взгляда с ее глубоких глаз, неожиданно добавил: – В конце концов, это мой выбор.

Бенедикт Осборн

Я стоял у окна, неторопливо пил горячий чай и наслаждался огнями вечернего Лондона и тишиной в квартире.

А еще пытался понять, что же меня смущает в знакомой до мелочей обстановке. В привычной до последнего атома атмосфере квартиры.

Маргарет не было уже третий день. Ее смены в баре закончились, и девушка вернулась в Рединг на учебу, торжественно объявив, что обязательно вернется и «Милый, не скучай».

Зар-ра-за. Разве можно по ней скучать? По слишком звонкому голосу, ввинчивающему в уши, по пушистым длинным волосам, которые валялись абсолютно везде. У меня в доме есть кошка, но самое линяющее существо – это женщина! Парадокс!

Присмотревшись к подоконнику, я закатил глаза и снял с него очередной волосок. Кошмар.

Про осаду в ванной я уж молчу.

Этой девушкой пропитался сам воздух квартиры, и если сначала она меня этим душила, то сейчас, на исходе третьего дня, я понял, что мне начинает ее… не хватать.

Задорной улыбки, того, как она заваривает чай, смеха и голоса, тихих шагов босых ног по паркету.

Она проникла даже в мои сны. Все так же стояла у окон в одном белье, перекинув через плечо копну волнистых локонов, но уже не била словами, а ласково смотрела… и, неторопливо заводя руки за спину, расстегивала бюстгальтер, выпуская на волю высокую грудь.

Бред какой-то.

Я раздраженно, с громким стуком поставил чашку на столик и постарался не поддаваться эмоциям, а разобрать свое состояние с точки зрения логики.

Будем объективны – все, о чем я думаю, это физическая привлекательность Маргарет. Стало быть, нужно перестать валять дурака и съездить в гости к прелестнице Марлен. Не зря я, в конце концов, оплачиваю ее квартиру и ежемесячно пополняю кредитку на приличную сумму.

Вытащив телефон из кармана, я набрал нужный контакт. Почти сразу на той стороне раздался томный женский голос с легким немецким акцентом.

– Бенедикт, дорогой, какой приятный сюрприз.

– Добрый вечер, – коротко поздоровался я и сразу перешел к делу: – Я буду у тебя через час.

– Но… ты не предупредил заранее, и я сейчас на…

– Не интересует, – досадливо поморщился я. – Ты помнишь условия нашего сотрудничества. Через час.

– Хорошо, – Марлен попыталась было изобразить интонациями прежнюю томность. – Жду с нетерпением.

Я отключился не прощаясь. Быть может, такое поведение многие посчитали бы слишком сухим, но я всегда понимал, что правильно расставленные приоритеты – залог долгого и благополучного сотрудничества, потому не собирался отступать от тех договоренностей, что мы достигли, когда Марлен согласилась стать моей любовницей.

Пока я неторопливо собирался и спускался к машине, то вспоминал историю нашего знакомства с этой, со всех сторон, примечательной немкой.

Марлен сбежала в Англию из Германии пару лет назад. Она особо не распространялась о причинах, но как педантичный человек я, естественно, выяснил всю подноготную этой женщины.

Что особо импонировало мне в Марлен – она отлично понимала, чего хочет от отношений, и с истинно немецкой ответственностью подходила к условиям договора. Так как я был брезглив, то основным требованием было не заводить параллельных интрижек. Если я ее обеспечиваю, то она доступна в любое время дня и ночи только для меня. Оставляет любой раут, бросает любую подружку и возвращается в арендованную квартиру.

Мне это всегда нравилось. Предсказуемость и определенность – вот мои главные требования от жизни. И я был готов положить немало сил, чтобы прогнуть мир и получить желаемое.

Почему же сейчас это вызывает не удовлетворение, а недовольство? Именно то, что раньше казалось образом жизни и единственно правильным вариантом.

Я доехал до новостройки в престижном районе и, оставив машину на парковке, поднялся к любовнице. Она открыла мне – платиновая блондинка, как всегда совершенная и сдержанная. Скромный наряд, туфли-лодочки на высоких шпильках, идеальный макияж и дежурно-приветственная улыбка.

– Здравствуй, Бенедикт, – проворковала Марлен и потянулась к моей щеке, чтобы коснуться поцелуем воздуха возле кожи.

Почему-то это действие вспыхнуло диссонансом где-то под кожей.

Она вся… сплошной диссонанс с желаемым.

Когда-то я сам сказал, что меня не интересуют развратные встречи в пеньюаре у дверей, и умница Мар приняла правила игры. А сейчас они вдруг осточертели до зубовного скрежета, так же, как и ее игра в идеальную аристократку. Впрочем, она ею и была, только немецкой.

А хотелось иного. Живого, яркого, светлого. Перед глазами вновь полыхнул образ русской девушки. Естественной, красивой… с яркой мимикой, когда она выговаривала мне свое честное мнение, стоя у окна в одном белье.

– Здравствуй, – эхом откликнулся я, но позволил увлечь себя вглубь квартиры.

Каблучки цок-цок-цок… Раньше это меня возбуждало, а сейчас звуки впивались в сознание и раздражали. А также невольно думалось о том, что мягкие шаги босых ног в моем доме звучали намного приятнее.

Дальнейшее напоминало мне отлаженный ритуал. Вино, короткий разговор ни о чем, а после страстный порыв в спальне. Но вжимая в постель бьющееся в экстазе тело Марлен, я не мог отделаться от желания представить совершенно другую женщину.

Оргазм принес облегчение, но не удовлетворение.

Я лежал, ощущал прижимающуюся ко мне довольную, как кошка, женщину, и понимал, хочу уехать из этого дома.

– Уже все? – недоуменно спросила немка, грациозно поднимаясь со смятой постели. – Обычно ты остаешься до утра.

– Дела, – коротко ответил я, завязывая галстук.

Умница Марлен не стала допытываться, а, накинув тонкий халатик, проводила до двери.

Я ощущал себя неуютно. Тревожно.

Будем объективны, если бы мне просто перестала нравиться любовница, не было бы никаких проблем. Они легко и быстро меняются. Но здесь… дело было в том, что мне начала нравиться другая женщина.

Конкретная женщина.

Не подходящая мне женщина.

Маргарет. Та, что вошла в жизнь и поставила ее с ног на голову.

Бре-е-ед… Как это вообще возможно? У нас с ней нет ничего общего! Никаких интересов или взглядов, никаких пересечений! Мы разного круга, разного воспитания… мы бы никогда не познакомились ближе, если бы не этот дурацкий спор с Джоном.

Неужели меня и правда потянуло на плебеек?

Маргарет Новикова

Три дня учебы пролетели как в тумане. Они были… странными. Долгими. Заставляющими задуматься. Слушая преподавателей, я то и дело кивала, старалась вникать в новые темы, но мысли постоянно ускользали куда-то к центру Лондона. В красивую ухоженную квартиру, где спит на кресле напротив панорамного окна белая кошка.

Иногда ловила себя на том, что глупо улыбаюсь, вспоминая лицо Бенедикта Осборна, когда посылала его за клубникой. Или, когда целовала в щеку на прощание. Для подтверждения легенды, разумеется. Или… Да много что вспоминалось, только лекции шли по боку. А это было не хорошо.

Тряхнув головой, обернулась на голос стоявшего позади парня. Он собирался выходить на остановке, и я вдруг поняла, что мне тоже пора. Выскочив на улицу, подняла лицо навстречу ветру и прищурилась, глядя в небо. Вздохнув полной грудью, напомнила себе о принятом недавно решении: заканчивать с этим фарсом. Слишком я заигралась в фиктивную любовь, увлеклась настолько, что не заметила, как стали стираться границы между дозволенным и запрещенным. Да и Бенедикт хорош – он столько терпел от меня, ни слова не говоря, что было сложно остановиться…