Феба зарделась как маков цвет и пролепетала:

– Мадам… вы ошибаетесь! Я… он…

– Неужели он повел себя так, что не заслуживает прощения? – насмешливо осведомилась герцогиня. – Собственно, сам он сказал мне именно так, но, я надеюсь, он преувеличивает.

– Сильвестр вовсе не желает жениться на мне, мадам. Во всяком случае, не желает сердцем! – заявила Феба. – Он всего лишь хочет заставить меня пожалеть о том, что я сбежала от него и полюбила его, когда стало уже слишком поздно. Его светлость терпеть не может проигрывать и предложение мне сделал против своей воли – он сам мне так сказал! – а потом, думаю, решил, что гордость не позволяет ему отступить.

– Право же, мне очень стыдно за него! – воскликнула герцогиня. – Он говорил мне, будто все испортил, и теперь я вижу – до конца так и не сказал правды! Меня ничуть не удивляет, что вы дали ему от ворот поворот, но я счастлива узнать, что прославленное умелое обхождение Сильвестра подвело его, когда он делал вам предложение! Насколько могу судить по собственному опыту, мужчина редко изъясняется легко и свободно, если говорит от души, будь он самым законченным дамским угодником!

– Однако он вовсе не желает жениться на мне, мадам! – стояла на своем Феба, сморкаясь в насквозь промокший носовой платок. – Он уверял меня, что это не так, но когда я сказала, что не верю ему, – он заявил, будто спорить со мной бесполезно!

– Святые угодники, что за простофиля!

– А потом я сказала, что он х-хуже Уголино, а он вообще н-ничего не ответил! – с трагическим надрывом призналась Феба.

– С меня довольно! – провозгласила герцогиня, голос которой, несмотря на все ее старания, все-таки дрогнул. – Я умываю руки! После всех этих поощрительных намеков он не нашел ничего лучшего, чем явиться домой в полном отчаянии, говоря, что вы не желаете его слушать. Он даже спросил у меня, что ему теперь делать! Я уверена, такое случилось с ним впервые в жизни!

– В п-полном отчаянии? – эхом откликнулась Феба, в душе которой вспыхнул робкий лучик надежды. – О, этого не может быть!

– Уверяю вас! Причем это повергло его в уныние. После ужина он пригласил ко мне мистера Орде выпить чаю, и даже история о сэре Ньюдженте и пуговице вызвала у него лишь слабую улыбку!

– Быть может, он… чувствует себя униженным и ему стыдно… о, я уверена, так оно и есть! Но ведь я ему даже не нравлюсь, мадам! Слышали бы вы, что он говорил мне! А потом – буквально в следующий миг – он сделал мне предложение!

– Он явно потерял рассудок. Полагаю, вы не имели намерения ввергнуть его в столь печальное состояние, но мне кажется, хотя бы из вежливости вы должны позволить ему объясниться. Скорее всего, это даст ему возможность успокоиться, а ведь сходить с ума для Солфорда – непозволительная роскошь! Только подумайте, что скажут остальные члены семьи, дорогая моя!

– Ох, мадам! – уже смеясь, запротестовала Феба.

– Что же касается того, будто вы ему не нравитесь, – продолжала герцогиня, – не знаю, как такое может быть, но не припоминаю, чтобы он когда-либо называл какую-нибудь девушку замечательной!

Феба уставилась на ее светлость, не веря своим ушам. Она попыталась заговорить, но не смогла вымолвить ни слова.

– К этому времени, – сказала герцогиня, протягивая руку к плетеному шнуру от звонка, – он наверняка сгрыз себе все ногти или убил бедного мистера Орде. Думаю, вам лучше увидеться с ним, моя дорогая, и сказать ему что-нибудь ласковое!

Феба, завязывая тесемки своей шляпки, прискорбно сбившейся набок, в большом волнении поспешно вскричала:

– О нет! Прошу вас…

Герцогиня улыбнулась ей.

– Что ж, он с тревогой ждет моего сигнала, любовь моя. Если я потяну за вот этот шнурок один раз, он тут же явится на зов. Если позвоню дважды, придет Рит, а Сильвестр поймет, что вы не желаете даже говорить с ним. Итак, каково ваше решение?

– О! – вскричала Феба в полном отчаянии, чувствуя, как горят ее щеки. – Я не могу… но я не хочу, чтобы он… О господи, что же мне делать?

– Именно то, чего вам хочется, дорогая моя, – но вы должны сказать ему об этом сами, – ответила герцогиня и один раз потянула за шнурок.

– Но я не знаю! – вскричала Феба, заламывая руки. – Я имею в виду, он не может хотеть жениться на мне! Когда он мог выбрать леди Мэри Торрингтон, а ведь она очень красива, и воспитанна, и умна, и… – Девушка в смятении умолкла, потому что дверь отворилась.

– Входи же, Сильвестр! – спокойно окликнула сына герцогиня. – Я хочу, чтобы ты проводил мисс Марлоу к ее экипажу.

– С удовольствием, мама, – ответил Сильвестр.

Герцогиня протянула руку Фебе и привлекла ее к себе для поцелуя в щеку.

– До свидания, мое дорогое дитя: надеюсь, мы скоро увидимся!

В страшном смятении Феба пробормотала нечто настолько невразумительное, что в глазах Сильвестра, терпеливо застывшего у раскрытой двери, промелькнула нечестивая усмешка.

Подходя к герцогу, мисс Марлоу осмелилась украдкой взглянуть на него. Взгляд был беглым, но в одном она уверилась совершенно точно: он ничуть не выглядел лишившимся рассудка. Да, он был, пожалуй, немного бледен, но, вместо того чтобы иметь вид человека, впавшего в отчаяние, выглядел вполне жизнерадостно и даже самоуверенно. Мисс Марлоу, не зная, что и думать, чопорно прошла мимо него, опустив глаза долу.

Закрыв за ней дверь, его светлость с полным самообладанием проговорил:

– С вашей стороны было крайне любезно доставить моей матери удовольствие познакомиться с вами, мисс Марлоу.

– Я почла за честь принять ее приглашение, сэр, – с еще бо́льшим спокойствием ответила она.

– Окажете ли вы мне честь поговорить со мной несколько минут перед тем, как уедете?

Спокойствие моментально покинуло Фебу.

– Нет… я хотела сказать, что не должна задерживаться! Понимаете, кучер бабушки очень не любит, когда его заставляют ждать!

– Знаю, – согласился герцог. – Поэтому я сказал Риту, чтобы он отправил бедолагу домой.

Феба резко остановилась на середине лестницы.

– Отправил его домой? – повторила она. – Однако, позвольте, кто дал вам право…

– Я боялся, что он простудится.

Она с негодованием воскликнула:

– Подобная мысль вам и в голову не могла прийти! А если бы и пришла, вы бы отмахнулись от нее!

– Я еще не дошел до такой стадии, – согласился герцог. – Но и вы должны признать, что на этом пути я делаю успехи! – Он улыбнулся ей. – О нет, не ешьте меня живьем! Я обещаю, что отправлю вас на Грин-стрит в одном из моих экипажей… немного погодя!

Феба, сообразив, что Сильвестр сию минуту продемонстрировал ей, как умеет добиваться своего, о чем совсем недавно говорила его мать, враждебно уставилась на него.

– Значит, я должна оставаться в вашем доме, пока ваша светлость не соблаговолит распорядиться подать экипаж к подъезду?

– Нет. Если вы не желаете хотя бы выслушать меня, я распоряжусь подать его немедленно.

Теперь девушка поняла, что он не только самоуверен, но еще и беспринципен. И вдобавок начисто лишен благородства, иначе не стал бы делать ничего столь гадкого, как улыбаться ей вот таким образом. Более того, оставаться с ним наедине было явно небезопасно: глаза его улыбались, но за этой улыбкой скрывалось нечто совершенно непонятное.

– Уверяю вас, герцог… вам нет… ни малейшей необходимости… объяснять мне что-либо! – сказала Феба.

– Вы даже не представляете, какое облегчение доставляют мне ваши слова! – отозвался он, подводя ее по коридору к открытой двери, за которой виднелась комната, стены коей были сплошь увешаны полками с книгами. – Я не намерен предпринимать ничего подобного, уверяю вас! Я бы даже назвал это губительным, а не излишним! Прошу вас, пройдемте в библиотеку!

– Какая… какая приятная комната! – сподобилась выдавить Феба, оглядываясь по сторонам.

– Да, и как много в ней книг, не правда ли? – любезно осведомился Сильвестр, закрывая дверь. – И нет, я не прочел их все!

– Я не собиралась говорить ничего подобного! – заявила девушка, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Итак, сэр, что же вы хотели сказать мне?

– Что вы – замечательная! – произнес Сильвестр и заключил ее в объятия.

Сопротивляться было, пожалуй, бесполезно и где-то даже недостойно. Кроме того, всем известно, что маньякам нужно потакать. Посему мисс Марлоу решила не перечить этому опасному сумасшедшему, обняла его за шею и даже ответила на его объятия. Прижавшись щекой к его груди, она прошептала:

– Ох, Сильвестр! Ох, Сильвестр!

И это, похоже, доставило ей несказанное удовлетворение.

– Воробышек, мой Воробышек! – ответил герцог, еще крепче прижимая ее к себе.

Поскольку здравый смысл, заключенный в этих словах, убедил ее в том, что рассудок вернулся к главе Дома Рейнов, Феба облегченно вздохнула и предложила ему очередное болеутоляющее.

– Я вовсе не имела в виду тех ужасных вещей, что наговорила тебе!

– Каких, моя прелесть? – осведомился Сильвестр, впадая в идиотизм.

– Таких… будто ты хуже Уголино. Удивляюсь, как ты не ударил меня!

– Тебе прекрасно известно, что я не позволю и волосу упасть с твоей головы, Воробышек. Я уверен, эта шляпка тебе очень идет, но позволь мне снять ее! – сказал он, развязывая ленты и отбрасывая ее головной убор в сторону. – Вот так-то лучше!

– Я не могу выйти за тебя замуж после того, как написала эту книгу! – сообщила Феба, но поспешила смягчить удар, еще плотнее прижимаясь к нему.

– Ты не только можешь, но и должна, даже если мне придется силой тащить тебя к алтарю! Иначе как, скажи на милость, я смогу исправиться?

Мисс Марлоу задумалась над предложением герцога, а потом на нее вдруг снизошло вдохновение. Она подняла на герцога глаза и сказала:

– Сильвестр! Я знаю, что нужно сделать! Я напишу новую книгу, в которой ты будешь героем!

– Нет уж, благодарю покорно, любовь моя! – вежливо, но твердо отказался он.

– А что, если я напишу продолжение «Пропавшего наследника», в котором Уголино окончательно погрязнет в пороке и закончит свои дни на эшафоте?

– Боже милосердный! Воробышек, ты – самая неисправимая из всех маленьких негодниц, что живут на этом свете! Нет!

– Но тогда все поймут, что он не мог быть тобой! – рассудительно заметила Феба. – Особенно если я посвящу роман тебе – что я смогу сделать, не нарушая приличий, если просто подпишусь псевдонимом Автор.

– А вот это прекрасная мысль! – согласился он. – Одно из тех помпезных апостольских посланий, с моим именем, набранным крупным шрифтом вверху, и нижеследующим обращением – Милорд герцог, как ты любишь меня величать, – за которым последуют несколько страниц убористого текста, пересыпанного множеством «ваших светлостей» и прочими славословиями, какие только могут прийти тебе в голову, и…

– Они не придут мне в голову! Я буду вынуждена изрядно поломать ее, чтобы сказать о тебе что-либо еще, помимо того, что ты высокомерный, самовлюбленный и…

– Не смей называть меня высокомерным! Если у меня когда-то и было высокомерие – с чем я решительно не согласен! – то разве оно могло сохраниться после того, как вы с Томом прошлись по мне железной метлой, а? – Он умолк и, повернув голову к двери, прислушался. – Вот, если я не ошибаюсь, и Томас! Легок на помине! Думаю, Воробышек, – ты ведь согласна со мной? – он заслужил честь стать первым, кто принесет нам свои поздравления? Он ведь так старался помирить нас! – Подойдя к двери, герцог распахнул ее и увидел, что Том, которого только что впустили в особняк, направился к лестнице. – Томас, проходи в библиотеку! Мне нужно сообщить тебе кое-что интересное! – Глаза его светлости загорелись, когда он увидел маленький букетик цветов в руках юноши, и герцог добавил: – А это еще что, хотел бы я знать?

– Ровным счетом ничего! – небрежно ответил Том, хотя и зарделся. – Я случайно заметил их и решил, что они понравятся ее светлости. Вчера вечером она как раз говорила мне – в Чансе ей недостает весенних цветов.

– Ах, вот оно что! Увиваешься за моей матерью, да? Даже не думай, что я соглашусь назвать тебя отчимом, имей в виду!

– Сдается мне, нельзя так легкомысленно говорить о ее светлости, – с достоинством возразил Том.

– И ты совершенно прав! – одобрительно заметила Феба, когда он вошел в комнату. – А цветы – очень милый знак внимания: именно то, что, по мнению миссис Орде, ты и должен был сделать!

– Что ж, я как раз и собирался… Ого, клянусь Юпитером! – воскликнул вдруг Том, с жадным любопытством глядя на Сильвестра и Фебу.

– Да, то самое, – сказал Сильвестр.

– Вот и славно! – провозгласил Том, тепло пожимая герцогу руку. – Рад за вас, как никогда в жизни! Особенно после того, как ты показала себя такой гусыней, Феба! Я желаю счастья вам обоим! – После этого он обнял Фебу, посоветовав ей научиться вести себя прилично, и добавил с редким тактом, что ему пора уходить.