Мальчик изо всех сил старался сгладить неловкость положения. Филипп, который всегда обожал Ниссу, едва сдерживал слезы. Да, братец постарался выставить себя дураком, с огорчением подумал Джайлз.

– У тебя и вправду все хорошо? – взволнованно спросил у сестры Филипп.

Нисса крепко обняла брата.

– Да, Филипп, у меня все хорошо.

– Почему ты за него вышла?

– Сейчас я ничего тебе не скажу, Филипп, однако ты должен мне верить – все хорошо. Граф – хороший человек. И он очень добр ко мне. Понимаю, что ты шокирован, но никогда впредь не заговаривай со мной таким тоном, братец, и не подвергай сомнению мою честь. Тебе следует знать, что я никогда не опозорю нашу семью. Родись я мальчиком, и титул графа Лэнгфорда принадлежал бы сегодня мне, а не твоему отцу. Запомни это на будущее, Филипп! А теперь поцелуй меня и поприветствуй моего супруга так, как положено.

Чмокнув Ниссу в щеку, виконт Уиндхем протянул руку графу Марчу.

– Примите поздравления по случаю женитьбы на моей сестре, милорд, – натянуто сказал он.

– Благодарю, милорд, – ответил граф. Мальчик был явно смущен и рассержен. Потребуется время, чтобы завоевать его доверие. Как трогательно он предан сестре!

– Не случилось ли при дворе чего-нибудь интересного? – спросила Нисса у братьев. – Кажется, мы отсутствуем целую вечность, хотя провели друг с другом так мало времени. Сегодня утром мне надлежит вернуться к королеве. – Улыбнувшись мужу, она продолжала расспрашивать братьев: – Вы поедете с нами домой, когда мы покинем двор?

– Я поеду, – сказал Филипп. – Мне тут не очень нравится, хотя я рад, что побывал при дворе и набрался опыта.

– А я, – вмешался Джайлз, – останусь в услужении у королевы Анны. Ты, кажется, не слушала, когда я говорил это лорду де Уинтеру!

– Джайлз, вы должны называть меня Вариан, – предложил граф. – И вы тоже, Филипп. В конце концов, теперь мы одна семья.

– Ты интересовалась сплетнями, Нисса, – Филипп игнорировал зятя. – Видели, как Кэтрин Говард прогуливалась в саду в обществе короля – только они двое, никаких сопровождающих. Леди Хорек едва могла дождаться удобной возможности, чтобы сообщить эту новость всем прочим дамам королевской свиты. По моему мнению, эта дама явно зарывает свой талант в землю: из нее вышла бы отличная сводня. Хотя чего еще ждать, учитывая ее происхождение.

– Леди Хорек? – не понял граф Марч, но потом его лицо прояснилось. – Конечно! Вы говорите о леди Рогфорд, не так ли, Филипп? Какое удачное прозвище. Мне всегда казалось, что она очень похожа на ласку или хорька. – Он усмехнулся. – У вас зоркий глаз, сэр. Поздравляю.

Смягчившись, Филипп честно заметил:

– Мне она никогда не нравилась. Вечно шныряет вокруг и подслушивает.

– И я ее терпеть не могу, – согласился Вариан де Уинтер.

– Вариан полагает, что нам следует завязать узлом язык леди Марло, чтобы поменьше сплетничала, – сообщила братьям Нисса.

Они разразились смехом. Напряжение, которое сковывало всех присутствующих, внезапно улетучилось. Слуга принес вино и пирожных. Целый час мальчики провели в обществе сестры и ее супруга, прежде чем откланяться и отбыть ко двору. Каждый из братьев стал богаче, сжимая в руке золотую монету, полученную от графа Марча.

– Жаль, что у нас только один зять, – заметил Джайлз.

– Кажется, он не такой плохой, как я боялся, – признался Филипп.

– Вы были с ними очень милы, – сказала Нисса Вариану, когда братья наконец уехали. – Джайлз настоящий дипломат, зато Филипп бывает очень колючим.

– Филипп вас обожает, – заметил граф.

– Да, когда он родился, мне почти исполнилось четыре. Поэтому я нянчилась с ним. Джайлз появился еще через три с половиной года. А до этого мы с Филиппом были вдвоем, поэтому между нами такая крепкая связь. Он обижен, потому что я не сказала ему всей правды о нашем браке. Но я буду молчать, пока мы не приедем к маме с папой. Он очень вспыльчивый, наш Филипп! С него станется бросить вызов вашему деду; разумеется, ничем хорошим это не кончилось бы. Кроме того, теперь, когда король положил глаз на вашу кузину, герцог не захочет отказать себе в удовольствии наблюдать за исполнением своего заветного желания из-за скандала, затеянного тринадцатилетним мальчишкой. Филипп вполне может отправиться в Тауэр, и бедной маме придется слезами вымаливать ему прощение.

– А что, мои новые родственники всегда вмешиваются в дела друг друга?

– Да, – кивнула Нисса. – Женившись на мне, Вариан де Уинтер, вы женились на всех Уиндхемах и на Лэнгфордах и на их родне. Теперь у вас в родственниках лорд Джеймс Олкотт, его сыновья – маркиз Бересфорд и маркиз Эдни, а также О’Брайены из Киллало и их супруги. И, разумеется, есть еще мои ближайшие родные – Морганы из Эшби-Холл, тетя Блисс и дядя Оуэн, лорд и леди Кингсли; не забудем и моих кузенов. Одиночество вам больше не грозит, Вариан. Подозреваю, что время от времени вам даже захочется, чтобы вас оставили в покое, – закончила она со смехом. – Ах да. Рождество мы всегда встречаем в Риверс-Эдж. Мама лучше всех на свете умеет устраивать праздники!

Значит, их ожидает размеренная сельская жизнь, подумал граф, причем не без удовольствия. Новые родственники присоветуют, как лучше всего обустроить его поместье. Кузены Ниссы найдут себе жен, и вокруг будет прорва детей. Новое поколение, которое будет воспитываться в окружении большой и дружной семьи. Они будут вместе отмечать праздники; съезжаться на свадьбы и крестины. Делить на всех не только радости, но и печали – без них, к сожалению, не обходится…

Он вспомнил, как дедова жена, леди Элизабет, сказала ему однажды:

– Вариан, не позволяй герцогу Томасу убедить тебя, будто золото и власть и есть самое важное в жизни! В трудные времена мы черпаем силу в любви наших близких. Помни об этом.

И Вариан помнил, хотя любви в дедовом доме почти не видел. Но теперь он нашел любовь и заботу, которых ему так не хватало, а также семью, о которой он всегда мечтал.

На следующий день они вернулись во дворец. Нисса немедленно отправилась к королеве, которая в беседе с глазу на глаз сообщила ей новость:

– Король одарил госпожу Говард значительными земельными угодьями, а также золотым футляром для благовоний. Кажется, Нисса, мое время подходит к концу. Если хочешь, можешь вернуться домой вместе со своим супругом – в любой момент, как пожелаешь.

Но Нисса покачала головой.

– Я останусь с вами, мадам, – ответила она своей госпоже и улыбнулась. – Джайлз сказал, что вы просили его остаться в вашей свите. Он очень рад.

– Он хороший мальчик, – с улыбкой ответила королева. – Отлично поладил с Гансом. Двух пажей будет достаточно, поскольку Хендрик уже дал знать, что моя свита будет весьма малочисленной.

– Вас это огорчает, моя дорогая госпожа?

– Нет, – ответила леди Анна. – Право же, меня мало прельщают вся эта показная пышность и суета. Хотя признаюсь, что полюбила танцы, игру в карты и новые платья. И я уже сделала выбор – мой новый дом будет в Ричмонде. Хендрик обещал подарить мне еще один дом или даже два. Пусть решает сам. В Ричмонде очень красиво, и мне очень нравится река – она напоминает мне о родном Рейне. Там я буду счастлива. Буду развлекать принцессу Марию, которая стала мне подругой. Хендрик обещал, что время от времени у меня будет гостить также и малышка Бесс. Такая умная девочка! Я очень ее люблю.

– Значит, вы довольны, что остаетесь в Англии? – спросила Нисса. – Но разве вы не скучаете по своим родным?

– Я оставила мою семью, когда приехала сюда, чтобы выйти за Хендрика, – ответила королева. – Предпочитаю остаться в Англии, нежели снова оказаться при дворе моего брата-герцога. Наш отец был человеком суровым, но хотя бы понимал хорошую шутку. А брат Вильгельм слишком уж строг. Он не станет вмешиваться, пока думает, что я счастлива. В Англии будет больше свободы, чем в Клеве, если вернусь туда. Замуж я больше не выйду, Нисса; так для меня будет лучше. Но как ты? Тебе нравится твой муж? Надеюсь, что ты найдешь счастье в замужестве, несмотря на его обстоятельства.

– Вариан – очень веселый человек, – с улыбкой сказала Нисса.

– И тебе нравится его… – Королева замялась.

Нисса тотчас поняла, что она имеет в виду, и с живостью откликнулась:

– Да, мадам! Мне очень нравится его внимание. Конечно, я не могу сравнивать, однако признаюсь, что наши свидания в постели доставляют мне огромное удовольствие.

– Что ж, – ответила Анна. – Начало хорошее.

Все только и судачили о том, что король осыпает знаками внимания Кэтрин Говард, так что Нисса и ее супруг больше не были притчей во языцех. Сплетники нашли новую, куда более интересную мишень, нежели подозрительные полночные обстоятельства стремительного брака графа Марча и леди Ниссы Уиндхем. Кроме того, по приказу Кромвеля был арестован лорд Лайл, отец Анны и Кэтрин Бассет. Сестры были в ужасе. Потом в Тауэр отправили епископа Сэмпсона, сторонника Гардинера. Каждый день приносил вести о новом разоблачении. Король вел себя так, будто он двадцатилетний юнец, а не зрелый муж на пороге сорок девятого дня рождения.

Король и королева появились вместе на Майский день и все последующие пять дней рыцарских турниров в Уэстчестере. Их видели вместе на пирах, следовавших за турнирами, в Дурхэм-Хаус. На пиршества допускались простые люди, которые приходили, чтобы поглазеть на короля, на королеву и на придворных. Простые англичане очень любили Анну Клевскую; она была для них воплощением доброты и королевского достоинства. Король, если и испытывал недовольство по этому поводу, умело его скрывал. Он чествовал победителей боев, и каждый получал кошель с сотней золотых монет и дом, в котором мог поселиться. Во время этой недели в начале мая, недели пиров и увеселений, подданные видели Генриха и Анну вместе, как супружескую чету, в последний раз.

Месяц пролетел быстро. Кэтрин Говард все еще числилась фрейлиной королевы, хотя присутствовала в покоях фрейлин или в свите Анны все реже и реже. Как и было условлено с Генрихом, Анна делала вид, что ничего не знает. Действие, однако, развивалось стремительно. Королева смогла в этом убедиться десятого июня, когда капитан гвардии арестовал Томаса Кромвеля прямо во время заседания Тайного совета.

Выслушав объявление о своем аресте, канцлер в гневе сорвал с головы шляпу и швырнул ее на стол.

– Сохрани, Господи, моего повелителя короля! – вскричал он, когда торжествующий Норфолк вместе с графом Саутгемптонским начали срывать с него цепь и знаки отличия. – Сейчас сила на вашей стороне, милорды, но вы и понятия не имеете, какую опасную игру затеяли!

Капитан королевской гвардии вел низложенного канцлера до баркаса, уже готового отвезти арестованного вниз по реке прямо в Тауэр.

В приказе об аресте Томаса Кромвеля упоминалось и низкое происхождение. Все знали, что это постарался герцог Норфолк, которому была ненавистна мысль, что человек из низов может забраться столь высоко. Канцлера обвинили в государственной измене. Ему вменяли злоупотребление властью и дурное управление – голословно, не имея никаких доказательств. Говорили, будто он узурпировал власть короля, выпустив на свободу предателей; будто без дозволения короля раздавал патенты и заключал соглашения. Что еще хуже, враги Кромвеля, сэр Джордж Трокмортон и сэр Ричард Рич, обвинили его в ереси! Рич был известен тем, что самым злостным образом лжесвидетельствовал во время суда над сэром Томасом Мором.

Дело было полностью сфабриковано врагами Кромвеля, а их у него хватало и в низших, и в высших слоях общества. И король поверил их выдумкам, потому что ему это было очень кстати, ведь он до сих пор не мог простить Кромвелю того, что тот сосватал ему в жены Анну Клевскую. Кромвель написал Генриху покаянное письмо, которым умолял господина простить его преступления и взывал к милосердию. Но король отмахнулся от верного слуги.

Зная, что Кромвель не еретик, архиепископ Кранмер храбро попытался вступиться за друга. Он был одним из немногих при дворе, кто по-настоящему ценил и понимал Томаса Кромвеля, вернейшего из слуг короля. Все, что делал Кромвель, наилучшим образом отвечало интересам Генриха Тюдора. Но король не желал ничего слышать. Кромвель был признан виновным и должен был понести наказание за преступления, которые ему приписывали. Арестованные весной по приказу Кромвеля епископы Сэмпсон и Чичестер были отпущены на свободу, как и сэр Николас Кэрью, и губернатор Кале лорд Лайл, отец сестер Бассет. В черном списке Кромвеля были и другие епископы, но он не успел до них добраться прежде, чем арестовали его самого.

Кэтрин Говард перевезли на другой берег Темзы; она оставила службу при королеве Анне и поселилась во дворце Ламбет. Простые люди Лондона гневно роптали, видя, как король ежедневно переправлялся через реку, чтобы провести время с возлюбленной. Даже королева не могла дольше делать вид, что ничего не знает. Но, что бы ни думала Анна по поводу поведения супруга, эти мысли она держала при себе. Во всеуслышание она заявляла, что молчит, не желая давать повода злым языкам. Приближенным дамам, которые пытались вызвать ее на откровенность, она твердила одно: