– На этой кровати отлично могут поместиться двое, – дворецкий обратился к Ниссе как к старшей по положению из трех женщин. – Под ней есть выдвижная кушетка, на которой может спать третья.

– Прекрасно, – сказала Нисса. – Полагаю, что такая же выдвижная кушетка есть и под кроватью королевы, так что при ней всегда сможет быть одна из нас.

– Да, миледи. У лорда и леди Бэйнтон будет отдельная комната.

– Что ж, отлично. Поскольку королева еще не прибыла из Хэмптон-Корта, распорядитесь, чтобы принесли наши вещи. Мы сможем пока устроиться… Но прошу дать нам знать, когда покажется королевская баржа. Мы должны быть на причале, чтобы приветствовать королеву.

– Разумеется, миледи, – кивнул дворецкий и вышел.

Кейт и Бесси решили, что у них будет одна камеристка на двоих. Это была кумушка в годах, по имени Мэвис. Они с Тилли понравились друг другу с первого взгляда. Очень скоро служанки весело болтали, распаковывая сундуки и раскладывая по местам одежду и прочие вещи, которые привезли с собой хозяйки. Им пришлась по душе крошечная комнатка с внушительных размеров кроватью, которую им предстояло делить по ночам. Просто роскошные апартаменты, решили они. В противоположном углу находился внушительных размеров камин, что обещало тепло, покуда в нем будет гореть огонь.

Пока горничные хлопотали, чтобы они все могли разместиться с удобством, три подруги вышли в сад. Бродя по тропинкам, девушки обнаружили поздние розы, еще не тронутые холодами, они цвели ярким пунцовым цветом возле обращенной на южную сторону стены. Женщины собрали эту нежную красоту, чтобы украсить гостиную королевы, поскольку понимали, как обрадуется Кэт этому знаку внимания!

Пришел дворецкий и сообщил, что вдали показалась баржа королевы. Девушки побежали на причал, чтобы встретить дорогую подругу.

– Интересно, в каком она настроении, – сказала Кейт.

Да, интересно, думала про себя Нисса. Она не знала, удивляться ей или радоваться, когда Кэтрин, едва ступив на берег, приветствовала их так, будто ничего страшного не случилось, будто не вынуждена она бороться за собственную жизнь. Она обняла их каждую по очереди и перецеловала, от души радуясь, что они приехали, чтобы быть с ней.

– Ты, Нисса, наверное, злишься на меня больше всех, – воскликнула Кэт, сияя своей обезоруживающей улыбкой. – Ведь ты надеялась, что проведешь праздник Богоявления дома, в своем обожаемом Риверс-Эдж.

– Я нисколько не расстроена, ваша светлость! Это большая честь для меня – быть вам полезной в час испытания, – ответила Нисса.

– Зато Генрих злится на меня, – продолжала королева, взяв Ниссу под руку и направляясь к дому. – Я написала ему такое прекрасное письмо! Но, разумеется, в конце концов он меня простит. А тем временем решил меня наказать, засадив в этот дом в глухом краю! Но, – продолжала она со смехом, – мы устроим себе самые веселые двенадцать рождественских дней, не так ли? Будем резвиться, как будто мы все еще дети. Никаких забот и никаких мужчин.

Нисса едва верила собственным ушам. Неужели Кэт не понимает, насколько серьезно ее положение? Похоже, что нет.

– Говорят, леди Рогфорд сошла с ума, – осторожно начала она.

– Я так рада, что избавилась от нее, – с жаром подхватила Кэт. – Вечно меня изводила! Она казалась мне милой, но в действительности была очень гадкой особой. Неудивительно, что она больше не выходила замуж. Она не может понравиться ни одному мужчине!

Они вошли в дом, и королева, едва успев оглядеться по сторонам, начала жаловаться:

– Но это никуда не годится! Нельзя же всерьез требовать от меня, чтобы я жила в такой грязной конуре! Ох, гадкий Генрих! Чертов скупердяй! – Развернувшись на каблуках, она накинулась на Эдварда Бэйнтона: – Милорд, вы должны написать королю и сказать, что мне здесь слишком тесно!

– Ваше величество, король считает, что обеспечил вас очень щедро, – сурово возразил Бэйнтон. – Я не могу писать ему жалоб.

– Ну и ладно. Я напишу ему сама.

– Может быть, мы не задержимся здесь надолго, – мягко заметила Нисса, пытаясь успокоить королеву. – Видите ли, ваше величество, за то время, пока вы напишете королю, да пока он все обдумает и ответит вам в письме, ваши обстоятельства, возможно, успеют измениться к лучшему.

– Вы нам очень помогли, – сказала позже леди Бэйнтон. – Вы умеете с ней обращаться. Примите мою благодарность, леди де Уинтер. Вопреки обстоятельствам, эта женщина по-прежнему пытается повелевать, и ей трудно угодить.

– Она очень боится, – сказала Нисса.

– А по виду не скажешь, – ответила добрая леди Бэйнтон.

– Конечно. Она скрывает свой страх. В конце концов, она ведь урожденная Говард.


Первым, кого допросил Тайный совет, был Генрих Мэнокс, лютнист из дома вдовствующей герцогини. Он охотно признался, что пытался соблазнить Кэтрин Говард, когда той не было и тринадцати.

– Для девочки столь нежного возраста она была слишком уж округлившаяся, – вспоминал он. – Клянусь, милорды, грудь у нее была, как у шестнадцатилетней.

– Познали ли вы ее в библейском смысле? – спросил герцог Саффолк. – Говорите правду! От этого зависит ваша жизнь, – предостерег он.

Мэнокс затряс головой.

– Я был первым мужчиной, который положил на нее глаз. А с неопытной девицей спешить нельзя, – заговорил он. – Все равно как взнуздать кобылу в первый раз. Я ее почти приручил, но она взяла и дала деру, переметнувшись к этому негодяю Дерему. Я только зря потратил силы и время, чертову Дерему досталась ее девичья честь! И все равно я бы не отказался ее попробовать даже после этого. Уж очень лакомый она была кусочек, эта Кэт.

Однажды я попытался избавиться от Дерема, чтобы она вернулась ко мне. Увы, ничего не вышло. Я посоветовал вдовствующей герцогине сделать вид, будто она отходит ко сну, а часом позже навестить в спальне госпожу Кэтрин Говард, ведь там ее ждало нечто весьма возмутительное.

– И она пошла? – раздраженно спросил герцог Норфолк.

– Нет, – ответил Мэнокс. – Отвесила мне оплеуху и сказала, что я смутьян и лишусь покровительства и места в ее доме, если не оставлю свои грязные и непристойные намеки. Что еще я мог сделать?

Сухие губы герцога Норфолка сложились в гримасу отвращения. Какую непростительную глупость совершила тогда мачеха!

Тайный совет начал обсуждение. Было решено, что Генрих Мэнокс не скажет больше ничего полезного, очевидно, в этом деле он фигура третьестепенная. К величайшей радости музыканта, его освободили из-под стражи и велели убираться. Он спешно покинул Лондон. Больше о Генрихе Мэноксе никто никогда не слышал.

Следующей перед Тайным советом предстала госпожа Кэтрин Тилни, которая находилась при королеве и до, и после ее возвышения. Она приходилась королеве дальней родней. Это была простая, не блещущая красотой молодая женщина, ничем особым не примечательная.

– Вы провели некоторое время при Кэтрин Говард, не так ли? – спросил ее герцог Саффолк.

– Да, – ответила Кэтрин Тилни. – Я знала ее еще с тех пор, как мы жили в Хоршеме, совсем девчонками. Разумеется, она-то была Говард, куда мне до нее. Я радовалась своей удаче, когда меня отправили в Ламбет вместе с ней.

– Какой она была тогда? – продолжал допрос герцог Саффолк.

– Упрямой, – смело ответила Тилни. – Кэтрин Говард всегда и во всем была сама себе хозяйка. Нет, она не была грубой и заносчивой, как раз наоборот. И сердце у нее было доброе, да только упрямства и своеволия хоть отбавляй.

– Госпожа Тилни, что произошло во время путешествия этим летом?

– Прошу вас, милорд, выразиться точнее, что вы имеете в виду?

– Расскажите нам, как вела себя королева, – мягко подсказал Саффолк. – Была ли она образцовой супругой королю? Или, возможно, в ее поведении было нечто намекающее на обман?

– Действительно, весной она стала вести себя как-то странно, – ответила женщина, сразу догадавшись, куда дует ветер. – В Линкольне был разбит и лагерь, и королевский шатер, но король с королевой оставались в замке. Две ночи подряд королева исчезала из спальни, обычно после того, как пробьет одиннадцать. А возвращалась не раньше четырех или пяти утра.

– Вам известно, куда она ходила? – спросил Саффолк, и прочие члены Тайного совета подались вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что может сказать эта молодая особа.

– Комната леди Рогфорд находилась двумя этажами выше личных покоев королевы. Когда королева уходила в первый раз, она взяла с собой меня и Маргарет Мортон. Мы дошли до покоев леди Рогфорд, и она туда вошла, а нас отослала обратно. Я слышала, как задвинули засов. Во второй раз ее сопровождала только я. На сей раз мне велели дежурить снаружи за дверью, вместе со служанкой леди Рогфорд. И снова мы вернулись примерно в пять утра. Мне было очень неудобно там сидеть, в коридоре стояла жуткая сырость.

– А леди Рогфорд находилась в комнате с королевой? – задал вопрос епископ Гардинер.

– Я не знаю, милорд. Королева меня любила, поэтому, думаю, доверяла мне больше, чем прочим девушкам. Я относила леди Рогфорд весьма странные записки, а от нее приносила королеве записки уж очень странные. То есть слова-то были обычные, только казались вовсе лишенными смысла.

– Возможно ли, чтобы королева была с господином Деремом? – грозно спросил Саффолк.

– Господин Дерем присоединился к королевскому двору лишь в Понтефракте, милорды, – ответила Кэтрин Тилни. – Значит, это невозможно.

– Почему вы никому не сообщили о странностях в поведении королевы, госпожа Тилни? – спросил герцог Норфолк.

Кэтрин Тилни посмотрела на герцога Томаса так, будто сомневалась в здравости его рассудка.

– К кому я могла бы пойти, милорд? Может быть, к королю? И что я могла бы ему сказать? Что у его супруги какие-то тайны и вообще она странно себя ведет? Я простая служанка в королевских покоях, я даже не дворянка. Мое ли дело осуждать королеву? Даже посмей я все-таки открыть рот, мне никто бы не поверил – ни король, ни вы сами, милорд, – ответила Тилни.

– Мы благодарим вас за помощь, госпожа Тилни, – заключил Саффолк. – Теперь можете удалиться, однако нам, возможно, захочется побеседовать с вами еще раз.

Женщина сделала реверанс, и ее вывели из зала заседания и сопроводили назад в камеру.

– Ну, джентльмены, что вы думаете? – спросил герцог Саффолкский.

– Может показаться, что королева замешана в неких бесчестных делах, – ответил граф Саутгемптон.

– Да, но в каких именно? И с кем? – подал голос лорд Рассел.

– Мне кажется, нет сомнений в том, чем именно она занималась, – ответил ему лорд Одли. – Остается лишь вопрос, с кем?

– Милорды, возможно, у меня есть ответ, – заявил архиепископ. – Полагаю, Томас Калпепер и есть тот негодяй, которого мы ищем, однако у меня пока нет необходимых доказательств. Кажется, королева очень его любит. Он находился в свите короля во время путешествия, все четыре месяца. Он мог бы знать распорядок дня королевы не хуже самого короля, поскольку он состоит у него на службе.

– Побойтесь бога, Кранмер! – воскликнул герцог Норфолк. – Да Калпепер фактически вырос в королевских апартаментах! Его привезли ко двору совсем юным, чтобы отдать в пажи. Король питает к нему глубокую привязанность. Этого просто не может быть!

Архиепископ пожал плечами.

– Меня навели на эти подозрения.

– Кто? – спросил Норфолк.

– Боюсь, ваша же племянница, – ответил Томас Кранмер.

– Полагаю, – вмешался Саффолк, – нам лучше продолжать допрос свидетелей. Следующей идет Маргарет Мортон, еще одна девица из покоев королевы. – И он дал знак стоящей в дверях страже. – Введите госпожу Мортон!

Она вошла, рыхлая и еще менее привлекательная, нежели Кэтрин Тилни, если такое возможно. Женщина раздувалась от гордости и самодовольства. Еще бы, ведь она такая важная свидетельница! Она неуклюже присела в реверансе.

– Чем я могу помочь вам, милорды? – спросила Маргарет Мортон, не дожидаясь, пока ей будет дозволено говорить. Похоже, она даже не понимала, какой промах совершила.

– Госпожа Тилни сообщила, что королева во время путешествия вела себя довольно странно – ночные отлучки и прочее. Заметили ли вы нечто такое, о чем хотели бы рассказать Тайному совету?

– О да! – с готовностью воскликнула Маргарет Мортон. – Я уверена, нет сомнений, что ее величество и эта баба Рогфорд что-то затевали. Вечно о чем-то шушукались, слали записки туда-сюда, в которых ничего нельзя было разобрать. Да еще письма, которые Рогфорд брала у королевы и куда-то с ними убегала. А потом приносила другие письма ее величества.

– В Линкольне вы втайне выходили куда-то с королевой, – мягко подсказал герцог Саффолк.

– Да, милорды, и в Йорке, и в Понтефракте. Мы, служанки в личных покоях королевы, вечно суетимся, то входим, то выходим. Но в Понтефракте ее величество накричала на госпожу Луффлин, потому что та вошла в ее спальню и не постучала. Она выгнала ее и впредь запретила кому-нибудь из нас входить в спальню, если она сама не прикажет. В ту ночь королева заперлась с леди Рогфорд. И это странно само по себе, милорды, – заявила она многозначительно. – Дверь не только закрыли на замок, но вдобавок и на засов изнутри. И что же, милорды? Именно в тот момент королю не захотелось навестить свою женушку! Очевидно, он предполагал провести ночь в ее постели. Со всем уважением, милорды, но он был в халате, ночной рубашке и ночном колпаке, а дверь-то оказалась заперта. – Женщина обвела взглядом зал заседаний Тайного совета, чтобы убедиться, какой эффект произвели ее слова. Явно довольная собой, она продолжала: – Так вот, милорды, мы стали колотить в дверь, и голос леди Рогфорд в конце концов спросил, чего нам нужно. Мы сказали – тут король, он желает видеть королеву. Я стояла возле самой двери. Так вот, там было чего слышно: сначала шарканье ног, потом Рогфорд бормотала, что замок не открывается, а король тем временем терял терпение. Наконец дверь чуть приоткрылась, и выглянула Рогфорд. «Королева, – говорит она, – страдает от жуткой головной боли и умоляет короля уйти, чтобы она могла отдохнуть в одиночестве и прийти в себя, чтобы наутро ехать с королем на охоту». Разумеется, король, такой любезный джентльмен, уважил ее просьбу. Да простит Господь мне эти слова, милорды, но в тот момент я подумала про себя, что там с ней другой мужчина, не иначе.